Письма И.П. Похитонова П.М. Третьякову и И.С. Остроухову

П.М. Третьяков. Фото. 1880-е

И.С. Остроухов. Фото. 1880-е

СРЕДИ ДОКУМЕНТАЛЬНЫХ МАТЕРИАЛОВ - СВЕДЕНИЙ БИОГРАФИЧЕСКОГО ХАРАКТЕРА, ПИСЕМ, ОТКЛИКОВ И РЕЦЕНЗИЙ, ОТНОСЯЩИХСЯ К ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВУ И.П. ПОХИТОНОВА И ХРАНЯЩИХСЯ В РОССИЙСКОМ ГОСУДАРСТВЕННОМ АРХИВЕ ЛИТЕРАТУРЫ И ИСКУССТВА (МОСКВА), ОТДЕЛЕ РУКОПИСЕЙ ГОСУДАРСТВЕННОГО РУССКОГО МУЗЕЯ (САНКТ-ПЕТЕРБУРГ), В АРХИВЕ КРАСНОДАРСКОГО КРАЕВОГО ХУДОЖЕСТВЕННОГО МУЗЕЯ ИМ. Ф.А. КОВАЛЕНКО И В ГОСУДАРСТВЕННОМ АРХИВЕ КРАСНОДАРСКОГО КРАЯ (КРАСНОДАР), - ПИСЬМА ПОХИТОНОВА К П.М. ТРЕТЬЯКОВУ И И.С. ОСТРОУХОВУ ИЗ ОТДЕЛА РУКОПИСЕЙ ТРЕТЬЯКОВСКОЙ ГАЛЕРЕИ ПРЕДСТАВЛЯЮТ СОБОЙ НАИБОЛЕЕ ЦЕЛЬНЫЙ КОМПЛЕКС ДОКУМЕНТОВ. ОНИ ОТКРЫВАЮТ НОВЫЕ СТРАНИЦЫ БИОГРАФИИ ХУДОЖНИКА И МНОГИЕ АСПЕКТЫ ЕГО ТВОРЧЕСКОЙ ЛАБОРАТОРИИ.

В этих письмах прочитывается озабоченность мастера, работавшего долгое время за границей, каким образом его творчество будет представлено в России, в них содержатся его размышления о своем месте в истории русского искусства. То, что эти проблемы стояли перед Похитоновым достаточно остро, можно судить по некоторым оценкам его искусства художественными критиками. «... Для нас же, русских, - писал один из них в 1918 году, - Похитонов художник в сущности французский; да и не только для нас. Именно во французский раздел поместит его творчество. будущая история искусства»¹. Сам же Похитонов в письме к П.М. Третьякову категорически настаивал: «Как себе хотите, а я все- таки русский художник, и мне грустно подумать о том, как мал и незаметен тот след, который я оставлю после себя на родине»². Это письмо, как и другие, адресованные Третьякову, свидетельствуют о дружески доверительных отношениях, сложившихся между собирателем и художником. В них звучит страстное желание Похитонова быть понятым и признанным соотечественниками.

В России произведения художника долгое время оставались не известными широкому кругу зрителей. «Я не знаю, почему у нас в России Похитонов не пользуется такой популярностью, как за границей, - писал о нем В.Н. Бакшеев, вспоминая свою встречу с художником, - И.Е. Репин, В.Е. Маковский, К.А. Савицкий очень высоко ценили Похитонова »³. Высокую оценку работам Похитонова давали и другие художники - И.Н. Крамской, В.Д. Поленов, Н.Д. Кузнецов, - общавшиеся с ним как во Франции и Бельгии, так и во время его непродолжительного пребывания на родине, в Москве и на Украине. Они имели возможность судить о его творчестве по картинам, которые экспонировались на парижских выставках или в мастерской художника. Широкому российскому зрителю творчество Похитонова стало доступным только после приобретения Третьяковым в 1896 году большой партии его произведений, когда они нашли свое место в постоянной экспозиции Московской городской художественной галереи братьев Павла и Сергея Михайловичей Третьяковых. С этого времени имя Похитонова начинает обретать популярность не только на Западе, но и в России. Публикуемые письма позволяют восстановить достоверную историю поступления его произведений в галерею.

Одной из первых картин Похитонова, приобретенных П.М. Третьяковым, был «Портрет И.С. Тургенева» (1882-1883). Эта работа значится в первом указателе галереи, опубликованном в 1893 году, наряду с картинами «Ранний снег» (1881) и «Снег в По» (1890)⁴.

Следующим приобретением Третьякова была картина «Ранняя весна. По. Прачки на берегу Гавы» (1885). Она была отправлена художником в Москву в начале 1895 года, а из его письма от 26/14 марта того же года из Льежа⁵ следует, что эту картину собиратель видел ранее, будучи за границей. Основная же часть работ, составляющих нынешнюю коллекцию произведений Похитонова в Третьяковской галерее, была приобретена Третьяковым, как свидетельствуют письма художника, в 1896 году «целой партией», без их предварительного просмотра. В литературе же прочно укоренилось мнение, что собиратель специально ездил к Похитонову в Бельгию, в Льеж, чтобы отобрать картины для своей галереи. Так, один из современных исследователей творчества художника писал в своей монографии: «Тонкий ценитель пейзажа, очень любивший творчество Саврасова и Левитана, Третьяков не мог не почувствовать значительности мастерства Похитонова, «правды и настроения», которыми были проникнуты его произведения, и приобрел в общей сложности двадцать три его произведения, специально совершив поездку к художнику в Льеж»⁶.

Из письма Похитонова к Третьякову от 29 сентября 1896 года⁷ мы узнаем, что Третьяков намеревался приехать в Льеж, но уже после приобретения работ художника в свое собрание. Это намерение он осуществил, согласно летописи жизни собирателя⁸, 3 ноября 1896 года во время своей поездки за границу, куда отправился в сентябре. В этот день Павел Михайлович заехал сначала в Антверпен, где встретился со своей дочерью Верой Павловной и ее мужем А.И. Зилоти, а затем в Льеже посетил Похитонова. 4-5 ноября он был уже в Петербурге. О чем беседовал Третьяков с Похитоновым во время своего краткого визита, неизвестно. Для нас важно, что их встреча произошла уже после того, как картины художника нашли свое место в одном из залов галереи. Важно также, что вслед за этим, очень значимым для Похитонова событием, его участие в художественной жизни России становится наиболее активным и разносторонним.

После отъезда в Бельгию в начале 1906 года Похитонов не переставал заботиться о том, какими произведениями его творчество будет представлено в Третьяковской галерее. В письме от 18 марта 1906 года к И.С. Остроухову, в то время попечителю и председателю Совета Третьяковской галереи, он писал, что в собрании галереи «нет ни одной русской вещи»⁹, то есть нет ни одной написанной им в России работы, и предлагал для приобретения одну из таких картин. В том же письме он объяснил причины, которые заставили его в начале 1906 года неожиданно для всех покинуть Россию. Эти жизненные обстоятельства долгое время оставались загадкой не только для окружавших его в ту пору художников, но и для родных. Внук Похитонова, И.Б. Маркевич, написавший о нем статью для каталога его персональной выставки в Третьяковской галерее в 1963 году, сетовал: «Мне не удалось выяснить, какие причины побудили Ивана Павловича в 1906 году вновь покинуть Россию, несмотря на почет, которым его здесь окружили»¹⁰. Ответ на эту загадку кроется в указанном письме Похитонова к Остроухову. Это письмо наряду с другим публикуемым здесь посланием к Остроухову от 15 ноября 1917 года свидетельствует о давних дружеских отношениях между этими двумя яркими талантливыми личностями, о полной осведомленности Остроухова в личных делах Похитонова, благодаря чему художник делился с ним самыми сокровенными мыслями.

Письма Похитонова к Третьякову и Остроухову позволяют нам приоткрыть внутренний мир художника и вносят значительный вклад в изучение творчества одного из крупнейших русских пейзажистов.

Элеонора Пастон

И.П. Похитонов - П.М. Третьякову
26/14 марта 1895 г. Льеж

Многоуважаемый Павел Михайлович,

Назад тому [несколько дней] Николай Николаевич [Гриценко]¹¹ писал, что Вы наконец получили мою картину¹². Мне бы очень хотелось знать, хорошо ли она дошла и довольны ли Вы тем, как она окончена. Кажется, что это одна из моих удачных вещей, по крайней мере, все, кто ее видел, так находят. Интересно знать Ваше мнение.

Если не сердитесь на меня, то напишите, чем весьма обяжете. Мне бы следовало начать с другой просьбы, а именно: извините меня за то, что я не ответил в прошлом году на Ваше письмо. Такое невежество с моей стороны произошло частью потому, что я вообще трудноват на подъем, частью же и главным образом потому, что у меня была надежда встретиться с Вами и личным свиданием заменить письменный ответ... К сожалению, нам не случилось повидаться; для меня это было вдвойне досадно, так как, помимо желания просто увидеть Вас, мне хотелось о многом поговорить и сделать Вам кое-какие предложения. Может быть, в нынешнем году у меня в этом отношении будет plus de voin, и нам удастся встретиться.

Во всяком случае, прошу принять мое позднее извинение за тогдашнюю оплошность и передать мой нижайший поклон Вере Николаевне.

Остаюсь глубокоуважающий Вас И. Похитонов

P.S. Николай Николаевич писал, что Вы спрашивали у него мой адрес для пересылки денег. Вот он: 220, RueTrou-Louette a Bressoux prés Liège.

Публикуется по оригиналу, хранящемуся в Отделе рукописей ГТГ. Ф. 1. Ед.хр. 2744. Пунктуация в текстах приведена в соответствии с современными нормами. Допущенные стилистические погрешности оставлены без изменений. В публикации письма, отправленного из-за границы, сохранена двойная авторская датировка: первая дата относится к новому, вторая к старому стилю. В последующей публикации писем даты приводятся в оригинальном написании, без указания стиля летоисчисления.

И.П. Похитонов - П.М. Третьякову
220, Rue Trou-Louette a Bressoux prés Liège . 20 января 1896 г.

Многоуважаемый Павел Михайлович!

Мне бы очень хотелось в этом году послать мои работы на передвижную выставку. Знаю, что у Вас имеются известные правила на тот случай, если художник желает выставить свою картину, но совсем забыл, как Вы это обусловливаете: может ли картина быть выставлена только в первый год после ее приобретения или Вы оставляете за ней право быть выставленной один раз независимо от того, когда она перешла в Вашу собственность.

Как бы там ни было, я позволю себе обратиться к Вам с покорнейшей просьбой, дать те из моих работ, что Вы найдете возможным для предстоящей передвижной выставки. При этом считаю нужным напомнить, что ни одна из картин не была еще выставлена на передвижной, и что последняя из них (прачки) находится у Вас с начала прошлого года. Одновременно с этим и по тому же поводу я пишу в правление товарищества к К.А. Савицкому¹³.

Мне так редко приходилось выставлять вообще, а особенно в России, что было бы ужасно досадно, если бы теперь это почему-нибудь расстроилось. Будучи уверенным, что Вы отнесетесь к моей просьбе снисходительно, заранее горячо благодарю Вас за все, что Вам угодно будет для меня сделать в настоящем случае.

Очень было жаль, Павел Михайлович, что в прошлом году, несмотря на двукратное посещение Вами Парижа, нам опять не удалось повидаться. Я уже писал, что хотелось бы кое о чем поговорить с Вами. Но когда живешь, как я, в захолустье¹⁴, то не всегда возможно рассчитывать на свидание и личные переговоры, а потому делаю это хоть в письме. Вы, может быть, слыхали, что покойный Государь поручил мне написать виды наших старинных городов, монастырей и вообще исторических памятников, представляя полную свободу в выборе того, что мне покажется подходящим¹⁵. Принимая этот заказ, я рассчитывал исполнить свои работы так, чтобы они, помимо чисто исторической стороны, удовлетворяли бы вместе с тем и в художественном отношении, т.е. были бы не только точные снимки, но и картины; затем я думал, ставя в них фигуры, выбирать характерные местные типы и местные же народные костюмы - это сделало бы их до некоторой степени интересными и в этнографическом отношении¹⁶. Не знаю, насколько удачно мне пришлось бы справиться с этой тройной задачей. Знаю только, что я горячо мечтал о предстоящей работе и готовился с полным усердием отдаться ей; особенно привлекало меня то обстоятельство, что для меня представлялась возможность в одном месте, да еще в России, иметь целую коллекцию своих картин. И потом мне казалось, что, как художник, я обладаю в достаточном количестве теми средствами, которые нужны для удовлетворительного исполнения именно такого рода картин.

К сожалению, благодаря всяким семейным невзгодам¹⁷, я поставлен в невозможность воспользоваться этим заказом, но мысль сделать что-нибудь в этом роде настолько въелась в меня и так привлекательна, что я не хочу отказаться от нее, не попытав счастья в другом месте. А где же не попытать его, как не у Вас, Павел Михайлович. Судя по Вашей галерее, Вы при составлении ее имели в виду не только дать образчики произведений того или другого, хоть сколь-нибудь заслуживающего внимания русского художника, но и старались коллективировать все, что только появлялось интересного среди наших работ, старались, чтобы лучшие из нас были представлены в Вашей галерее возможно большим числом произведений, могущих дать полное и всестороннее понятие о художнике.

Вы меня хорошо знаете как живописца, разумеется, знаете, мне кажется, настолько, что можете довольно безошибочно сказать - при каких условиях, что и когда могу сделать. Если, по Вашему мнению, моя особа принадлежит к числу тех счастливцев, которые не только стоят того, чтобы на них указать, но и заслуживают более подробного знакомства, то подумайте: может быть, Вам и падет что-нибудь на мысль, могущее послужить мне к утешению.

Как себе хотите, а я все-таки русский художник, и мне грустно подумать о том, как мал и незаметен тот след, который я оставлю после себя на родине. И цените меня, как хотите строго, а все-таки, мне кажется, - шкурка-то стоит лучшей вычинки.

Но независимо от желания оставить по себе добрую память, есть еще и другой, чисто материальный вопрос - то, что у нас художников, вообще говоря, можно назвать слабым местом.

При Царском заказе эта сторона дела обстояла отлично. Правда, цены были назначены невысокие, так называемые купеческие, т.е. 2000 р. за картины малого размера (величина Ваших прачек) и 3000 р. за размер вдвое больший. Но зато работа была обеспечена надолго, чуть не на всю жизнь, и потом, что там не говорите, а все же даже за вычетом львиной доли в пользу моего купца¹⁸ у меня должно было остаться достаточно, чтобы устроиться с полным комфортом при работе. Теперь я, конечно, об этом не мечтаю, мне бы только, как говорят, прокормиться. И потом, я теперь продаю помимо купца, что позволяет мне сделать громадную уступку на картинах, так как я не обязан уплачивать в его пользу процентов, доходивших чуть не до половины всей стоимости.
Так как я коснулся денежного вопроса, то в настоящее время мне совсем недурно было бы поправить свои финансы, это, между прочим, заставило меня вспомнить мой разговор с Вами об имеющихся у меня эскизах и этюдах.

Не помню уже почему, но вышло тогда так, что мы встретились с Вами только в день Вашего отъезда из Парижа и за неимением времени отложили осмотр их до следующего свидания; но так как благодаря теперешнему моему месту жительства на это надеяться плохо, то не пожелаете ли, чтобы я прислал их Вам. Каждый из этих этюдов и эскизов в общем, если хотите, уступает тому, что у меня можно назвать картиной, но зато, в смысле правды и настроения, между ними есть вещи, которые, мне кажется, заслуживают более внимания.

Само собою, Павел Михайлович, что такого рода посылка совсем не должна стеснять Вас ни в каком отношении. Вы бы обидели меня, если бы посмотрели на это дело иначе, так как этим самым признали бы данный факт навязчивостью с моей стороны. Отнеситесь ко всему так, как Вы бы сделали это у меня в мастерской. Оно вот так и должно быть: за невозможностью повидаться с Вами, я Вам пишу, а за невозможностью показать свою мастерскую - посылаю Вам то, что в ней имеется; благо мои [картины] всегда так малы, что посылка их представляется во всех отношениях почти те же удобства, как и посылка письма.

Мне говорили, что во время Вашего пребывания в Париже Вы были не совсем здоровы. Как Вы теперь себя чувствуете и не думаете ли в скором времени посетить наш Запад? Если да, то напишите, чем много обяжете, а пока прошу передать мой нижайший поклон Вере Николаевне, крепко жму Вашу руку и остаюсь глубокоуважающий Вас И. Похитонов.

P.S. Посылаю это письмо заказным, боюсь, чтобы не потерялось, мне с этой стороны удача: даже денежки теряются.

Публикуется по оригиналу, хранящемуся в Отделе рукописей ГТГ. Ф. 1. Ед. хр. 2745.

И.П. Похитонов - П.М. Третьякову
<Брессу, Льеж>, Trou-Louette. 10 марта 1896 г.

Многоуважаемый Павел Михайлович!

Вчера получил Ваше письмо, где Вы спрашивали о годе моего рождения. Я родился 27-го января 1850 года.

На предыдущее письмо не отвечал, потому что откладывал это до отправки моих этюдов и эскизов, для чего их нужно было распилить, почистить, кое-что тронуть и вообще привести в надлежащий порядок¹⁹. Я же, как нарочно, все это время недомогал, совсем не выходил и почти не работал, вот почему и опоздал.

Теперь возьмусь за это дело и как только управлюсь, сейчас же вышлю, а пока очень благодарю за Ваши письма, извиняюсь в моей неаккуратности и остаюсь глубокоуважающий Вас
И. Похитонов.

Публикуется по оригиналу, хранящемуся в Отделе рукописей ГТГ. Ф. 1. Ед.хр. 2746.

И.П. Похитонов - П.М. Третьякову
<Брессу, Льеж>. 30 августа 1896 года

Многоуважаемый Павел Михайлович,

Первого сентября нового стиля я послал на Ваше имя в Москву пять ящиков, содержащих двадцать маленьких панно моей работы; теперь посылаю Вам бюллетени и лист с названиями, номерами, соответствующими таковым же на панно и рамках, и с ценой, выставленной против каждой из них.

Цены я назначил для удобства в рублях, и как видите, самые скромные: далеко меньше половины того, за что я продавал мои картины до настоящего времени. Делаю я это, потому что мне бы хотелось иметь в Вашей галерее возможно большее количество моих работ. А так как при покупке принимается в расчет не только художественное достоинство вещи, но и ее стоимость, то я и оценил их возможно дешево. Продавать ведь все равно нужно, так лучше же сделать это для галереи и так, чтобы не сбить себе цены на парижском рынке.

С торговцами картин в Париже я еще не наладил, - держусь и уступлю только в крайнем случае.

Нечего и говорить, что я буду очень рад, если посланные вещи понравятся Вам, и Вы оставите их за собою, но повторяю еще раз, Павел Михайлович, мою просьбу - совершенно не стесняться в том случае, если Вы почему-нибудь найдете неподходящим приобретение той или другой вещи, или даже - всех их огулом.

Вы меня очень обяжете, если напишете о том, как дошла посылка и как Вы нашли мои работы, а пока прошу передать мой нижайший поклон всему Вашему семейству и остаюсь глубокоуважающий Вас И. Похитонов.

P.S. Мой почтовый адрес все тот же: 220, Rue Trou-Louette prés Liége, но в настоящее время я нахожусь на берегу моря - Hôtel Pelican à La Panne prés d’Adinkerk (Belgique).

1895 №1. La Panne. Этюд. Заход солнца в дюнах. - 125 руб
1895 №2. La Panne. Этюд. На окраине пляжа (2 фигуры, на втором плане барка) - 100 руб.
№3. La Panne. Этюд. Перед заходом солнца (домик в дюнах) - 100 руб.
№4. Баскезка с границы Франции и Испании (2 наброска) - 75 руб.
1895. №5. Trou-Louette. Ранняя весна (Груша, неоконченная женская фигура и дача на 2-м плане) - 175 руб.
№6. Trou-Louette. Осенний вечер(белье, дерево и дом на 2-м плане) - 175 руб.
1895 №7. La Panne. После прилива(художник и барки) - 200 руб.
1894 №8. Trou-Louette. Зимний день (унавоженное поле под снегом)- 200 руб.
1890 №9. Pau. После захода солнца (берег Гавы, две фигурыи домики на втором плане)- 300 руб.
1885 №10. Pau. Ранняя весна(прачки на берегу Гавы)²⁰- 350 руб.
№1^bis На юге России. Овцы на тырле (лунный эффект ущерба) - 350 руб.
1891 №2^bis Биарриц. Перед грозой(озеро в ландах, горелый сосновый лес) - 400 руб.
№3^bis Вечер после грозы (берег Гавы, козы) - 200 руб.
№4^bis Этюд 1880года. Барбизон - 100 руб.
№5^bis Trou-Louette. Снежное утро (навтором планеАржанте) - 250 руб.
1889 №6^bis Барбизон. После захода солнца (на первом планеболото покрытое ряской, и 2 охотника) - 300 руб.
1895 №7^bis La Panne. Пляж с гуляющими(на втором плане барка) - 300 руб.
№8^bis Trou-Louette. Зима (виды из моего окна) - 300 руб.
1890 №9^bis Pau. Охотник зимою (набросок) - 75 руб.
№10^bis Малороссия. Сумерки зимою - 500 руб.
1896 Железная дорога в Trou-Louette.

Публикуется по оригиналу, хранящемуся в Отделе рукописей ГТГ. Ф. 1. Ед.хр. 2747.

И.П. Похитонов - П.М. Третьякову
<Брессу, Льеж>. 29 сентября 1896 года

Многоуважаемый Павел Михайлович,

Несколько дней тому назад я получил Ваше письмо, в котором Вы предлагаете мне отдать посланные Вам картины за четыре тысячи рублей с правом уступить или подарить те из них (числом до 4-х), которые по однородности содержания могут оказаться лишними.

Я согласен на эти условия и очень рад, что вся эта партия моих работ попала в Вашу галерею. Не менее радует меня и перспектива повидаться с Вами. Я предполагаю выехать отсюда в Trou-Louette в конце будущего месяца, куда и прошу написать мне из Парижа или Антверпена о дне Вашего приезда в Льеж.

Деньги, если Вы найдете удобным выслать их теперь, прошу адресовать сюда: Hôtel Pelican à La Panne prés d’Adinkerk; письма тоже до последних чисел октября. Вы меня очень обяжете, если напишете несколько слов по получении этого письма, так как я боюсь, что оно не застанет Вас уже в Мюнхене, почему я пишу на конверте fairesuivre.

А пока крепко жму Вашу руку и остаюсь глубокоуважающий Вас И. Похитонов.

Публикуется по оригиналу, хранящемуся в Отделе рукописей ГТГ. Ф. 1. Ед.хр. 2748.

И.П. Похитонов - И.С. Остроухову
18 марта 1906 г. Жюпиль

Дорогой Илья Семенович, письмо ваше от 6 марта, пересланное мне из России управляющим, получил только сегодня и, как видите, отвечаю сей час же. Прежде всего, отвечу на все ваши вопросы по пунктам: 1. Живу я теперь в Бельгии; мой адрес для писем: Belgique, Jupillelez Liège - Pokitonow; для телеграмм просто: Jupille, Pokitonow. 2. Думаю пробыть здесь до 1 августа этого года, затем 3. Предполагаю вернуться отсюда на свое обычное место жительства, т.е. в Минскую губ. Минского уезда в имение Жабовщизна. Адрес в этом случае для писем и телеграмм просто: Радашковичи²¹, Похитонову. Сколько там проживу - не ведаю.

Теперь продолжаю без пунктов. Адрес, данный вам мною в Москве, в мою бытность в Москве, вернее верного; а что меня не разыскали, то это совсем не верно, доказательством чего может служить то обстоятельство, которое я вам сейчас расскажу в подробности, чтобы снять с себя вину. Да и само по себе оно стоит того, ибо весьма характерно и поучительно.

В начале сентября прошлого года ко мне явился местный нижний чин полиции и заявил, что меня требует к себе (в соседнее имение) приехавший туда урядник. В то время сей грозный призрак могущества хоть и повергал в страх иуныние обывателей, но еще не совсем в должной степени, а потому я по легкомыслию и с истинно дворянским гонором заявил чину, что буде уряднику имеется до меня какая нужда - он может явиться ко мне самолично!.. Подумаешь, как все на свете скоро меняется!

Теперь я вспомнить не могу об этом без страха и внутреннего содрогания, а тогда - ничего... Сказал и преспокойно стал ждать, что будет дальше. Должно быть, и сами урядники тогда еще чувствовали себя не совсем генерал-губернаторами, так как не прошло и часа, как наш местный представитель этого милого народному сердцу института действительно явился ко мне самолично (в пьяном виде, конечно) и вручил мне повестку от члена окружного суда, где значилось, что я обязываюсь явиться в заштатный город соседней Виленской губ. в означенный день и час по делу о завещании покойного Б.²², буде же не явлюсь и не представлю тому законных причин, то подвергаюсь ответственности по такой-то статье. Хотя место явки было выбрано вне черты моей губ., я, помня данное вам обещание, был рад поскорее покончить с этим делом, и потому расписался в получении беспрекословно, а чтобы сбыть поскорее чиновного гостя, просил управляющего выдать ему в награду руб. деньгами и цельную запечатанную бутылку монопольки, полагая, что он, будучи достаточно нагрузившимся, не вкусит от плода сего тут же, а увезет приношение и приобщит к своему хозяйству. Но сей властелин не стерпел -ухарски вскрыл пробку, вылакал все содержимое и, милостиво простившись со всеми, все-таки удалился (пустой же бутылки не взял).

Пришел, наконец, канун злополучного дня! Когда это именно было, теперь не помню, помню только, что погода была преподлая, а дороги того хуже. После двадцативерстной пытки и бессонной ночи с клопами и представителями других родов оружия, я явился в место судилища аккуратно за четыре часа до срока. Навожу справки - члена суда еще нет. Проходит час, другой... справляюсь опять. Не то писарь, не то другой какой чин, но, во всяком случае, лицо власть имущее (на что указывало его нетрезвое состояние и подобострастное приниженное отношение к нему довольно трезвых обывателей), на мой вопрос, когда будет член суда, оно отвечает мне заплетающимся языком: мы об этом не предуведомлены. Да, может быть, спрашиваю, меня вызывают на сегодняшнее число по ошибке? Нет, вот у них тоже повестки, говорит он, указывая на толпу понурых удрученных мужиков и бойко шмыгающих еврейчиков, и они ждут; потрудитесь. .. и прерванный на этом слове икотой удаляется. Жду еще и с ужасом вижу, что ввиду невозможных дорог придется еще раз заночевать в еврейском клоповнике. На другой день утром прихожу опять... Опять та же толпа, тот же пьяный чин и тот же ответ: мы об этом не предуведомлены. Чего, думаю, ждать и справляться у мелких сошек, пойду в участок, к самому, так сказать, начальнику края -коколоточному благо, он, в случае чего, все может засвидетельствовать, все предупредить, снять кару и т.д. Встречают довольно благосклонно. Я излагаю мое дело и прошу совета. Только что получил от члена суда, из соседней волости, записку, он не совсем здоров, и потому откладывает все дела до другого раза, сообщает околоточный. Вы об этом получите своевременно извещение, но, во всяком случае, не раньше трех-четырех месяцев; я тут вам ничего не могу посоветовать, всего лучше обратитесь - он называет местного юриста. Иду к юристу. Хозяин встречает очень радушно и знакомит с другим своим гостем, местным помещиком. После обычных приветствий я излагаю ему все дело с финалом о болезни члена суда. Помещик добродушно хохочет и восклицает: Ах он подлец! Да ведь мы провинтили с ним вчера весь день, и он сегодня к утру заказал у Лейбы земскую почту. Хозяин тоже улыбается и говорит: я уж не знаю, как и помочь вам, дело в том, что и в уезде вы его не всегда застанете, так как он вечно в разъезде; всего лучше ждите вторую повестку. Что мне оставалось делать? Конечно, ждать! Я и ждал! Ждал, пока перед рождественскими не выехал в Бельгию. Приехал сюда и застрял на неопределенное время. Застрял и, откровенно говоря, не жалею. Правда, все мы под Богом ходим, но все-таки здесь меньше шансов стать убийцей, быть самому убитым, изувеченным, побитым или попасть в необлюбованные места. Что же касается нагаек, то на общение с этим инструментом тут все шансы потеряны, так как даже в здешних музеях их вовсе нет, а это по нынешним временам чего-нибудь да стоит. Правда, и здесь есть начальство, без начальства, конечно, нельзя - «на то и щука в море, чтобы карась не дремал». Только тут начальство давит ровно, без порывов, с известной системой. В эту лямку втягиваешься, свыкаешься с ней и, как это ни подло, перестаешь замечать. Как бы там ни было, но в данный момент начальство, а купно с ним полиция и жандармы, находятся здесь не в периоде острого проявления благородных чувств, почему супротив нашего тут живется все- таки вольготнее. Остаются, конечно, еще нравственные пытки, они одинаковы для нас и тут, и на родине - от них никуда не уйдешь. В остальном же Бельгия премилая страна! Я так давно учил географию, что совсем забыл, чем, собственно, она замечательна, так сказать, с научной точки зрения; на мой же простой взгляд она отличается большим количеством падающей влаги, полным отсутствием блох и клопов и отличной водкой. Благодаря последнему обстоятельству мы, русские, охотно миримся с двумя первыми недостатками. Хотя все-таки как-то странно - ни блох, ни клопов... Ведь это почти то же самое, что вообразить страну без жандармов и полиции! Последнее, конечно, совсем невозможно! В чем я окончательно убедился после того, как самые крайние из наших бессмысленных мечтателей не пошли дальше требования переодеть полицейских и жандармов в менее воинственную форму, находя почему-то, что как те, так и другие ничего общего с воинами не имеют. Это, конечно, сущий вздор! Положим, казаки и семеновцы храбрее! Но все ж и выше упомянутые роды оружия не заслуживают хулы; особливо если принять во внимание, что в круг их обязанностей входили и функции генерального штаба. Я слышал, что наш теперь в отпуску, и после японской войны пользуется заслуженным отдыхом. Впрочем, я отклонился в сторону! Возвращаюсь к тому, что в Бельгии нет ни блох, ни клопов; достигли этого, говорят, тем, что тут ежедневно, не жалея воды и мыла, моют полы, тротуары, улицы и даже стены домов. Всю, какая у них была, погань вывели! А полицию и корпус жандармов увеличивают ежегодно: потому это необходимо. Я, со своей русской точки зрения, это, конечно, одобряю, а относительно остального, нахожу, что из-за блох и клопов не стоило заводить такую сырость и тем, в стране и без того дождливой, увеличивать еще количество всяких осадков.

В Бельгии, как я уже сказал выше, мы думаем пробыть до начала каникул, когда сыну можно будет ехать вместе с нами (сын мой учится здесь уже второй год). Может быть, мы останемся и дольше, но, во всяком случае, я к Вашим услугам тут до 1 августа нового стиля. Если будет нужно, я с удовольствием поеду в Брюссель. Такая поездка, конечно, будет и удобнее и приятнее той, которую я предпринимал по этому же делу в виленское захолустье. Винюсь только в одном, что, переезжая сюда, согласно обещанию, не сообщил вам своевременно.

Теперь, ответив на все ваши вопросы и вдоволь наболтав всякого вздора, перехожу к собственному делу. В начале прошлого года, в бытность мою в Москве, я показывал вам кое-что из своих работ; между прочим, там была одна, изображающая деревенский дом, к которому подъехали брички. На переднем плане ребятишки остановились и ждут, когда господа выйдут садиться в экипажи. Помню, вы ее одобрили, сказав, что, будь вы тогда среди правления Третьяковской галереи, вы бы предложили купить ее для пополнения там моей коллекции. Валентин Александрович видел ее тогда и тоже одобрил. Теперь по отношению к этой картине я поставлен в очень неприятное положение. Дело в том, что она была сделана мною для одного москвича, который, имея уже несколько из моих вещей, пожелал приобрести для своей коллекции еще что-нибудь из моих работ, но побольше и посерьезнее того, что у него уже имелось. Частью под влиянием советов некоторых из товарищей, частью потому, что мои маленькие ...на последней перед тем выставке были проданы в Питере по баснословно высокой цене, я заломил с него за эту картину такую цену, как цыган за батьку. Мы не сошлись, и я выставил ее на прошлой передвижной выставке²³, где поневоле пришлось оставить ту же цену, а именно 1500 р. Это и в самое бойкое время было бы чрезмерно, а при настоящих обстоятельствах и подавно. Понятно, что она, совершив путешествие²⁴, вернулась не тронутой. Теперь, запросивши 1500 р. на выставке, продать ее какому-нибудь частному лицу за грош неловко, даже просто зазорно. Продать ее в музей, да еще через приятеля, - это другое дело. А потому, если Вы теперь, находясь во главе Третьяковской галереи, остались при своем прежнем мнении, Вы меня очень обяжете, дав этому делу надлежащий ход, ибо продать, да еще и в Третьяковскую галерею, где у меня нет ни одной русской вещи, мне бы не только хотелось, но и было бы, по финансовым соображениям, почти необходимо. Что касается цены, то в этом вполне полагаюсь на вас и прошу совсем не стесняться. Все, что Вы по сему делу учините, в том спорить и прекословить не буду и прошу верить, что это совсем не фраза. Картина en question находится у Василия Васильевича Матэ²⁵, к нему можете и обратиться от моего имени, а меня прошу известить о резолюции, чем много обяжете особливо, если она будет благоприятна. А пока жму вашу руку и прошу передать мой нижайший поклон Надежде Петровне.

Ваш И. Похитонов

P.S. Отправляю заказным, по нынешним временам оно лучше.

И.П. Похитонов - И.С. Остроухову
Екатеринодар, Котляревская ул., д. 3, кв. 4.
15 ноября 1917 г.

Дорогой Илья Семенович, податель этого письма - мой сын; он на пути в Бельгию и остановился в Москве, чтобы осмотреть тамошние художественные достояния, а потому я буду Вам очень благодарен, если позволите ему познакомиться с Вашей коллекцией и не откажете в добром совете, как поступить, чтобы иметь возможность сделать то же по отношению к коллекции Щукина и других собирателей, каких вы найдете нужным ему порекомендовать.

Время, правда, для такого мирного занятия теперь не особенно подходящее, но он, будучи бельгийским гражданином, может более отвлеченно считаться с нашими национальными гадостями. Русскому по крови, ему, конечно, больно за все переживаемое нами, но, как бельгийцу, не стыдно, а это уже много.

Мне было бы очень приятно получить вести, касающиеся как лично Вас, так и другого - того, что может быть очень знаменательным и что не узнаешь из газет. Вы по Вашему положению стоите близко - в самом курсе художественной и политической жизни Москвы, а потому все сообщенное вами было бы мне сугубо интересно. Знаю, что у в Вас дела по горло, а потому не совсем рассчитываю на удовольствие получить письменный ответ; но надеюсь, что Вы сделаете это устно моему Борису для передачи мне.

Ну, что же вам сказать о себе? Все лето я бездельничал и только теперь понемногу начинаю работать. Здесь, в Екатеринограде²⁶, куда я приехал еще в мае, много красивого и при желании можно кое-что сделать. Думаю... Но о чем теперь можно задумывать? Да я и прежде этим делом никогда не занимался, а теперь и подавно! Буду сидеть здесь, пока сидится, а там - что Бог даст! Высижу что-нибудь - хорошо, не высижу - тоже хорошо!

Позвольте мне кончить письмо еще одной просьбой. Мы сидим здесь без чаю, а это для нас то же, что без хлеба, поэтому громко взываю к вашему великодушию: соблаговолите, выражаясь слогом прошений, сделать зависящее от Вас распоряжение в ваш склад или магазин о выдаче моему сыну, Борису Ивановичу Похитонову, за установленную плату хорошего черненького чаю в количестве, какое Ваша милость укажет.

Затем, выражая наперед мою сердечную благодарность за все сделанное, прошу передать мой глубокий поклон Надежде Петровне и принять от меня уверения быть всегда в готовности к Вашим услугам.

Глубокоуважающий Вас, ваш
И. Похитонов

Публикуется по оригиналу, хранящемуся в Отделе рукописей ГТГ. Ф. 10. Ед. хр. 5247.

1. Сад Жарден. [Вступительная статья к каталогу выставки]. Цит. по: Иван Похитонов. Чародей-художник. К 160-летию со дня рождения Ивана Павловича Похитонова. 1850–1923. М., 2010. С. 159.
2. ОР ГТГ. Ф. 1. Ед.хр. 2744. Л. 1. Письмо И.П. Похитонова к П.М. Третьякову. 20 января 1896 г.
3. Бакшеев В.Н. Воспоминания. М., 1963. С. 71.
4. Опись художественных произведений городской галереи братьев Павла и Сергея Третьяковых. М., 1893. № 771–773. Картина «Ранний снег» не вошла в последний каталог галереи, составленный П.М. Третьяковым. Каталог галереи 1898 года.
5. ОР ГТГ. Ф. 1. Ед.хр. 2744. Л. 1. Письмо И.П. Похитонова к П.М. Третьякову. 26/14 марта 1895 г.
6. Петров В.А. Иван Похитонов. М., 2003. С. 33.
7. ОР ГТГ. Ф. 1. Ед.хр. 2748. Л. 1. Письмо И.П. Похитонова к П.М. Третьякову. 29 сентября 1896 г.
8. Летопись жизни П.М. Третьякова // Павел и Сергей Третьяковы. Жизнь. Коллекция. Музей. М., 2006. С. 386.
9. ОР ГТГ. Ф. 10. Ед.хр. 5246. Л. Письмо И.П. Похитонова к И.С. Остроухову от 18 марта 19 06 г.
10. Маркевич И.Б. Иван Павлович Похитонов (1850-1923). - В кн.: Иван Павлович Похитонов. 1850-1923. Каталог. М., 1963. С. 10.
11. Гриценко Ни кол а й Николаевич (1856-1900), художник – зять П.М. Третьякова.
12. Речь идет о картине «Ранняя весна. По. Прачки на берегу Гавы» (1885).
13. См.: ОР ГТГ Ф. 10. Ед.хр. 5245. Л. 1. Письмо И.П.Похитонова к К.А.Савицкому. 20 января 1896 г.
14. В это время художник жил в Бельгии, в Брессу, пригороде Льежа.
15. Под царским поручением подразумевается заказ императора Александра III на исполнение большой серии видов старинных русских городов и монастырей. По сведениям В.А. Гребенюка, этот заказ был сделан художнику в 1882 году (см.: Гребенюк В.А. Иван Павлович Похитонов. Л., 1973. С. 20).
16. На наш взгляд, к такому типу работ относится картина И.П. Похитонова «Дорога над берегом моря» (1880е. Собрание О.Л. Маргания, Москва). См. в настоящем издании: Гладкова Л., Пастон Э. Тайны живописи Похитонова.
17. Под семейными невзгодами художник, вероятно, имел в виду неопределенность своего семейного положения. В 1882 году он женился на Матильде Константиновне Вульферт, русской студентке, оканчивавшей в Париже медицинский факультет, впоследствии она стала известным врачом-клиницистом и активно занималась научной деятельностью. В 1891 году из-за разности характеров супругов их брак распался. Похитонов полюбил младшую сестру Матильды Евгению, с которой прожил в гражданском браке 34 года и имел сына Бориса (1893-1963). Брак, несмотря на хлопоты художника, не был зарегистрирован из-за отказа Матильды дать развод. Формальная сторона семейной жизни Похитонова делала его жизнь в России крайне затруднительной.
18. Речь идет о Жорже Пти - меценате, основателе Международного общества художников. В 1882 году Похитонов заключил с ним договор, по условиям которого он должен был получать 1000 франков в месяц до своего 100-летия, а также 65% от продажной цены картин исключительно через галерею. Этот договор был расторгнут спустя десять лет в связи с финансовыми затруднениями Пти. См.: Маркевич И.Б. Указ. соч. С. 8.
19. Эти слова раскрывают нам тайну двух этюдов из собрания Третьяковской галереи - «Баскезки с границы Франции и Испании» (около 1895), написанные на двух отдельных дощечках. Теперь мы понимаем, что они были написаны на одной доске, а затем распилены художником для пересылки Третьякову. В собрание эти два этюда вошли с одним названием и под одним инвентарным номером.
20. Эта работа находилась у Третьякова с начала 1895 года, и включение ее художником в данный список остается загадкой.
21. В Рада ш ко в и чах Минской губернии находилось имение Вульфертов, родителей Матильды и Евгении.
22. Речь идет о Ф.В. Боткине, умершем 19 февраля / 4 марта 1905 года на вилле в местечке Везине, недалеко от Парижа. Согласно завещанию, свидетелем составления которого был И.П. Похитонов, И.С. Остроухов был одним из душеприказчиков Боткина. Завещание после сложных процедур было утверждено к исполнению 25 декабря 1906 года (см.: Давыдова О.С. Федор Боткин. Апология воображения // Собрание. 2011. №2. С. 35).
23. Выставка проводилась в Санкт-Петербурге, Москве, Харькове, Екатеринославле и Одессе с 28 февраля по 27 декабря 1905 года.
24. Речь идет о картине «Сейчас поедут» (16x34; местонахождение неизвестно), экспонировавшейся на 23-й выставкеТПХВ в 1905 году. Иллюстрирована в каталоге выставки.
25. Матэ Василий Васильевич (1856-1917), художник-гравер и офортист.
26. В настоящее время - Краснодар.

Вернуться назад