Лермонтовские реликвии в пространстве пятигорского музея поэта
Государственный музей-заповедник М.Ю. Лермонтова в Пятигорске (ГМЗЛ) был образован в 1912 году в доме, где поэт провел последние месяцы своей жизни и написал последние стихи. Он является одним из старейших литературно-мемориальных музеев России. Знаменитый «Домик Лермонтова» до наших дней сохранил свой первозданный вид.
М.Ю. ЛЕРМОНТОВ (?). Кавказский вид с фигурами горцев (одна мужская и две женские). 1841
Бумага, гуашь, акварель. 17,7 × 15,9
© ГМЗЛ
Сегодня музей включает несколько отделов, расположенных в четырех старинных пятигорских усадьбах. Коллекции музея содержат многочисленные уникальные экспонаты, в том числе личные вещи поэта, произведения живописи и графики из изобразительного наследия Михаила Юрьевича Лермонтова (1814-1841). Среди них подлинная картина «Вид Крестовой горы», написанная в 1837-1838 годах, подлинный рисунок «Три портрета», переданный в дар музею известным лермонтоведом В.А. Мануйловым в июне 1972 года. Особо следует сказать о двух старинных акварелях из жизни кавказских горцев из собрания музея. Долгое время они атрибутировались как приписываемые поэту и не были введены в научный оборот. Однако в пользу лермонтовского авторства акварелей говорит свидетельство дарителей - А.З. и Н.З. Поповых, датировка работ, выполненная в Центральных государственных реставрационных мастерских имени академика И.Э. Грабаря (ЦГРМ), а также сходство в выборе автором цветовой палитры и изображаемых художественных образов с аналогичной эстетической интерпретацией кавказских реалий в известных графических и живописных работах поэта. Не может не привлечь внимания знатоков лермонтовского живописного наследия история двух старинных акварелей, приписываемых М.Ю. Лермонтову, - «Кавказский вид с фигурами горцев (одна мужская и две женские)» и «Кавказский вид с четырьмя фигурами (три мужских и одна женская)» - с сюжетами из жизни кавказских горцев. Они были приобретены лермонтовским музеем в Пятигорске в 1941 году у Анны Захаровны и Нины Захаровны Поповых. В семью Поповых они поступили в начале 1900-х годов из семьи Николая Васильевича Чилаева, приходившегося сыном Василию Ивановичу Чилаеву, владельцу домика под камышовой кровлей, где Лермонтов снимал квартиру в 1841 году. По устному рассказу A.З. и Н.З. Поповых, поэт оставил рисунки на память B.И. Чилаеву незадолго до своей роковой дуэли. Когда Чилаевы продавали свой дом в Пятигорске, они передали некоторые вещи, оставшиеся от Лермонтова, родственникам, и таким образом акварели сохранились в семье. О том, что акварели написаны Лермонтовым, А.З. Попова слышала неоднократно от своей матери. Отметим, что на факт дарения Лермонтовым своих работ друзьям и знакомым обратил внимание еще И.С. Зильберштейн: «Поэт часто дарил друзьям и добрым знакомым свои картины, акварели и рисунки <...>. Можно привести мемуарные и эпистолярные свидетельства, которые дают возможность назвать по крайней мере пятнадцать человек, получивших от самого Лермонтова исполненные им картины, акварели и рисунки. А сколько было подобного рода подарков, о которых никаких сведений до нас не дошло?!»[1].
В 1941 году Анна Захаровна Попова писала в «Домик Лермонтова» в Пятигорске: «Музей Лермонтова приобрел у нас портрет в красках бабушки (бабушка владелиц акварелей Мария Васильевна Мурлыкина была родственницей жены Василия Ивановича Чилаева и лично знала М.Ю. Лермонтова. - Е.С.) и рисунки Лермонтова.»[2].
В научных паспортах, составленных на эти единицы хранения, имеется следующая запись: «Акварели приписываются М.Ю. Лермонтову на основании документальных источников поступления (имеются в виду письма Н.З. и А.З. Поповых в музей «Домик Лермонтова». - Е.С.) и манеры письма, характерной для М.Ю. Лермонтова».
Акварели реставрированы в 1966 году в ЦГРМ. Реставраторы провели работу по очищению акварелей, укреплению и наращиванию красочного слоя, восполнению утрат и подклейке. После проведенной реставрации акварели были размещены в экспозиции «Домика Лермонтова». П.Е. Селегей, бывший директор ГМЗЛ, отмечает в путеводителе по музею: «На стенах приемной помещены <...> два акварельных рисунка, приписываемых кисти Лермонтова, переданные в музей родственниками хозяина дома»[3].
Отметим, что до сих пор работы не публиковались среди живописных и графических произведений поэта, не комментировались и широко не обсуждались. Рассмотрим каждую из них более подробно.
На акварели «Кавказский вид с фигурами горцев (одна мужская и две женские)» на фоне гор, покрытых темной зеленью, изображены три фигуры: всадник - горец в черкеске, с белым башлыком на голове; за плечом у него ружье на ремне. Всадник, видимо, готовится в дорогу и смотрит на одну из двух провожающих его женщин. На той, что повернута к зрителю спиной, серый платок и красное, кавказского покроя платье, стянутое в талии поясом. Она изображена с большим, круглым, плоским предметом в руках. Вторая, в светлом платке и кавказском темно-синем платье, стоит несколько поодаль, в четверть оборота к зрителю. Взгляд ее обращен на всадника. В правой части композиции изображена сакля с порогом и открытым навесом, за которым видна дверь. В левой части рисунка, на горизонте, виднеются силуэты трех построек. Делая описания интересующих нас работ, мы опирались на текст научных паспортов, составленных бывшим главным хранителем ГМЗЛ И.Г Тер-Габриэльянц, определившей эти постройки как три сакли. Но при освобождении работы из-под стекла и многократном увеличении ее цифрового изображения стало видно, что постройки, просматривающиеся на акварели, мало похожи на обычные сакли, они слишком высоки и монументальны. Скорее, речь в данном случае идет о трех мавзолеях, расположенных в отдалении на возвышенностях. На Кавказе встречаются татарские мавзолеи - дюрбе. Подобные сооружения-усыпальницы можно увидеть на перевале Гумбаши, недалеко от Кисловодска, в Шемахы (мавзолей Едди Гюмбез; одна из похожих по виду погребальных построек,«костница», находится на склоне Сентинской горы на Северном Кавказе (здесь она расположена неподалеку от раннехристианского храма); есть они и в Дагестане.
Интересно, что мавзолей как литературный образ встречается в творчестве Лермонтова неоднократно:
«...Он цветок
Могильного кургана, мавзолей,
Который не изменится; ни рок,
Ни мелкие несчастия людей
Его не заглушат; всегда один,
Высокой башни мрачный властелин,
Он возвещает миру все, но сам –
Сам чужд всему, земле и небесам»[4].
«…То жжет и плещет, будто пламень,
То давит мысль мою, как камень, –
Надежд погибших и страстей
Несокрушимый мавзолей!..»[5]
«Ни свежий дерн, ни пышный мавзолей
Не тяготит сырых его костей»[6].
Таким образом, на интересующей нас работе присутствует вполне лермонтовский образ. Но акварель не подписана, в связи с чем вызывала сомнение в определении авторства поэта, так как, по мнению специалистов, работы были «не совсем умелые, профессиональные». Однако не такие уж они неумелые, а на то, что «картины и рисунки Лермонтова грешат против многих правил живописного мастерства», обратил внимание в свое время еще исследователь Н. Пахомов: «…зато они все овеяны духом гениального Лермонтова, все они таят в себе какую-то только им присущую гамму красок, своеобразный аромат его восприятия природы, подлинные куски его зрительных впечатлений»[7]. Если смотреть на картины лермонтовского кавказского цикла с точки зрения выраженных в них чувств, настроений, то технические просчеты станут менее заметными, уйдут на задний план. А может, это и во все не просчеты, а способ выражения поэтической сущности или игра воображения.
Изображение гор, покрытых темной зеленью, на работе, приписываемой Лермонтову, по своей палитре имеет сходство с известной лермонтовской автоиллюстрацией к «Кавказскому пленнику» (1829)[8]. Что касается образов горцев и изображения лошади, можно также провести параллель с лермонтовскими иллюстрациями к повести Александра Александровича Бестужева-Марлинского (1797-1837) «Аммалат-Бек» (1831). На них мы видим аналогичную эстетическую интерпретацию кавказских реалий.
На другой акварели - «Кавказский вид с четырьмя фигурами (три мужских и одна женская)» - на переднем плане изображены фигуры горцев у сакли. У порога сидит пожилой человек в папахе с белым верхом, в накинутой бурке, в синих шароварах. Лицо его угрюмо, он разговаривает с двумя горцами, подошедшими к нему. Тот, что слева, в синей кавказской одежде, подпоясан, на нем красные шаровары, на голове высокая темная папаха, с левой стороны виднеется край шашки. Видимо, он еще молод, так как лицо его без бороды, только с усами; горец стоит, опершись на плечо товарища. Другой - в коричневой кавказской одежде, в ичигах (высоких мягких сапогах). Через плечо у него перевешено ружье, на голове высокая темная папаха. В руке, протянутой к пожилому горцу, возможно, уздечка с двумя свисающими тонкими ремешками. В открытых дверях сакли, отвернувшись от разговаривающих, стоит горянка. Опершись о притолоку, она как будто прислушивается к разговору. На ней красное платье на темной подкладке, надетое поверх темных юбок, и светлый платок. Два узких окна сакли закрыты коричневыми ставнями. За саклей - сад и надворные постройки. В левой части рисунка изображены горы, громоздящиеся уступами. Вдали виднеется кавказский снежный хребет. На ближнем плане - большой холм, на вершине которого, видимо, сторожевая башня. К вершине холма уходит тропа.
Можно допустить, что акварель является иллюстрацией Лермонтова к повести А.А. Бестужева-Марлинского «Аммалат-Бек». Пейзаж на ней близок к описанному в повести: «Сакли, неправильно разбросанные по обрыву, уступами сходили до полугоры, и только узкие тропинки вели к этой крепости, созданной природою и выисканной горскими хищниками для обороны воли своей, для охраны добычи»[9]. Пожилой горец с угрюмым лицом на акварели соответствует описанию Султан-Ахмет-хана в повести: «В обычное время мусульманского обеда Султан-Ахмет-хан был обыкновенно дик и мрачен. Глаза его недоверчиво блистали из-под нахмуренных бровей»[10]. Можно также предположить, что на рисунке изображены уздень (представитель знатного сословия на Кавказе), товарищ Аммалата и сам Аммалат, стоящие перед стариком. При этом рука старика, сжимающая палку, очень напоминает руку самого Лермонтова, держащую саблю, на его автопортрете[11].
В течение долгого времени многих исследователей занимала мысль: почему на лермонтовском автопортрете так «неумело» выписана кисть руки, сжимающей саблю? Ведь он, конечно же, мог написать ее «правильно»! Так, на юношеском рисунке поэта «Младенец, тянущийся к матери» (1829) руки выписаны «как положено» и у матери, и у ребенка. Почему же он «разучился» «правильно» рисовать в 1837 году? А может быть, это нарочитая неправильность? Истинные творцы иногда позволяют себе экспериментировать с формой и пространством.
К примеру, великий Микеланджело совершал труднообъяснимые и непростительные для него «грехи» нарушения конструкции и формы (среди них можно указать на пальцы Давида, «растущие» из поверхности кисти, а потому не предполагающие ее толщину). Великий мастер нередко сознательно изменял пропорции человека и с пользой для дела одним из первых начал «придумывать» мышцы. Некоторые огрехи, не обусловленные пластическими особенностями или задумками художника, можно найти и у самого искреннего, истинного романтика всех времен Сандро Боттичелли, как правило, «ломавшего» формы так, что они от этого только выигрывали. Это можно отметить и у не меньшего «фантазера» Эль Греко и целого ряда гениев, которые, однако, потому и великие, что побуждали своим творчеством думать о сущем.
Что же мы видим на автопортрете М.Ю. Лермонтова - «комплекс Микеланджело»? Для нас эта особенность написания кисти руки может стать своеобразной «подписью» автора. Кто-то оставлял на своих работах отпечаток пальца вместо подписи, а Лермонтов словно говорит нам: вот она, моя рука.
Добавим, что изображение сакли и башни характерно для кавказских работ поэта («Военно-Грузинская дорога близ Мцхеты (Кавказский вид с саклей)»[12].
Причем мы не случайно обращаем внимание на сходство с лермонтовскими работами лишь по рисунку. Проанализировать то, как наложен красочный слой, представляется сложным, так как, во-первых, по акварелям прошлась рука реставратора, а во-вторых, известны случаи совместного создания работ Лермонтовым, например, с художником князем Григорием Григорьевичем Гагариным (1810-1893). Таковыми являются «Эпизод из сражения при Валерике» и «Схватка» (второе название «Эпизод из кавказской войны»)[13]. При этом Лермонтовым был выполнен рисунок, композиция, Гагариным - раскраска акварелью. Кстати, ГГ Гагарин был летом 1841 года в Пятигорске, прожил там до середины лета и, как вспоминали современники, ежедневно приходил в домик поэта в гости. Да и Александр Иванович Арнольди (1817-1898), знакомый Лермонтова, общавшийся с ним в Пятигорске, тоже неплохо владел акварелью. О том же, как поэт проводил свой досуг с друзьями за созданием рисунков, вспоминал его современник Василий Васильевич Боборыкин (1817-1885), видевший поэта в заезжем доме во Владикавказе около 10 декабря 1837 года, куда последний приехал из Тифлиса по Военно-Грузинской дороге: «М.Ю. Лермонтов, в военном сюртуке, и какой-то статский (оказалось, француз-путешественник) сидели за столом и рисовали, во все горло распевая: "A moi la vie, а moi la vie, a moi la liberte"» (с франц. - «Ко мне, жизнь, ко мне, жизнь, ко мне, свобода!»)[14]. Логично предположить, что нечто подобное могло происходить и на последней квартире поэта.
Итак, мы рассмотрели две акварели, долгое время атрибутировавшиеся как приписываемые М.Ю. Лермонтову и имеющие непосредственное отношение к кавказской тематике. Кроме того, что работы ожидают своего неравнодушного исследователя, они заслуживают быть включенными в публикации живописного наследия поэта.
- Зильберштейн И.С. Парижские находки. М., 1993. С. 234-235.
- Письмо А.З. Поповой в музей М.Ю. Лермонтова в г. Пятигорске. 05.IV.1941. // Фонды ГМЗЛ. Архив И.Г. Тер-Габриэльянц.
- Селегей П.Е. Заповедный лермонтовский край: Путеводитель. Ставрополь, 1984. С. 135.
- М.Ю. Лермонтов. Кто в утро зимнее, когда валит... 1831 г. // М.Ю. Лермонтов. Сочинения: В 6 т. Т. 1. М.; Л., 1954-1955. С. 229.
- М.Ю. Лермонтов. Демон. 1838 г. // М.Ю. Лермонтов. Указ. соч. Т. 4. С. 206.
- М.Ю. Лермонтов. Литвинка. 1832 г. // М.Ю. Лермонтов. Указ. соч. Т. 3. С. 226.
- Пахомов Н. Живописное наследство Лермонтова. М.; 1948. С. 79.
- М.Ю. Лермонтов. Кавказский пленник. Фронтиспис. 1828. Бумага, гуашь. 11,6 ^ 7,6. Институт русской литературы (Пушкинский дом) РАН.
- Бестужев-Марлинский А.А. Русские повести и рассказы. Ч. 5. СПб.: Типогр. Н. Греча, 1832. С. 271.
- Там же. С. 271.
- М.Ю. Лермонтов. Автопортрет. 1837-1838. Бумага, акварель, белила, лак. 10,2 * 9,4 (овал). Государственный литературный музей, Москва.
- М.Ю. Лермонтов. ВоенноГрузинская дорога близ Мцхеты (Кавказский вид с саклей). 1837-1838. Холст, масло. 36 * 43,5. Институт русской литературы (Пушкинский дом) РАН.
- Лермонтов М.Ю. К 125-летию со дня рождения: Каталог выставки в Ленинграде. М.; Л., 1941. С. 74-75.
- Боборыкин В.В. Три встречи с М.Ю. Лермонтовым // М.Ю. Лер - монтов в воспоминаниях современников. М., 1989. С. 179-182.
С этой статьей также смотрят:
Валентина Ленцова
«ВСТУПАЮСЬ ЗА ЧЕСТЬ ШЕКСПИРА…»
Евгений Богатырев
«Мой дом везде, где есть небесный свод...»
Бумага, гуашь, акварель, лак. 16,7 × 22,7
© ГМЗЛ
8,6 × 1,8
© ГМЗЛ
8,6 × 1,8
© ГМЗЛ
Медь, серебрениею 37 × 45
© ГМЗЛ
Стекло. Диаметр – 16,3
ГМЗЛ
Серебро. Вес – 225 г. Высота – 10,5
© ГМЗЛ
Картон, масло. 32,7 × 40
© ГМЗЛ
Бумага, акварель, белила, лак. 10,2 × 9,4 (овал)
© Государственный литературный музей, Москва
Современное фото: В.Н. Ширяев
Бумага, карандаш. 10,2 × 14,2
© ГМЗЛ
© ГМЗЛ