Встреча с Модильяни

Виталий Мишин

Рубрика: 
ВЫСТАВКИ
Номер журнала: 
Специальный выпуск. ИТАЛИЯ - РОССИЯ: НА ПЕРЕКРЕСТКАХ КУЛЬТУР

 

Выставка в Государственном музее изобразительных искусств
имени А.С. Пушкина

Само название экспозиции указывает на то, что речь идет о первом по-настоящему широком показе в России произведений замечательного итальянского мастера. Творческое наследие Модильяни раздроблено и распылено по миру - как по музеям, так и по многим частным коллекциям. Поэтому только выставочные проекты с международным составом участников имеют шанс собрать на короткое время значительные комплексы работ художника. В московском проекте приняли участие более двадцати музеев и частных коллекций Европы и Америки. В итоге в распоряжении устроителей оказались двадцать пять картин, одна скульптура, двадцать семь рисунков и архивные материалы. (Заметим, что российские музеи располагают только двумя работами мастера - рисунками из собрания ГМИИ.)

Выставка в Пушкинском музее - это некая модель, представляющая мир Модильяни в концентрированном виде. Здесь имеет значение не столько количество экспонатов, сколько их взаимное согласование: важно было соблюсти правильные пропорции в отображении разных сторон творчества художника, проследить его эволюцию и обозначить высшие достижения.

Показаны как ранние работы 1908-1909 годов, так и произведения, созданные им в конце жизни; эти последние можно определить словами самого Модильяни, взятыми из его писем, - «творения, достигшие вершины и несущие на себе отпечаток каждой пройденной ступени развития». При сравнении, например, «Портрета Жана Александра» 1909 года, который легко укладывается в понятие сезаннизма, и картины «Маленький крестьянин» 1918 года из Галереи Тейт нельзя сказать, что и в более позднем произведении Модильяни отказывается от уроков Сезанна, однако он их каким-то непостижимым образом сублимирует. На протяжении своего недолгого творческого пути Модильяни испытывал притяжение разных авангардных течений, но в главном неуклонно следовал какому-то внутреннему компасу, который вел его к созданию собственного стиля. В одном из юношеских писем Модильяни признается другу: «...что-то плодоносное зарождается во мне и требует от меня усилий». «Что-то плодоносное» - это, цитируя то же письмо, «своя собственная правда о жизни, красоте и искусстве». Усилия, о которых говорит Модильяни, не были направлены на ниспровержение традиционных ценностей или на анализ отдельных элементов живописного языка, подобные усилия были направлены к синтезу. Не только опыт мастеров Новейшего времени, но и памятники Древнего Египта, архаической Греции, африканские маски, итальянская живопись эпохи Возрождения и маньеризма - все эти составляющие были у Модильяни так основательно и органично переплавлены, что в итоге возникло совершенно новое, небывалое явление, которое мы и называем «стилем Модильяни» и которое в своих лучших образцах уподобляется чистому кристаллу. Показанные рисунки интересны в первую очередь тем, что именно в них отрабатывалась легко узнаваемая модильяневская «формула красоты». Речь идет, в частности, о серии кариатид, а также голов, связанной со скульптурными работами мастера. «Голова женщины» - единственная скульптура, «замковый камень» экспозиции - служит чем-то вроде стилистического камертона; это изваяние свидетельствует о том, что уже в начале 1910-х годов Модильяни создавал произведения, отличающиеся безупречной чистотой изобразительного языка.

В экспозиции преобладают портреты, что представляется оправданным, если иметь в виду первостепенное значение этого жанра в творчестве Модильяни. В них узнаются лица людей из ближайшего окружения художника (Хуан Грис, Пабло Пикассо, Жак Липшиц, Пинхус Кремень, Леопольд Зборовский), его возлюбленных (Беатрис Хастингс, Жанна Эбютерн). Трудно отделаться от мысли, что сам акт портретирования имел для Модильяни магический смысл; недаром на некоторых холстах крупными буквами обозначены имена изображенных людей. Вырванные из потока жизни и помещенные в герметичное пространство картины, его модели оказываются в мире, где время над ними уже не властно. Многие из этих портретов, при всей гармоничности их линейного строя, являют собой пластические метафоры одиночества. Вспоминается наблюдение Анны Ахматовой, вынесенное ею из общения с Модильяни: он казался ей «окруженным плотным кольцом одиночества». Портреты, написанные Модильяни, определенно несут на себе печать мироощущения их создателя. Не случайно Илья Эренбург отмечал в его моделях «оцепенение и обреченность». Посетители выставки увидят и изображения подростков: Модильяни умел чутко уловить и передать их беззащитность или недетскую настороженность перед реалиями жизни.

Среди рисунков, показанных в экспозиции, также немало портретных изображений, в том числе известных персонажей: Поля Александра, скульптора Бранкузи, поэта Блеза Сандрара и других. Некоторые рисунки служили подготовительными этюдами для живописи, иные являлись самостоятельными произведениями; тип графического, чаще всего карандашного, портрета как самоценного вида искусства приобретает у Модильяни отточенные формы.

Другую сторону творчества Модильяни, связанную с его знаменитыми ню, представляют первоклассные полотна. Три «Обнаженные» составляют «оптический» центр экспозиции, который сразу притягивает к себе взгляд зрителя; они образуют подобие трехчастного алтаря - апофеоз «языческой» красоты. Эти картины показывают, что Модильяни сумел сохранить чисто пластические ценности, коренящиеся в традициях средиземноморской культуры, в том числе в живописи старых итальянских мастеров. Однако ассоциации с произведениями Тициана или Эдуарда Мане не заслоняют того, что мы имеем дело с новым, пронзительно современным восприятием женской наготы.

Громкое, фанфарное звучание этого «триптиха» не должно заглушить более тихого, камерного в двух рисунках с изображением Анны Ахматовой; возможно, именно они будут расценены как особое смысловое ядро экспозиции.

Еще один полюс выставочного пространства - витрины с подлинными документами из архива Модильяни: фотографии, письма, открытки, старые каталоги. Среди них есть, например, автограф письма Леопольда Зборовского брату художника - отчет о смерти Амедео и его жены - поразительный человеческий документ. Эти тексты давно опубликованы и хорошо известны, но присутствие подлинников придает экспозиции особую ауру. Такого рода материалы, рассказывающие о жизни мастера, привносят дополнительную информацию к размышлению: пытаешься представить себе, как из этой жизни, в которой было слишком много смутного и тяжелого, - и вопреки ей - выкристаллизовывалось просветленное и гармоничное в искусстве Модильяни.

Как всякий большой художник, он оставил нам некое послание, которое продолжает распространяться во времени и в пространстве. Донести это до наших соотечественников и современников, и уже не в виде далеких отзвуков, а вполне ощутимо и наглядно, - такова задача выставки в Пушкинском музее.

Вернуться назад

Теги:

Скачать приложение
«Журнал Третьяковская галерея»

Загрузить приложение журнала «Третьяковская галерея» в App StoreЗагрузить приложение журнала «Третьяковская галерея» в Google play