По выставке - с Марком Шагалом [1]

Шагал очень часто по-соседски заходил в Фонд Маг, находившийся совсем недалеко от дома-мастерской «Ла Коллин», построенного художником в Сен-Поле под сенью огромных сосен. Во время прогулок, в редкие часы, отведенные для отдыха (как же много он всегда работал!), неизменно в обществе жены Вавы, он приходил к нам в Фонд, чтобы увидеть новые работы или еще раз взглянуть на уже виденные картины художников, которых любил, — Пьера Боннара, Анри Матисса, Фернана Леже, Жоржа Брака, Хуана Миро и многих других его современников, бывших, как и он, первооткрывателями нового искусства.

Шагал знал их всех и восхищался их свершениями, но к завоеванию творческой свободы они шли разными путями. Он ясно понимал, что представляли собой его собратья, избравшие иные, чем он, эстетические принципы. Они были созидателями новой художественной реальности, выстроенной на том узком пространстве, которое каждый из них выбирал для самовыражения. Мало кто понимал, как Шагалу все это было интересно: с огромным любопытством он изучал и работы мастеров своего поколения, и произведения молодых художников.

Марк Шагал. 1977

Они рассказывали о той богатой событиями эпохе, в которую довелось жить и ему, но делали это так, как он никогда не стал бы делать. Он открывал для себя их версии «прочтения», и при каждой счастливой находке на его губах возникала почти юношеская улыбка, которая мгновенно заставляла вспомнить об автопортрете 1924 года. Он сразу молодел, обретая этот характерный взгляд оскалившегося фавна. Потом вдруг лицо искажала гримаса, делая его похожим на другой автопортрет того же года, где он себе совсем не льстит. Острые реплики выдавали заинтересованность и зрительскую искушенность: «видывали и не такое», «нас не проведешь», «а этакого никто еще не выделывал». И всякий раз, удовлетворенный полученными впечатлениями, он заканчивал осмотр, прибавляя: «и все-таки это большой художник».

Марк и Валентина Шагалы (в центре) в Фонде Маг на выставке художника. Сен-Поль-де-Ванс, 6 июля 1984.
Слева направо: Даниэль Миттеран, Адриан Маг, Жан-Луи Прат, Белла Мейер

Шел 1983 год. Марку Шагалу исполнилось 96 лет. Следуя заведенному обычаю, он появился в Фонде Маг вместе с Вавой ближе к вечеру, незадолго до закрытия, чтобы еще раз посмотреть выставку: тем летом мы показывали Макса Эрнста. Без сомнения, после первого посещения он долго размышлял — я это сразу же почувствовал. Он двигался вперед, беря под руку Ваву или твердо ухватившись за меня в поисках опоры, но также и для того, чтобы разделить с нами свои переживания. Резкие или мягкие пожатия руки сопровождали его слова и живую реакцию на происходящее: Шагал делился своими чувствами, открывая мир, который казался ему столь непохожим на его собственный. Конечно же, легенды германских лесов очень отличаются от русских сказок и от «Мертвых душ» Гоголя... Он прекрасно это знал, но тем не менее, как гурман, находил удовольствие в этой художественной «дегустации».

Ритм его шагов, то медленных, то убыстряющихся, соответствовал степени его интереса к произведению. Иногда он жестикулировал свободной рукой, быстро взмахивал ею в воздухе, как бы говоря: «забудем об этом и пойдем дальше». Визит проходил без большого энтузиазма. Слова сопровождались гримасами и покачиванием головы, обнаруживая желание смотреть еще или разочарование тем или иным произведением. Его взгляд задерживался на какой-нибудь детали, форме, надолго приковывался к цвету, потом он почти непринужденно проходил дальше, громко вздыхая, и эти вздохи порой так много говорили о пережитом мгновении!

Этот день, наверное, был не очень хорошим. Улыбок было меньше обычного, они были сдержаннее, даже когда он сталкивался с посетителями, которые сначала буквально столбенели при виде живого Шагала, а потом непременно хотели поговорить с ним, услышать его, выразить ему свое дружеское расположение и благодарность. Шагал, которого обычно так радовали восторги публики, в тот день казался усталым, почти отстраненным. Я довольно быстро понял, что он уже насытился Максом Эрнстом и нужно побыстрее продвигаться к выходу. Я не стал высказывать ему все то хорошее, что я думал об этом художнике, так как это его, вероятно, еще больше растревожило бы. Ни находки, ни удивительная техника Макса Эрнста в этот раз не производили на Шагала никакого впечатления. С гримасой, выражающей сомнение, он произнес, крепко сжав мою руку: «Макс Эрнст — очень большой художник. Вам нравится его живопись? Для меня это все грустно, здесь нет «химии». я не понимаю его цвета... ни его лесов, ни его птиц (ну вот, приехали!). — С отрешенной улыбкой он продолжал: — Это, в конечном счете, так далеко от того, что я делаю!» Вава, пораженная его высказываниями, воскликнула: «Да ну же, Марк! Обычно тебе очень нравится Макс Эрнст, и ты находишь у него массу достоинств!» Он ответил со взглядом грустного клоуна: «Да, но не сегодня... — Потом, повернувшись ко мне, добавил: — Мой дорогой, вы больше никогда не должны устраивать ничего подобного! Это отнимает всякую надежду! Во всем этом не хватает поэзии. А кстати, что у вас заготовлено на следующий год?»

Растерявшись, я не нашелся что ответить. К тому же я и не знал, какую следующую выставку мы сделаем, и неожиданно для себя выпалил: «Вот что было бы хорошо, так это большая выставка Шагала — ваша выставка — здесь! Все ее ждут. Но, конечно же, совсем рядом, в Ницце, музей Шагала, и именно там надо ее сделать!» Шагал, засияв улыбкой, без промедления ответил: «Нет-нет, это отличная идея — устроить здесь выставку Шагала (он иногда высказывался о себе в третьем лице). Все будут счастливы. Я вам доверяю — вперед, за работу». Удивленная Вава вступила в беседу: «Но, Марк, это же совсем не в твоих правилах — требовать чего бы то ни было!» Возвысив голос, он ответил: «Да я ничего и не требую! Это предложение Жана-Луи Прата, и я нахожу его превосходным! — Повернувшись ко мне, он добавил каким-то особым тоном: — Поздравляю вас с тем, что это пришло вам в голову! Осталось только все это воплотить!» Что и было сделано год спустя.

Так возникла эта выставка, последняя прижизненная ретроспектива, которая доставила Шагалу столько радости летом 1984 года. Это произошло за год до его смерти.

На выставку запросили много замечательных ранних произведений из Советского Союза, который Марк и Вава посетили в 1973 году по приглашению министра культуры Екатерины Фурцевой, часто навещавшей их в Сен-Поле. Поездка в Россию была для Шагала своего рода паломничеством, возвращением к истокам. Он заново открывал и свою родину, и работы, которые оставил во время своего поспешного отъезда в 1922 году. Взволнованный и восхищенный, Шагал обнаружил в Третьяковской галерее большие панно, написанные в 1920 году для Еврейского театра в Москве (безусловные шедевры ХХ века), и поставил на них свою подпись. Глубоко потрясенный этим долгим путешествием, он отказался доехать до Витебска, города, где он родился, где когда-то жили его родные. Может быть, потому, что не хотел продлевать это волнение, которое и так было для него предельно допустимым.

Потом он возвратился вместе с Вавой в свой любимый Прованс, наполненный светом и красками. Он выбрал его для своей жизни и работы, обосновавшись в местечке Сен-Поль, напоминавшем ему деревеньки его детства в России.

Россия, его страна, воздавая ему должное, принимает его сегодня в Государственной Третьяковской галерее в Москве. На той самой земле, которую он всегда воспевал, любовь к которой он так удивительно сумел передать. Этот единственный, ни на кого не похожий Марк Шагал.

Перевод с французского ЕЛ. Селезневой

1. В этой статье воспроизведены работы Марка Шагала, экспонировавшиеся на его выставке в Фонде Маг в 1984 г. – Прим. ред.

Вернуться назад