Письма И.Е. Репина А.В. Жиркевичу. 1888-1906

Номер журнала: 
Приложение к выпуску #1 2019 (62). «И.Е. РЕПИН. ПИСЬМА А.В. ЖИРКЕВИЧУ. 1888—1906»

 

№ 1
22 февр<аля 18>88.
Петербург.

Дорогой Александр Владимирович,

Только в пятницу узнал я от Константина Михайловича[1], что Вы заболели. Вот напасть!.. Я хотел было тотчас навестить Вас, но побоялся тифа[2]. Знаете, ведь у меня дети, дети ходят в гимназию[3], а там опять дети. Делать нечего, приходится быть черствым эгоистом.

Благодарю Вас за все замечания о карт<ине> «Запорожцы»[4]. Мальчики в Сечи бывали; это я верно знаю. «Джура малый» назывались они и были оруженосцами, достигши некоторого возраста. Пропорция головы мне не бросилась в глаза; это я проверю.

Мои воспоминания о Крамском напечатаются только в мае месяце, и еще сомнительно — в «Русской старине»[5]. Когда буду иметь, то преподнесу Вам экземпляр, которых, надеюсь, мне дадут несколько тетрадок отдельно оттиснутыми.

Посылаю Вам фотогр<афию> с «Ив<ана> Грозн<ого> — «Кончина царевича Иоанна»[6]. Она запрещена в продаже, и у меня уже не осталось экземпляров.

Крепитесь, выздоравливайте и будьте поосторожней. Зачем Вы такое громадное письмо написали?! Ведь Вам же это запрещено. Вы точно маленький школьник! А-ай-ай, как не совестно!

Поправляйтесь. Я прошлую пятницу читал свои записки[7], очень жалел, что Вас не было.

Вас искренно любящий

И. Репин

Инв. №64080. Впервые: Письма к писателям. С. 31–32.

  1. Имеется в виду поэт Константин Михайлович Фофанов (1862-1911). Дебютировал в печати в 1881 г. Первый сборник «Стихотворения» вышел в 1887 г. Репин и Жиркевич были увлечены творчеством Фофанова и принимали близкое участие в его судьбе. Портрет Фофанова был написан Репиным в 1888 г. (местонахождение неизвестно). О поэзии Фофанова доброжелательно отзывались Я.П. Полонский, А.Н. Майков, Н.С. Лесков, Л.Н. Толстой, А.П. Чехов. Фофанов был женат на Л.К. Тупылевой, у них было 11 детей. Сын Константин (1889-1940) — поэт, печатался под псевдонимом Константин Олимпов. Репин исполнил его портрет в 1916 г. (частное собрание, Швеция).
  2. 23 февраля 1888 г. Жиркевич записал в дневнике: «Лазарет л.-гв. Конного полка. Вот уже 10-й день лежу в тифе в военном лазарете, против которого я всегда чувствовал какое-то предубеждение... Лечиться дома оказалось невозможным: я никогда не забуду той ужасной недели, которую провел в меблированных комнатах на руках бессердечной прислуги, которая по целым дням не заглядывала ко мне, так что иногда не было кому подать мне стакан воды. Большое участие принимал во мне Доктор Брейцель, каждый день посещавший меня и почти насильно перевезший в лазарет. Я очень рад, что мне разрешено писать, читать же еще не могу, что — великое лишение. Сейчас же завел переписку с Фофановым, Ясинским и Репиным. От всех их получил уже любезные ответы, а от Репина еще и подарок — фотография с его картины с любезной надписью. Письма этих лиц составляют теперь все мое утешение». (ОР ГМТ).
  3. В 1887 г. Репин разошелся с женой Верой Алексеевной (урожд. Шевцовой). С матерью остались младшие дети Юрий (1877-1954) и Татьяна (1880-1957), старшие дочери Вера (1872-1948) и Надежда (1874-1931) жили с отцом.
  4. Над картиной «Запорожцы» (ГРМ) Репин работал в 1880-1891 гг. В дневнике Жиркевича неоднократно упоминается процесс работы Репина над картиной: «Все эти дни Репин при мне подмалевывает своих “Запорожцев”. Он согласился со мной в том, что размеры одной фигуры неправильны, после того, как вымерил их аршином. Он высказывает замечательную обдуманность в рисунке: стирает и снова набрасывает контур по двадцать раз. Окончательно написав, он смотрит в зеркальце на картину. Я его спрашивал, зачем он это делает, и он ответил, что тогда получается изображение в обратном виде и всякая ошибка ясно обнаруживается. В “Запорожцах" есть портреты его знакомых. Я заметил, что Репин пользуется для этой картины фотографиями, эскизами, набросками, описаниями. Целый архив служит ему при этом, и нет ни одного предмета в картине, который не был бы исторически верен и обдуман. Так-то пишутся истинно великие произведения» (Художественное наследство. С. 144).
  5. Воспоминания И.Е. Репина об И.Н. Крамском впервые напечатаны в 1888 г. с подзаголовком «Памяти учителя» (Русская старина. Т. VIII. Кн. 5). Начиная с 1937 г. они включаются во все издания книги И.Е. Репина «Далекое близкое».
  6. Картина Репина «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года» (1885, ГТГ), показанная на 13-й выставке ТПХВ в Петербурге, вызвала необычайно широкий зрительский интерес, бурное и далеко не однозначное обсуждение в прессе, но главное — неприятие картины официальными кругами. Обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев в письме на имя императора Александра III выразил резкое и полное неудовольствие картиной Репина. «Сегодня я видел эту картину и не мог смотреть на нее без отвращения, — докладывал Победоносцев императору. — Удивительное ныне художество без малейших идеалов, только с чувством критики и обличения. Прежние картины того же художника Репина отличались этой наклонностью и были противны, а эта его картина просто отвратительна» (цит. по: Илья Репин — Корней Чуковский. Переписка. НЛО. 2006. С. 195). Картина была запрещена к показу и воспроизведению в каком-либо виде. На выставке ТПХВ (1885) в Петербурге она экспонировалась до конца срока, но в Москве П.М. Третьяков, купивший картину у Репина еще до открытия выставки, не получил разрешения выставлять ее в залах своей галереи. Запрет был снят через три месяца благодаря хлопотам художника А.П. Боголюбова. Но запрет по-прежнему сохранялся на распространение воспроизведений с картины.
  7. Репин читал еще не опубликованные воспоминания об И.Н. Крамском. См. примеч. 5 к настоящему письму.

 

№ 2
8 ав<густа> <18>88.
СПб., Екатеринин<ский> пр<оспект>, 26.

Дорогой Александр Владимирович,

Спасибо Вам за письмо Ваше, оно полно самых лучших чувств человека, полно любви... Признаюсь Вам, тон этого письма несколько конфузит меня. Вы знаете, какой я простой, обыкновенный человек, а Вы ставите меня на такой грандиозный пьедестал, что, если бы я взлез на него, Вы сами расхохотались бы, увидев мою заурядную фигуру вскарабкавшуюся так высоко. Будем просты, как дети, не будем тратить время на личные комплименты. Не будем предъявлять друг другу слишком героических положений, чтобы не разочароваться впоследствии. Всякий человек есть слабый, ничтожный червяк, недостойный таких божеских почестей. Велик, силен и безукоризнен только один Бог.

Не подумайте, чтобы я заподозрил Вас в неискренности. Нет, Ваше прекрасное лицо, симпатичный, задушевный тембр голоса всегда внушали мне полную симпатию и безграничное доверие. Но я боюсь, боюсь этого идеального настроения чистых, светлых натур. Это такая душевная чистота, которую неприятно поражает всякое малое пятно. А где же нет пятен, особенно на людях, переваливших за 40 лет, пробивавших себе дорогу собственными усилиями?..

Но меня несколько успокоило известие о Вашей любви, о Вашей женитьбе[1]. Вот где лежит причина того поэтического, прекрасного настроения и светлого взгляда на жизнь! Вот вечный, лучезарный оптимизм жизни! — Любовь!!! Поздравляю Вас, обнимаю от души!.. Я уверен, в вас обоих теперь так много любви, что Вам не страшно говорить все, что думает об этом пожилое сердце. Приготовьтесь заранее, что любовь Ваша пройдет; она должна замениться дружбой. А дружба рождается только из преданности. Если женщина способна быть преданной вполне интересам своего мужа, она — драгоценный друг, который необходим мужчине, с которым он не расстанется <ни> на минуту во всю жизнь, которого он будет любить и уважать глубоко в душе всю жизнь. Если муж будет предан своей семье, детям, будет относиться с полным уважением к жене (в случае утраты любви) — семья счастлива. Но если эти оба субъекта увлекутся свободой действий, самостоятельной эмансипацией, разнородной деятельностью, дающей каждому самостоятельное положение, — семья пропала, разрыв неизбежен... Антагонизм, новое искание любви, зависимости; да, искание зависимости даже свойственно и приятно человеку...

Простите, дорогой мой, за это неуместное, может быть, рассуждение. — Пишу, что думаю, и Вас прошу ничего не скрывать от меня.

Любящий Вас И. Репин

 

Пожалуйста, когда будете в Петербурге с Вашей будущей женой, заверните и ко мне. Буду очень счастлив видеть Вас у себя.

Пятницы будут по-прежнему.

Еще раз горячо обнимаю Вас и желаю счастья!

Жалею, что некогда больше писать, — до другого раза.

Ваш И. Р.

Инв. №64081. Впервые с пропуском одной фразы: Письма к писателям. С. 34–35.

  1. Речь идет о предстоящей свадьбе А.В. Жиркевича и его невесты Екатерины Константиновны Снитко (1866-1921). Венчание состоялось 22 сентября 1888 г., в год окончания Жиркевичем Военно-юридической академии в Петербурге. Екатерина Константиновна Жиркевич — внучатая племянница поэта, драматурга, историка Павла Васильевича Кукольника (1795-1884). Известны портреты работы К.П. Брюллова Павла Кукольника (1841, не окончен, УОХМ) и его братьев — Нестора (1836) и Платона (1837-1839, оба — ГГГ). Жиркевич впервые пришел к Репину с молодой женой 7 октября 1888 г. В дневнике Жиркевич записал: «Репин был рыцарски любезен с Катей, и, видимо, лицо ее ему нравилось, так как он в нее вглядывался задумчиво и пристально, что, как я заметил, он делает всегда, когда старается уловить выражение обратившего на себя его внимание... Вечер прошел оживленно в споре о литературе. Илья Ефимович говорил много, горячо, умно, искренно...» (цит. по: Настоящий друг русских классиков. И. Репин, Л. Толстой, И. Айвазовский и другие современники в дневниках и письмах Александра Жиркевича. М., 2017. С. 232-233).

 

№ 3
<9 апреля 1888 г.>.
Вторн<ик>.

Дорогой Александр Владимирович,

Горячо благодарю Вас за Ваше прекрасное стихотворение. От него веет такой искренностью, молодостью, свежестью и глубиною истинного чувства!

Сколько веры во все доброе, светлое! Дай Бог Вам никогда не терять этой могучей веры, которая горами двигает![1]

Но зачем мрачные мысли в письме, готовность умереть за что-то? Будем мирными путями служить высоким целям. Поверьте, никто не тронет нас... Ведь только террористы должны рассчитывать на верную смерть, как взявшие меч.

Еще раз благодарю, обнимаю, целую Вас.

Передайте мой поклон Катерине Константиновне.

Если только можно будет, завтра увижу Вас[2].

Искренне Вас любящий И. Репин

Инв. №64802. На л. 1 помета рукой А.В. Жиркевича: ?Получено 11 окт<ября> <18>88 в С.-Петербурге, в ответ на посвященные И. Е-чу стихи?. Датируется по дате получения письма; ближайший вторник к 11 октября 1888 г. — 9 октября.

  1. В дневнике Жиркевич передает разговор с Репиным о своем стихотворении: «“Напечатаете ли Вы то стихотворение, что посвятили мне?" — спросил меня прошлый раз Репин. Я отвечал отрицательно, ссылаясь на то, что желал бы, чтобы у него осталось такое мое произведение, которое не было бы известно публике. “Напрасно, — ответил он, — стихотворение написано прекрасно, мысль хороша, зачем же прятать его от публики"» (Художественное наследство. С. 135). В поэтических сборниках Жиркевича это стихотворение не помещено.
  2. Жиркевич записал в дневнике, что вечер 13 октября провел у Репина. Как всегда, разговоры шли о живописи, литературной классике и только что вышедших книгах. «Слушая его <Репина >, я удивлялся, когда успевает он перечитать все журналы и вновь выходящие книги за массой художественных работ, перемешанных визитами, приемами и т.п.» (Художественное наследство. С. 136).

 

№ 4
25 декабря <18>88. № 4
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Благодарю Вас за теплое письмо, горячую чисто поэтическую любезность — все это мне очень отрадно. Как отрадно слышать, что Вы счастливы; дай Бог, чтобы это не прекращалось всю Вашу жизнь. Да ведь это и есть правильная жизнь человека: все тут для него создано Творцом так великолепно; так упоительно сладко может ублажать его личная жизнь, если он позаботился сам об этом и не будет свиньей, копающей с презрением дары Божии, кругом его разбросанные в изобилии. Вы напрасно боитесь за свое счастье, Вы на минуту забыли о всех неприятностях, которые Вам посылает жизненный строй и соприкасание с ним по службе.

А жаль, что Вы не рассказали мне ни одно<го> факта из Вашей судебной практики, так ужасно Вас настраивающей.
Я, слава Богу, здоров, работаю по-прежнему, всё над вещами, Вам известными. Делаю повторение св. Николая, с большими изменениями[1] и проч<ие> незначительные вещи. По вечерам рисую портрет Н. Н. Страхова, нашего знаменитого философа. Если Вам попадется его книжка «Заметки о Пушкине и других поэтах»[2], то прочтите, очень интересная вещь — будете довольны. Я давно не читал подобного ума и ясности.

Константин Михайлович в большом горе — в среду мы хоронили его родн<ого> брата Александра, котор<ый> рисовал[3]. Очень убит Конст<антин> Мих<айлович>.

Стихотворений Ваших еще не читал. Непременно достану и прочту; тогда в след<ующем> письме Вам напишу свое впечатление.

Для праздника[4], с которым я поздравляю Вас и Вашу супругу, у нас тут наступила такая тьма, что ничего не видно; и сейчас, всего два часа дня, а я велю зажечь лампу — совсем темно.

Всё по-прежнему: новости литературы Вы знаете, — сборники Гаршина[5], «Именины» Чехова, читали. Ясинский[6] в «Иллюстр<ации>» написал плохие стихи «Далекая звезда», очень плохо.

Жаль, Вы не приложили адреса — искать некогда, адресую просто Вильно[7].

Ваш И. Репин

Инв. № 64083. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 40.

  1. Речь идет о картине «Николай Мирликийский избавляет от смерти трех невинно осужденных» (1888, ГРМ). Художник начал писать картину по заказу женского Никольского монастыря под Харьковом в Стрелечье, где монахиней была двоюродная сестра Репина Эмилия Борисовна, в монашестве — Евпраксия («Я пообещал написать им образ в церковь»). Повторение-вариант хранится в КНМРИ (1890); повторение меньшего размера — в Харьковском художественном музее. Уменьшенный вариант находился в монастыре и только после революции был передан в Харьковский художественный музей.
  2. Страхов Николай Николаевич (1823-1896), публицист, литературный критик, философ. Портрет Страхова написан в 1888 г. (ГРМ). Первое из дание книги «Заметки о Пушкине и других поэтах» вышло в Петербурге в 1888 г.
  3. В воспоминаниях о К.М. Фофанове «Принц и нищий» А. А. Измайлов писал: «Брат Александр умер очень рано, чуть ли не восемнадцати лет. У него был определенный талант, и ему тоже пророчили карьеру художника» (Исторический вестник. 1916. Т. 144. № 5. С. 462).
  4. Рождество Христово.
  5. Имеются в виду выходившие с 1882 г. сборники рассказов В. М. Гаршина: «Рассказы» (1882), «Вторая книжка рассказов» (1885), ее же второе издание (1888), «Из записок рядового Иванова» (1887).
  6. Ясинский Иероним Иеронимович (1850-1931), писатель, поэт, литературный критик, драматург, издатель, переводчик, мемуарист. В течение жизни сотрудничал с различными изданиями от «Отечественных записок» и «Вестника Европы» до юмористического журнала «Будильник». Как журналист и литератор — чрезвычайно продуктивен. Оставил мемуары «Роман моей жизни» (1926). Портрет Ясинского исполнен Репиным в 1910 г. (ГРМ).
  7. Имеется в виду художественно-литературный журнал «Всемирная иллюстрация», один из самых популярных среди иллюстрированных изданий второй половины XIX в. Издавался в Петербурге в 1869-1898 гг. книжным издательством Г. Гоппе.

 

№ 5
7 апр<еля> <18>89.
<Петербург>.

Воистину воскресе!

Дорогой Александр Владимирович[1], хотя сегодня еще Страстная Пятница, но надо надеяться, что когда-нибудь в жизни нашей воскреснет учение Христа, как воскресает оно теперь моментами в массах, во время Светлой Заутрени и как смысл его воскресает в отдельных личностях добрых сердец.

Простите, что я не мог до сих пор ответить Вам: всё суета, дела, забывчивость — а время летит... Устал ужасно, так хочется отдохнуть, уехать куда-нибудь в деревню: здесь нет возможности...

Наш хороший Константин Михайлович находится в очень дурном настроении: он перенес две потери — любимого брата и тоже дружившей с ним тещи. Я даже встретил его (первый раз в жизни) пьяным, очень, очень огорчил он меня. Я его увез домой, и дорогой он мне рассказал разные прозаические вещи жизни, которых я не желал бы слышать. Но что делать, такова правда жизни...

Ах, как всемогущи в нашей жизни женщины!! Как легко они могут губить и спасать нас!.. Как должны быть они добры, умны и великодушны, чтобы уметь поддержать вовремя отчаявшегося человека. Да, тут требуется или гениальное чутье света добра, или всеобъемлющее развитие натуры!..

Мне приходит в голову: что если бы Фауст женился на Гретхен? Что произошло бы дальше, когда эта мещаночка все меньше и меньше понимала бы своего гениального, охладевшего к ней мужа и всё настойчивее обращалась бы к своей природе, к традиции мещанской среды?!. Ах, некогда, простите, заболтался...

Поклонитесь Вашей милой супруге. Дай Бог вам беречь друг друга, быть снисходительным, прощать слабости и оставаться верным долгу.

Вас искренно и горячо любящий И. Репин

Инв. № 64084. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 43.

  1. В автографе ошибочно: «Александрович» (ред.).

 

№ 6
7 августа <18>89.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Что это такое Вы о портрете толкуете? Я, право, ничего не понимаю. Портрет этот, в тот же вечер, как был кончен, подарен мной супруге Вашей, и я оставляю его у себя пока, только до выставки — если устрою свою — и, может быть, трону немножко портрет при случае, так как он, по-моему, очень нехорош...[1]

А я только что вернулся из своего странствия. Был в Париже, Лондоне, Мюнхене, Цюрихе, Нюренберге, Праге и даже в Краков по ошибке попал на два часа. Туда ехал я по «молнии» нашей, а оттуда торопился домой, да и знал, что это для Вас не время принимать гостей[2].

Уведомьте меня, как здоровье всего Вашего дома, если он увеличился[3]. Поклон супруге.

Искренно Вас любящий

И. Репин

 

К К<онстантину> Михайловичу постараюсь собраться. Идут здесь всё дожди.

Инв. № 64085. Впервые: Письма к писателям. С. 46.

  1. Имеется в виду живописный портрет А.В. Жиркевича, исполненный Репиным в 1888, находящийся в УОХМ, куда был передан Жиркевичем в 1922 г. в составе всей его художественной коллекции. Портрет Жиркевича на Персональной выставке Репина не экспонировался. Художник в 1891 г. исполнил еще один портрет Жиркевича (бумага, графитный карандаш, ГРМ). 16 октября 1888 г. Жиркевич записал в дневнике: «Я с любопытством следил за Репиным и его манерой писать. Первоначальный набросок моей головы углем он сделал поразительно быстро, минуты в три, но так мастерски, что в этих небрежно брошенных черточках каждый узнал бы меня сразу. Затем он принялся работать и работал без устали с 8 часов вечера до 1 часу, причем было всего три коротких перерыва, и во время одного из них мы напились чаю. С каждым ударом кисти, с каждым новым штрихом я оживал на холсте как бы по манию волшебника. Репин очень долго возился с выражением моего лица, которое было трудно уловить, благодаря той позе, которую он мне придал» (Художественное наследство. С. 138). Репин пишет о задуманной им персональной выставке. Она была открыта 26 ноября 1891 г. в Петербурге в Академии художеств, затем в феврале 1892 г. в Москве в здании Исторического музея. Подробнее см. письмо 21, примеч. 2.
  2. В июне Репин уехал в Париж на открывавшуюся там Всемирную выставку. После путешествия по Европе в июле вернулся в Россию.
  3. См. письмо 7, примеч. 1.

 

№ 7
18 авг<уста> <18>89.
<Петербург>.

Ах, как я перед Вами и Вашей супругой виноват, дорогой Александр Владимирович!.. Как же! Я Ваше письмо получил, очень радовался и хотел сейчас же написать, поздравить, расцеловать Вас от всей души...

А тут у меня хлопоты — ремонт мастерской: полы, стекла, окна. Плотники, маляры, столяры, пыль, гадость... А тут потерял и не могу найти паспорт — полиция свирепствует — просто беда!

Простите, голубчик мой, верьте, что чувства мои лучше действий по отношению к Вам и Вашей супруге.

К Константину Мих<айловичу> не мог собраться, да и погода здесь всё прескверная. Езжу к детям! — только и отдыху. Во вторник катались верхами. Пятеро; пять лошадей — весело было, несмотря, что половина лошадей была хуже ослов.

Ну, вот видите, я Вам о всяком вздоре начинаю писать.

Желаю всей Вашей семье блага и счастья, будьте здоровы.

Ваш И. Репин

 

Дай Бог Вашему новорожденному[1] быть гением. Чтобы он добром всколыхнул толпу. Толпа в ожидании, погрязла в мелких злодействах; она почувствует тогда, как Сальери, что «гений и злодейство две вещи несовместные».

Инв. № 64086. Публикуется впервые.

  1. Первенец в семье Жиркевичей — сын Сергей (1889-1912), ставший впоследствии морским офицером. Он скончался в Кронштадте в 22 года.

 

№ 8
26 генв<аря> <18>90.
Пятница.

Дорогой Александр Владимирович,

Очень рад, что Вы едете сюда! Пожалуйста, прямо ко мне без всяких отговорок и проволочек, иначе рассержусь.

Константин Михайлович был у меня вчера (четв<ерг> 25). Он бедный всё болеет и так сильно — этой проклятой инфлуэнцой. Очень серьезно болен он и все еще не может оправиться. Не думаю, чтобы он мог что-нибудь иметь против Вас. Ради Бога, не сердитесь на меня за неаккуратные ответы — все некогда. Суета. Будьте здоровы.

Поклонитесь и поцелуйте Вашу семью.

Всегда Ваш И. Репин

Инв. № 64087. Публикуется впервые.

 

№ 9
24 марта <18>90.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Сегодня утром я был в больнице св. Николая[1]. Расспрашивал д-ра Чечета[2]. (Вы ему писали, он Вам ответит). Он говорит, что К<онстантин> М<ихайлович> все-таки плох. Меня провели и к К<онстантину> М<ихайловичу>. Как он изменился! Одряхлел, глаза мутные, безжизненные. Говорит и особенно мыслит с большим напряжением. В нем видна апатия и упадок сил. Я с ним посидел часа — больше не позволяют.

Это общее спокойное большое помещение с бильярдом, в несколько больших комнат (больные все приятные и спокойные). Одет он чисто, в тонком белье, видно уход хороший. Я расспросил потом надзирателя отдела. К вечеру, он говорит, К<онстантин> М<ихайло- вич> делается очень беспокоен, мечется, стонет. Но все-таки и спит и ест недурно. Конечно, ему придется там пробыть еще порядочно.

Будьте здоровы, поклонитесь Вашей супруге.

Ваш И. Репин

 

Тут всё Вам какие-то повестки от коменданта шлют — одну я Вам отправил.

Инв. № 64088. Впервые: Письма к писателям. С. 53.

  1. Петербургская психиатрическая больница Св. Николая Чудотворца создана в 1872 г. Расположена в Малой Коломне при слиянии речки Пряжки и Мойки. О ней см.: Санкт-Петербургская психиатрическая больница св. Николая Чудотворца. К 140-летию: В 3 т. СПб, 2012.
  2. Чечотт Оттон Антонович (1842-1924), психиатр, старший, затем главный врач больницы (1881-1901).

 

№ 10
<10 апреля 1890>.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Вчера я был у К<онстантина> М<ихайловича>. На вид он гораздо лучше. Глаза чистые, смотрит осмысленно, сознательно, говорит хотя тихо и с трудом, но лучше, чем прежде. Доктор же (ординатор этого отделения) говорит, что он еще плох, иногда тоскует и мечется, порывается разорвать на себе одежду. Еще бы! Ведь обстановка!.. Мне кажется, его следовало бы взять домой. Если бы у него жена была поумней, похозяйственнее, то, конечно, взять бы его поскорей домой. Но ведь Вы знаете — она дрянь, как большинство русских женщин. Напялила на себя каких-то дешевых гусарских жгутов, лихая дешевая конфедератка — просто глядеть совестно!..

Просто не знаю, что и придумать... Я боюсь, что он дома с лестницы бросится...

Вчера я видел Величко[1] он Вам напишет. Тут еще одна богатая барыня, с которой я пишу портрет, пожертвовала в пользу К<онстантина> М<ихайловича> 100 руб.[2] Я рекомендовал ей отправить А.С. Суворину эту сумму[3]. Потом учреждается лотерея — графиня Капнист и К° у меня просят туда же рисунки, — конечно, дам. Соберут кое-что. Будьте здоровы и не беспокойтесь — свет не без добрых людей.

Вашим поклон.

Ваш И. Репин

Инв. № 64089. На л. 2 об. помета рукой А.В. Жиркевича: «По- луч<ено> 12 апреля <18>90».
Впервые: Письма к писателям.С. 54.

  1. Величко Василий Львович (1860-1903), поэт, публицист и общественный деятель. Его портрет написан Репиным в 1901 г. (ИРЛИ).
  2. Репин писал в это время по заказу Ц. А. Кюи портрет бельгийской пианистки графини Луизы Мерси д’Аржанто (1837-1890), почитательницы и пропагандистки русской музыки.
  3. Суворин Алексей Сергеевич (1834-1912), журналист, публицист, драматург, театральный критик; в течение 1876-1912 гг. издатель газеты «Новое время». Личное знакомство Репина с Сувориным произошло в 1885 г. по инициативе И. Н. Крамского, настоятельно предлагавшего Суворину написать статью о картине Репина «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года», которую Репин готовил для экспонирования на 13-й выставке ТПХВ1885 г.

 

№ 11
12 мая <18>90.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Спасибо Вам за поэму[1]. А мне, наоборот — она печатная гораздо больше нравится, чем в первый раз при чтении Вами. Много в ней юности, цветов и жизнерадостного настроения; читается легко, впечатление приятное...

Ну, теперь о нашем бедном друге[2].

Недавно мы были у него с Горбуновым (Ив. Ив.)[3]. Просидели целый час с ним в садике (св. Николая). Он был совсем хорош; только на вопросы иногда отвечал с большим трудом. Сколько я ни повторял, он не мог рассказать нам, в котором часу он встает, что они завтракают, что обедают; словом, весь порядок дня. Как обращается с ним прислуга — ничего не мог рассказать. Всё только тихонько повторял: «Как-то странно, что-то такое все странное, никак понять не могу, все как-то странно» и т. д.

Чертков[4] хотел взять его к себе в Воронежскую губернию, и за это брался Ив<ан> Иванов<ич> Горбунов. В самом деле, было бы очень хорошо. Там хутор, свежий воздух и проч., условия хорошие. Но доктор больницы сказал, что еще рано и, по его мнению, его еще выпускать отсюда нельзя. Мы уже сетовали на доктора. Заставили они Суворина съездить и убедить докторов. Но доктора оказались правы. Ему после нашего посещения сделалось хуже. Он намеревался броситься из окна. Его перевели в 3-е отделение.

Третьего дня была у меня Лид<ия> Конст<антиновна>[5] и рассказывала, что он опять на буйной, говорит, страшно похудел, осунулся. Но он ей делал уже некоторые вопросы. Это знак хороший, и теперь доктора начинают надеяться на его выздоровление.

Они намерены через некоторое время отпускать его к жене с провожатым. Дай-то Бог!..

Простите, больше писать некогда.

Ваш И. Репин

 

Супруге поклон.

Инв. № 64090. Впервые: Письма к писателям. С. 54-55.

  1. Имеется в виду автобиографическая поэма Жиркевича «Картинки детства». Издана в С.-Петербурге в 1890 г. под псевдонимом А. Нивин. Поэму Жиркевич послал Л.Н. Толстому. При встрече с Толстым в Ясной Поляне 20 декабря 1890 г. он подробно записал в дневнике впечатления о встрече с ним и беседах о литературе, поэзии, искусстве, мнение Толстого об И.Е. Репине. Жиркевич отметил специфическое, отрицательное толстовское суждение о поэзии вообще и в том числе о его поэме; в кабинете писателя среди книг Жиркевич увидел и присланный им экземпляр поэмы, разрезанный до половины.
  2. Речь идет о К. М. Фофанове.
  3. Горбунов Иван Иванович (псевдоним Горбунов-Посадов; 1864-1940), друг и последователь Л.Н. Толстого, один из наиболее близких ему людей. Толстой писал о нем в дневнике: «Очень умен и даровит. И чист. Легко полюбить его» (цит. по: Жиркевич А.В. Встречи с Толстым. С. 664).
  4. Чертков Владимир Григорьевич (1854-1936), близкий друг Л.Н. Толстого, последователь и пропагандист его учения. По совету Толстого в 1884 г. организовал совместно с издателем И. Д. Сытиным издательство «Посредник», целью которого было печатание дешевых и доступных для народа книг. Репин в качестве художника сотрудничал с издательством.
  5. Фофанова (урожд. Тупылева) Лидия Константиновна (1867-1918), жена поэта с 1887 г.

 

№ 12
<25-26 мая 1890>.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Адрес Толстого — Тула[1]. Они всякий день почти посылают в Тулу за всякой всячиной, в том числе и за корреспонденцией.

Относительно моих замечаний по поводу Вашей поэмы — я Вам лично говорил уж, может быть больше даже, чем нужно. Повторение их было бы скучно для Вас, да и бесполезно теперь, по напечатании.

Каждый раз, как мне приходилось ехать на пароходике, я брал с собою Вашу поэму и с удовольствием проводил время: стих милый, легкий, молодой — успокоительно действует на нервы и приятно развлекает.

Воркуют милые созвучья и т. д.

Веруня[2] прочла почти всю Вашу поэму, хотя она готовилась к экзамену (кончила 1-й, с сере- бр<яной> медалью) и ей некогда было. При быстрой памяти она запомнила много мест, иногда смешных.

О ст<атье> в «Граж<данине>» я слыхал — сукин сын, этот подлец Мещерский! Самый подлейший холуй, а не князь!..[3]

О К<онстантине> М<ихайловиче> ничего нового не знаю, я готовлюсь к отъезду[4], а тут еще эта комиссия академическая задерживает[5].

Завтра утр<ом> еду на дачу к детям[6]. Какой там у них рай!..

С письмом Ив<ана> Ал<ександровича> Гончарова поздравляю Вас — это нечто[7].

Если хотите мое мнение относительно будущих Ваших работ: избегайте отрывочности, быстрых скачков с предмета на другой, недостаточно крепкой связи общего содержания. Потом излишне жанровых словечек — уменьшительных. Не бойтесь подольше останавливаться на предмете и поглубже исчерпывать его. Видите, всё жалкие «прописные» премудрости! Я думаю, Вы в жизнь «ничего умнее не слыхали»!?? О Л. К. Фофановой не беспокойтесь — ее положение теперь гораздо лучше в материальном отношении, чем это было, когда она была вместе с мужем.

С Чертковым я немножко поссорился — он бесцеремонно стал сам поправлять мои рисунки — так я его так пугнул: будет помнить!..[8]

Будьте здоровы.

Ваш И. Репин

 

Вашей супруге поклон, а сына расцелуйте за зубок. Это им иногда очень трудно дается.

Инв. № 64091. На л. 1 помета рукой А.В. Жиркевича: «Получ<ено> 29 мая 1890 г.».
Впервые: Письма к писателям с пропуском 1 фразы. С. 57.

  1. Жиркевич послал Толстому свою поэму «Картинки детства» по московскому адресу. Не получив ответа, он уточнил у Репина адрес писателя и 28 мая 1890 г. вторично написал Толстому в Ясную Поляну, спрашивая его мнение о поэме. Толстой ответил Жиркевичу, что он получил и письмо, и книгу. «Совет мой тот, чтобы вы оставили литературные занятия, в особенности в такой неестественной форме, как стихотворения. Простите меня, если мои слова оскорбят вас, но старому лгать, как богатому красть, незачем и стыдно» (цит. по: Жиркевич А.В. Встречи с Толстым. С. 488).
  2. Старшая дочь Репина — Вера Ильинична (1872-1948).
  3. Мещерский Владимир Петрович (1839-1914), внук Н. М. Карамзина, действительный тайный советник, издатель и редактор журнала «Гражданин», с 1887 г. — газеты с тем же названием. Журнал, а затем газета «Гражданин» пользовались репутацией крайне правого реакционного издания. О какой конкретно статье идет речь в письме, неизвестно.
  4. В июне Репин совершил поездку по Волге, Крыму, Украине в связи с завершением работы над картиной «Запорожцы» и необходимостью сбора материала для нее.
  5. С начала 1890-х гг. началась подготовка к проведению в АХ реформы, которая должна была значительно преобразовать структуру и систему образования в Академии. Для подготовки проекта нового Устава АХ была создана рабочая комиссия из крупнейших художников, архитекторов, историков под руководством конференц-секретаря АХ графа И.И. Толстого, в которую входил и Репин.
  6. Репины снимали дачу на Карельском перешейке в поселке Суйда.
  7. Получив отзыв И. А. Гончарова на поэму «Картинки детства» Жир- кевич записал в дневнике 5 августа 1890 г.: «Гончаров нашел у меня значительный творческий талант и хвалит мой стих» (Жиркевич А.В. Встречи с Толстым. С. 76). Но Жиркевича задела снисходительность тона известного писателя и замечание о «словоохотливости» автора «до излишества», хотя Гончаров отмечал, что Жиркевич «владеет свободно стихом». Это письмо Гончарова вызвало ответ на него Жиркевича с выражением некоторой обиды и недоумения, на что он получил от писателя более спокойное и доброжелательное письмо. Поэму Жиркевич послал Л.Н. Толстому, А.Н. Апухтину, А.А. Фету, Я.П. Полонскому, А.П. Чехову. Безоговорочно доброжелательное отношение к ней высказал только Репин. (Балакин А.Ю. Два письма Гончарова к А.В. Жиркевичу // Гончаров после «Обломова». Сб. статей. СПб.; Тверь. 2015. С. 278-279).
  8. В письме В. Г. Черткову от 22 мая 1890 г. Репин, видимо, продолжая начатый разговор, признается в «своей запальчивости», из-за которой не мог объяснить хорошо своего возмущения, и продолжает, несколько смягчая свое возбуждение: «...я набросился в лице Вашем на ненавистный мне род редакторов, которые <...> постоянно позволяют себе высокомерно прогуливаться по труду ближнего, не задавая себе труда вдуматься в мысль автора...» (Письма к писателям. С. 55).

 

№ 13
17 июля <18>90.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Вы очень меня огорчили известием, что Вы больны и, как видно, серьезно! Однако я думаю, что деревня, если Вы сумеете хорошенько поскучать и побездельничать, отдохнуть спокойно — наверное восстановит Вас. Надеюсь и уповаю.
Я недавно вернулся. От газет не избежал-таки — подцепили: это в Одессе. В Константинополе я не был. Картина, конечно, все та же, давно известная Вам, — «Запор<ожцы>». Да, Бибиков[1] меня поддел!.. Прислал вырезку, свой «Профиль» с меня. Я, конечно, ему без всякой церемонии отпел все, что я думаю об этом ненавистном мне жанре и о всех его тут нелепостях. Он прислал оправдательное письмо... Ну, что поделаешь с этими невменяемыми чудаками!! — Прекратить отношения.

А Вам я сейчас же по приезде, т. е. побывав у Фофанова, хотел писать. Его тут, бедного, как видно, совсем забыли. Как перевели тогда в верхнее, 2-е отделение, там и был до сих пор. А как ему хочется вырваться оттуда! Я сейчас же от него к Чечету; убеждал его отпустить Фофанова на свободу. Говорит, нельзя еще. Что у них теперь переполнено, и он отпустил бы его с радостью, если бы Фофанов был или безнадежен, или совсем поправился. А теперь он намерен еще подержать его. Обещал перевести его в 1-е отделение.

Какой жалкий стал К<онстантин> М<ихайлович>, похож на арестанта, несколько лет просидевшего в тюрьме; он мне так обрадовался и все убеждал хлопотать об его освобождении. На меня он смотрел уже, как на какого-нибудь начальника, которого надо просить. Бедный! Бедный! Я написал уже Горбунову, чтобы он приехал сюда. А в четверг я пойду опять к Чечету и буду его урезонивать выпустить Фофанова хотя на время.

Дети мои на Суйде, у них там очень хорошо, и я был там уже три раза по приезде. Делали прогулки, катались на лодке и верхами. Какой воздух!.. В городе тяжело, душно!..

Прокатился я очень хорошо и отдохнул отлично. — Через Москву в Нижний, по Волге: в Казани, Самаре, Саратове. От Царицына в Калач. По Дону в Ростов, Таганрог. Из Таганрога по Черному морю заезжал в Керчь, Феодосию, Ялту, Севастополь. Из Севастополя — в Одессу, оттуда в Киев и домой[2]. Жара была страшная! Раскаленная! Я остригся и даже обрился и потолстел. Но как нас морем трепало! Ах, какая это неприятность!!

Ваш И. Репин

 

А мнения Толстого и Гончарова и должны быть совершенно противуположны. Гончаров смотрит, конечно, как художник, только со стороны формы: форма хороша — значит, талант. Толстой же талант понимает только в том человеке, который своими произведениями кладет глубокий след в жизни человечества. Помимо искусства, которое для него последнее дело, талант своими идеями и новыми воззрениями представляет некоторое откровение в своей сфере.

А это утешительно, что Вы боитесь Вашей болезни. Серьезно больные легкими никогда ничего не думают и до последнего вздоха все надеются, что скоро поправятся.

Поклон Вашей супруге.

Инв. № 640992. Впервые: Письма к писателям. С. 59-61.

  1. Бибиков Виктор Иванович (1863-1892), писатель, знакомый Репина.
  2. Поездка была предпринята в связи с работой над картиной «Запорожцы».

 

№ 14
22 июля <18>90 г.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович!

Чечет прав: Фофанов и дня не пробыл в 1-м отд<елении>. Опять хотел броситься из окна. Сторож едва схватил его за ногу. Теперь опять наверху, с решетками. Говорит все одно и то же.

Кажется, безнадежно!

Поправляйтесь.

Ваш И. Репин

 

Я его сильно усовещевал за его поступок, но в его словах трудно что-нибудь понять. «Да, если бы совсем выйти отсюда».

Инв. № 64093. Впервые: Письма к писателям. С. 61.

 

№ 15
13 авг<уста> <18>90.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Фофанов опять подает надежды. Даже написал четверостишие, карандашом. Л<идия> К<онстантиновна> приносила показать. Хотела она было взять его на один день в Гат- чино на дачу. Условились было, я взялся сопровождать поездку. Но потом благоразумно раздумали, и Чечет отсоветовал. Решили подождать месяца два, и тогда обещают отпустить его в виде опыта на продолжительный срок. Чечет не теряет надежды. Да и К<он- стантину> М<ихайловичу> в последние разы, что я его видел, все лучше делается. Авось, Бог милостив.

Зато Вы меня печалите. Может быть, все обойдется хорошо. Вы поживете в Крыму, наберетесь новых сил жизни, новых мотивов поэзии. В Крыму есть кое-что взглянуть. В Севастополе Вы и без меня знаете, что смотреть — Вы военный чел<овек>. В Ялте — кладбище (красиво). В Феодосии — Айваз<овский> с его киоском воды[1]. Керчь не забудьте: поезжайте на курган Митридата, там много интересных памятников греч<еских> и скифских; в городе музейчик — есть очень хорошенькие вещицы греч<еские>, особенно золотые фигурки скифов. С горы Митридата великолепный вид на все стороны.

Читали ли Вы в «Сев<ерном> вест<нике>» Капустиной «Не ко двору»[2]. Я тут все еще нахожусь в восторге от Потапенка[3]; в «Вестнике Европы», июль и август, «На действительной службе». Вот талант! И какой светлый и глубокий ум! Оптимизм с реальной силой, со свежестью жизни. Могучая, ясная композиция; образы рельефны, характерны; слог простой, ясный, сдержанный; событие развивается быстро, жизненно и очень интересно. Местами есть такой захватывающий подъем духа, такой жизненный, настоящий, не шаблонный героизм, что просто в восторг приходишь. Давно уже я не читал с таким одушевлением.

Простите, что промедлил, застанет ли Вас письмо в Вильне?

Ваш И. Репин

Инв. № 64094. Впервые: Письма к писателям. С. 63.

  1. Жиркевич побывал в Феодосии у И. К. Айвазовского в 1890 г. и оставил в дневнике интересные наблюдения над характером и типом знаменитого мариниста. Опубликованы: Третьяковская галерея. 2010. № 2 (27). С. 35-47. Повторно: там же. 2016. № 04 (53). С. 80-111. Очерк «В гостях у Айвазовского» впервые опубликован в сборнике «Книжка “Друга"» (Кишинев. № 1. 1906).
  2. Капустина (в замужестве Губкина) Надежда Яковлевна (1855-1898), племянница Д. И. Менделеева. Очерк «Не ко двору» опубликован: Северный вестник. № 5. 1890.
  3. Потапенко Игнатий Николаевич (1856-1929), писатель. Был чрезвычайно популярен в 1890-е гг. и очень продуктивен, активно печатался в журналах, издавал отдельные сборники своих произведений. Входил в круг писателей, близких А. П. Чехову.

 

№ 16
<27 августа 1890>.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Лид<ия> К<онстантиновна> и меня смутила. Она показала мне письмо к ней Конст<анти- на> Мих<айловича> и стихи — совершенно здоровые и логичные то и другое. И сказала при этом, что его могут отпустить уже домой, но у нее не готова только квартира, чтобы перевозить его в Гатчино, где они намерены жить зиму. Дело состояло будто бы только за деньгами. Она намерена была написать Суворину о пособии на этот переезд выздоровевшего К<онстантина> М<ихайловича>. Тогда я сказал ей, если его отпускают, то чтобы она не медлила ни минуты (знаю, как К<онстантин> М<ихайлович> рвется на свободу). Я дал ей 45 рублей, нужные ей на выкуп из заклада одежи и вообще на переезд, как она рассчитала. Я также от души радовался и условился перевозить его вместе с ней в субботу. В пятницу мы отправились к К<онстантину> М<ихайловичу>, и я нашел его хотя и очень лучше, но все еще далеко не совсем. Однако отправились к Чечету — за отпуском. Тот сказал, что отпустить его еще раньше сентября конца невозможно. «Ведь я же вам говорил, — обратился он к Л<идии> К<онстантиновне>, — что ранее конца сент<ября> он не может быть выпущен. Видите, идет хорошо, а так мы испортим все дело».

Мы должны были согласиться с Чечетом и ретировались. Л<идия> К<онстантинов>на пошла наверх успокоить К<онстантина> М<ихайловича>, который страшно рвался домой: «Сейчас же нельзя ли?»

Суворину я написал тогда же о помощи Л<идии> К<онстантиновне>; она, вероятно, скоро получит и от него пособие. Так что Вы можете не беспокоиться: пока у нее есть, на все экстренности даже.

Очень жалею, дорогой мой, что Вы опять простудились. Теперь Вам надо беречься и скорей уезжать. Я думал, что Вы уже в Крыму.

Прощайте, некогда писать.

Ваш И. Репин

Инв. № 64095. На л. 1 помета рукой А.В. Жиркевича: «Получено 29 августа 1890». Впервые: Письма к писателям. С.64-65.

 

№ 17
7 сент<ября> <18>90.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Прилагаю записку К<онстантина> М<ихайловича>[1], которую я получил сегодня перед Вашим письмом (мать его принесла). Как видите, ему кажется, что Вы здесь.

Спасибо Вам за вырезку из «Новостей». Я с удовольствием прочитал этот беспристрастный отзыв присяжного критика[2]. А еще с большим удовольствием прочитывал выдержки из Вашей поэмы. Знаете, Ваши стихи имеют способность всё больше нравиться впоследствии. Да, это признак талантливости, настоящей, неподдельной и неиспорченной.

Вы напрасно так мрачно смотрите на Л<идию> К<онстантиновну>. Это правда, что она привыкает к подачкам; но, конечно, ведь и бедность и невозможность заработать. Да и прежнее их положение — все это ее воспитало уже жить на субсидии. А в этом случае она действительно желала его перевезти к себе.

Однако долго Вас держат в Вильне!

Семья моя только что переехала с дачи. Дети Вам кланяются и радуются вместе со мной успеху Вашей поэмы.

Ваш И. Репин

Инв. № 64096. Впервые: Письма к писателям. С. 65-66.

  1. Приложение: Записка К. М. Фофанова к И.Е. Репину. 6 сентября 1890 г. Автограф карандашом.
    «6 сентября 1890 г.
    Глубокоуважаемый Илья Ефимович!
    Я переведен с 29 авг<уста> в барак из каменн<ого> здания больницы. Тоска смертельная. Сердце сжимается болью от нетерпения выйти на свободу. Воспоминания о семье и друзьях — единственная отрада. Прием здесь в те же дни. Зайдите ко мне, незабвенный Илья Ефимович!
    Не приехал ли А.В. Жиркевич. Мне почему-то кажется, что он здесь. Кланяюсь Вам и желаю от всего <сердца> добра.
    Сердечно любящий Вас К. Фофанов
    Хотя профессор Чечот и обещает освободить недели через две, но нельзя ли сделать этого раньше. Простите, что пишу карандашом».
  2. Имеется в виду: Скабичевский А. Литературная хроника // Новости.
    № 236. 1890.

 

№ 18
<10 октября 1890>.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Ваше письмо отдает свежестью, теплотою юга, солнцем — я рад за Вас[1]. Вам это во всех отношениях хорошо. А тут мозглятина. Фофанов уже недели две как дома: мы его свезли в общ<естве> моей дочери Веры и Лид<ии> Конст<антиновны>. Как он был рад и как не верил даже своему счастию; боялся, чтобы его опять не потянули назад!!. Ну, все это Вы, конечное, знаете от них самих.

Не побываете ли Вы в Гурзуфе? Там теперь Капустина со своей двоюр<одной> сестрой, больной. Если захотите обществ знакомых.

Я недавно тут на одном литер<атурном> обеде сидел около Скабичевского[2] и напомнил ему, что с удовольствием читал его отзыв о «Нивине»[3], кот<орый> мне понравился. Он сейчас пристал ко мне с расспросами об авторе: кто, каких лет, какого образования и т.д. и т.д. Все время мы говорили о Вас. Он очень хорошего мнения о Вас, на словах еще больше, чем писал в разборе. Я только на один вопрос не мог ответить ему: что Вам менее 30-ти или более 30-ти лет. Он кладет на Вас надежды большие. Многое вспоминал с большим удовольствием из Вашей поэмы, говорит, что Вы хороший живописец в слове — он очень добродушен.

Ну, просачивайтесь насквозь крымским солнцем, здоровьем, наливайтесь как полная виноградина, и выкидывайте в море вековечное всякую дрянь из себя.

Ваш И. Репин

Инв. № 64097. На л. 1. помета рукой А.В. Жиркевича: «Получено в Ялте 14 октября 1890». Впервые: Письма к писателям. С. 66-67.

  1. Жиркевич находился в это время в Крыму на лечении, он приехал в Ялту в конце сентября.
  2. Скабический Александр Михайлович (1838-1911), литературный критик, историк русской литературы.
  3. Нивин — псевдоним, под которым печатался Жиркевич.

 

№ 19
19 ноября <18>90.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Простите Вы меня — писать некогда. Я все тут как раз думал о Вас, читая об эпохе в медицине Коха. Ведь Вам по-настоящему следует ехать в Берлин. У Вас еще в зародыше.

И Вам это стоило бы то же, вероятно, что и Крым.

У нас тут всё по-старому. Конст<антин> Мих<айлович> ночует у меня, когда приезжает по понедельникам на собрания литераторов и также по четвергам. У нас тут стоит страшный холодина — 17 мороза с крепчайшим ветром с севера — так жжет и пронизывает! Беда — улицы даже опустели, снег смело, извозчики бьются...

«Запорожцев» я еще не кончил. Какая трудная вещь кончить картину! Сколько жертв надо принести в пользу общей гармонии!.. Конца не предвижу: туго идет. Совсем на время картину закрыл.

Величко меня никогда не восхищал, и я не имею о нем общего определения. К. Льдова не читал[1]. Об этом молодце мы много толковали, и он не бездарность. Меня ужасно интересует Ваша повесть в прозе; что-то у Вас выйдет, очень любопытно!..

Буренин[2] недавно затоптал в грязь Мережковского[3] хвалил Величко!..

Семья моя благодарит Вас за память, кланяется Вам. А Вера с усиленной экспрессией, что выражается у нее топаньем ногой, рекомендует Вам немедленно ехать в Берлин — послушайтесь! Ой, послушайтесь!!!

Вас любящий И. Репин

Инв. № 64098. Впервые: Письма к писателям. С. 67-68. На конверте рукой И.Е. Репина: «Его Высокородию Александру Владимировичу Жиркевичу. Ялта. Дача Кикина (б. Всеволожского) по Левадийскому шоссе».

  1. К. Льдов (наст. имя Витольд-Константин Николаевич Розенблюм; 18621937), поэт и писатель Серебряного века предсимволистского направления. В 1890 г. вышел сборник К. Льдова «Стихотворения». Известен карандашный портрет Льдова, выполненный Репиным в 1908 г. С 1915 г. жил в Европе, умер в Брюсселе.
  2. Буренин Виктор Петрович (1841-1926), писатель, театральный и литературный критик, публицист, поэт-сатирик, драматург.
  3. Мережковский Дмитрий Сергеевич (1865-1941), писатель, поэт, литературный критик, переводчик, историк, религиозный философ, автор историко-философских романов, блестящий эссеист. Один из основоположников русского символизма. Начиная с 1914 г. десять раз номинировался на Нобелевскую премию.

 

№ 20
9 генв<аря> <18>91 г.
<Петербург>.

Простите, дорогой Александр Владимирович, мне хотелось ответить Вам пообстоятельнее, а времени все не было, вот я и затянул свой ответ.

Но, ради Бога, что это Вы всё извиняетесь и как будто намерены секретничать! Ведь мы говорим о Толстом; все, что он говорит Вам, все это он прямо говорил мне; и он не станет кривить душою, как, я думаю, и не кривит ею никогда[1]. Следовательно, Вы, ради Создателя, без всяких галантерейностей и опасений говорите всю правду, без всякой мысли о какой-то сплетне и т.п. Разве мы не можем рассуждать объективно о таком важном предмете, как искусство?!

Я так же, как и Вы, не согласен с ним во многом. И что это за обязательство для художника иметь непременно прогрессивное влияние на публику? А если он не мыслитель? Он может быть человеком не высокого образования и т.д. Нет, художникам, я бы скорей сказал им, как Христос по поводу детей — мудрецам: аще не смиритеся, не внидете в Царство Божие. И что ж дуться лягушке в вола, если Бог не дал грандиозных размеров! Лучше же просто, искренно, не мудрствуя лукаво, передавать луч солнца на людей, если любишь Его, если Он тебя греет — Он согреет немножко и другого. Право, столько резонерства, столько ходульных самолюбий, сухих и циничных в глубине души, и все это пускает в глаза пыль прогресса, чтобы ослепить своим превосходством простые добрые сердца!..

Я согласен с Вами совершенно. Прекрасное есть великая вещь сама по себе. Как все явления природы существуют больше сами по себе и вести их в рабство перед одной идеей жестоко и несправедливо.

Я забыл, тот ли был разговор у нас с Л. Н. по поводу м<оих> картин, кажется, в этом роде;[2] конечно, всякий человек воспринимает субъективно чужую мысль, а когда высказывает ее в споре, то иногда для выразительности своей идеи незаметно изменяет значительно. Ну, да ведь это не беда, худого тут я не вижу. Я готов был бы в защиту своих произведений исписать целую десть бумаги, доказывая значительность тех идей, которые представлялись мне в них, но это было бы глупо и неэтично[3]. Я уверен, что человек, доброжелательный к моему воззрению, поймет и сам мои идеи. А наше дело: образ. Надо дать образ тот, который рисуется у меня, который я написал и люблю по-своему — и пусть потом считают меня идиотом, недостойным доброго слова — мне все равно. Я знаю, что образы те переживут все премудрые измышления прогрессистов... Ах, некогда писать, да и отвык совсем...

Конст<антин> Мих<айлович> недавно читал мне ст<атью> о Ваших «Карт<инках> детства», котор<ую> он намерен поместить в «Дне»; очень тепло и хорошо написана[4].

Поклонитесь супруге Вашей. Очень извиняюсь, что на Ваше щедрое письмо и интересное для меня я ответил и скомканным и далеко не полным, как бы хотелось, ответом, — всё некогда. Вот и сейчас еду в комиссию[5] к 9 ч<асам>. Просидим до половины первого.

Ваш И. Репин

Инв. № 64099. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 69-70.

  1. Первая встреча Жиркевича с Л.Н. Толстым состоялась 19 декабря 1890 г. Жиркевич приехал в Ясную Поляну, возвращаясь из Ялты, где проходил лечение. Встрече с писателем предшествовала переписка Жиркевича и Толстого. Жиркевич ожидал от Толстого ответа на многие вопросы, в частности, разъяснение его отношения к искусству. Пребывание в Ясной Поляне продолжалось с 10 часов утра до 11:30 вечера. Оно было столь насыщено разговорами с Толстым и многими другими впечатлениями от Ясной Поляны, что Жиркевич в тот же день сделал сначала беглые заметки в записной книжке, затем в поезде до Москвы, в московской гостинице и вновь в поезде по дороге в Вильну он подробно, стараясь не упустить ни малейшей детали, записал в дневнике свои впечатления и мысли от общения с Толстым. Могучий интеллект Толстого не сразу дал возможность возражений ему. Более всего Жиркевича волновало отношение писателя к искусству. Он не мог принять отрицание Толстым литературы, поэзии, в частности, стихотворной формы, которую писатель считал «неестественной». Жиркевич записал мнение Толстого о Репине: «У Репина техника доведена до великого совершенства. Но у него в картинах нет идей, двигающих общество вперед...» (Жиркевич А.В. Встречи с Толстым. С. 90). Репин в своих воспоминаниях о встречах с Толстым записал: «Его страстные и в высшей степени радикальные рассуждения взбудораживали меня до того, что я не мог после спать, голова шла кругом от его беспощадных приговоров отжившим формам жизни. Но самое больное место для меня в его отрицаниях был вопрос об искусстве: он отвергал искусство» (Далекое близкое. С. 367).
  2. Жиркевич записал в дневнике мнение Толстого о картине Репина «Крестный ход в дубовом лесу», которую Толстой видел при первом знакомстве с художником в его московской мастерской. «“Вы хотели посмеяться над суеверной невежественной толпой?! < ...> Так зачем вы писали эту картину?" — “Знаете ли, — говорит Илья Ефимович, — тут световые пятна так хорошо падают на толпу". — “Эти “световые пятна" — лучшая иллюстрация того, что я сказал: Репин, видимо, не преследовал здесь никакой идеи и погнался за световыми эффектами... И это крупный самородок, который с его техникой мог бы дать нам чудеса искусства!!"» (Жиркевич А.В. Встречи с Толстым. С. 91). Запись Жиркевича близка впечатлениям, которые Репин передавал В. В. Стасову в письме от 17 октября 1880 г. после первого знакомства Репина и Толстого (см. И.Е. Репин и В.В. Стасов. Переписка. 1877-1894. М.; Л., 1949. Т. 2. С. 53-55).
  3. В письме одному из своих корреспондентов М.П. Федорову 4 мая 1886 г. Репин четко определил свою независимость в творчестве: «К счастью моему, я работаю над своими вещами по непосредственному увлечению. Засевшая идея начинает пилить меня, не давать покою, манить и завлекать меня своими чарами, и мне тогда ни до чего, ни до кого нет дела. Что станут говорить, будут ли смотреть, будет ли это производить впечатление плодотворное или вредное, высокоэстетическое или антихудожественное, — обо все этом я никогда не думал. Даже такой существенный вопрос — будет ли картина продана, понравится ли публике? — никогда не был в состоянии остановить меня. Так что в этом отношении я неисправим, непоследователен и неспециален» (И. Репин. Избранные письма в двух томах. 1867-1930. М., 1969. Т. 1. С. 311). Это письмо было написано в связи с широкой и далеко неоднозначной газетной и журнальной критикой репинской картины «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года» (1885, ГТГ). Художник писал Третьякову о том, что ему тяжело отношение критиков к этой картине. «Если бы они знали, сколько горя я пережил с нею. И какие силы легли там» (И.Е. Репин Письма. Переписка с П.М. Третьяковым. 1873-1898. М., 1946. С. 97).
  4. Редактор вернул статью Фофанову, отказавшись ее печатать, так как имя автора поэмы ему было неизвестно.
  5. О Комиссии см. письмо 12, примеч. 5.

 

№ 21
16 генв<аря> <18>91. №21
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович!

Я виноват, до сих пор не успел поблагодарить Вашу супругу и Вас за прелестный подарок, портрет Вашего сына — прелестный мальчик! Я вставил его в новый альбом.

Меня очень обрадовала Капустина, описав, как Вы читали там у них Ваше новое произведение и как все трое прослезились (не исключая и автора). Жду с нетерпением прочитать Вас в прозе. Я, признаюсь, побаиваюсь: стихи Ваши — прелесть, а проза — боюсь, чтобы она не вышла на общий манер... Жду! Жду!..

А с Толстым за мои сюжеты Вы кокетничаете, милый друг мой. Вы знаете, как каждое слово его интересно, а потому Вы должны будете все дословно написать мне, как и что он говорил по отношению моих сюжетов, да и вообще все и о Вас самих — все это очень, очень интересно![1]

Поклонитесь Вашей супруге. Еще раз за портрет спасибо!

Как, однако, теперь Ваше здоровье? — Не поленитесь, опишите подробно.

Ваш И. Репин

 

Я все также медленно подвигаюсь к своей выставке[2]. Кажется, опоздаю и отложу на будущую осень.

Сегодня ночевал у меня Конст<антин> Мих<айлович>. Сколько он мне читал новых своих вещей!! Превосходно! Я за него очень радуюсь. Жизнью в Гатчино он доволен; много работает и имеет вид свежий, бодрый. А к нему я не собрался — все некогда.

Я все занят академической комиссией. Ожидается много хорошего. Велик<ий> Князь Владимир[3] относится очень сердечно и хорошо — я просто не ожидал. 21-го мая (вся комиссия) у него обедает.

Инв. № 64100. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 70-71.

  1. Жиркевич в дневнике делал подробные записи разговоров с Толстым, в том числе мнения Толстого о Репине как художнике и ряде его картин. См. Письмо 20, примеч. 2; более подробно в издании: Жиркевич А.В. Встречи с Толстым. С. 90-91.
  2. Репин тщательно в течение двух лет готовил свою персональную выставку, которая открылась 26 ноября 1891 г. в АХ в Петербурге, затем в феврале 1892 г. в Москве в здании Исторического музея. На выставке Репин представил 298 произведений. Это был его отчет о 20-летней творческой деятельности (в 1871 г. художник с большой золотой медалью закончил АХ). Выставка вызвала большой интерес, ее сопровождали многочисленные публикации в прессе. Критики, как всегда, в своих суждениях о Репине были неоднозначны, но молодежь с воодушевлением приветствовала маститого художника, называя его живопись «адамантом».
  3. Великий князь Владимир Александрович (1847-1909), третий сын императора Александра II. Помимо воинских чинов и связанных с ними обязательств в 1868 г. стал товарищем (заместителем) президента АХ вел. кн. Марии Николаевны. После ее кончины в 1876 г. — президентом Академии и оставался на этом посту до своей смерти в 1909 г. С началом проведения реформы АХ принимал деятельное участие в заседаниях Комитета по выработке нового Устава АХ.

 

№ 22
17 апр<еля> <18>91.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Моя выставка откладывается до осени, не поспела теперь. Передвижная очень хорошо обошлась и без меня[1], плата большой пустяк, чему я от души рад.

В профессора академии я пошел бы только тогда, если бы она переформировалась по тому проекту, который мы тут всю зиму сочиняли в комиссии.

Здесь жена гр. Л.Н.Толстого[2], была у Государя, он ее очень хорошо принял; обещал сам быть цензором Л.Н. и говорил ей много лестных и серьезных вещей. Особенно он жалел, что такая крупная русская сила отделилась от всего народа, на почве религиозной, и замыкается в мелкое сектантство. Говорил, что он такой большой его поклонник, что о некоторых вещах его он не может даже судить, осуждать их. Много говорил. 55 минут ее продержал и водил к Государыне. Все это хорошо и, я думаю, это будет иметь даже хорошие последствия для Толстого и его деятельности. Может быть, он взмахнет пошире крыльями; а то ведь его этими репрессалиями* его вещей так раздражили. Ведь он все же колоссальное самолюбие.

А вот что дурно — друг наш К. М. Фоф<анов> опять начал пить!!! Я получил от нее такое письмо, что просто беда. Но я ей не во всем верю. Многое шито белыми нитками. А все-таки грустно! Очень грустно!..

Пожалуйста, сообщайте мне о дальнейшей судьбе Вашего прозаического рассказа. Г. Стасюлевич такой надутый сухарь, что мочи нет[3].

Поклонитесь Вашей семье. Мои все, слава Богу, здоровы. Мы тут все восхищаемся актрисой, итальянкой Дузе — талант[4]. И вот что значит — и язык незнаком, и пьесы избиты, а Малый театр ломится от аристократии, мест трудно достать, несмотря на большие цены!..

Будьте здоровы.

Ваш И. Репин

* От фр. repressailles — репрессивные меры (ред.).

Инв. № 64101. Публикуется впервые.

  1. 19-я выставка ТПХВ прошла в Петербурге 9 марта - 14 апреля 1891 г. и в Москве 22 апреля - 19 мая 1891 г. Репин не принимал в ней участия, так как 6 марта 1891 г. вышел из ТПХВ из-за несогласия с уставом, принятым в 1890 г.
  2. В начале апреля 1891 г. С.А. Толстая приехала в Петербург добиваться аудиенции у императора. 13 апреля она была принята Александром III в Аничковом дворце. Графиня просила об отмене цензурного запрета на печатание 13 тома, в который входила «Крейцерова соната», и разрешение на печатание повести в составе Полного собрания сочинений Толстого. Разрешение было получено. Графиня просила императора первым прочитывать сочинения Толстого, на что император выразил согласие. Тут же С.А. Толстая заметила: «И я почувствовала в ту же минуту, что этого никогда не может быть, и мне стало неловко и стыдно» (Толстая С.А. Моя жизнь. М., 2011. Том II. С. 190).
  3. Стасюлевич Михаил Матвеевич (1826-1911), историк, журналист и общественный деятель. В 1866-1908 гг. редактор литературнохудожественного журнала «Вестник Европы».
  4. Дузе Элеонора (1858-1924), итальянская актриса, играла в основном во Франции, гастролировала в США, Южной Америке, России (1891-1892, 1908), пользовалась всемирной славой. Играла в пьесах А. Дюма-сына, Ибсена, Метерлинка. Ее игрой восхищались А.П. Чехов, К.С. Станиславский. Репин в 1891 г. исполнил ее большой портрет (холст, уголь, ГТГ).

 

№ 23
28 апр<еля> <18>91.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Мне кажется, что Вы преувеличиваете значение и особенно последствия визита гр. Толстой. Согласитесь, что лучше было бы, если бы гр. Л. Н., в начале же своей нравственно-публицистической деятельности, был бы под личным покровительством Государя? Он не впадал бы в крайности; взгляд его делался бы общее, шире и идее мира и добра он служил бы с большим успехом. И я думаю, что на него это будет иметь благотворное влияние. Ведь надо же, и в самом широком смысле, содействовать миру, а не стремиться порождать мелкую рознь из-за сугубых аллилуй.

Ах, как хороша статья Вл.Соловьева в «Вестн<ике> Европы» марта 9[1] — «Идолы и идеалы». Прочтите, если не читали. Вот ум! Вот правда! Как коротко, как ясно и неопровержимо!!!

К Фофанову я все собираюсь и никак не могу выбраться, все что-нибудь да помешает. Я получил от него очень милое и очень успокоительное письмо.

О Стрепетовой[2] (попрошу Вас и супругу Вашу, чтобы это осталось строго между нами). Старшей дочери ее теперь около 20 лет, а сыну 14 лет. Конечно, она не молода. Женщина она нервная, болезненная, избалованная, как артистка сцены, следовательно, трудна в жизни (т.е. тяжела). Конечно, она умна и даровита, хотя и без образования. Она очень искренняя, с душой, но и требовательна и неуживчива. Она привлекает своей живостью, даром слова и ласковостью, когда в духе; но она ужасна, когда рассержена, и это часто бывает с ней. По-моему, жениться на ней опасно, но предсказывать ничего нельзя. Может быть, г. Погодин будет счастлив[3]. Писарев[4] очень милый, добродушный, весьма образованный человек, но что он выносил!! Правда, он увлекся красивой Гламой-Мещерской[5], а то, может быть, он и не бросил бы — трудно судить, но я бы ее побоялся. Горбатенькая, болезненная, пожилая, разбитая жизнью, худая — ну можно ли будет упрекнуть молодого человека, если он ее бросит?!! Если он любит ее, как человека, это, конечно, хорошо; но у молодых людей часто преобладает какая-нибудь идея, из-за которой они лезут на стену и делают всякого рода несообразности — вот чего я сильно боюсь.

Но это лучше знать Вам, Вы знаете г. Погодина, а я о нем не имею понятия.

Еще раз Вас и Вашу супругу поздравляю с праздниками, с прибавкой лучших моих пожеланий Вам с семьей.

Граф<иню> Толстую я сам не видал, но слышал от самых ближайших к ней здесь людей с мельчайшими подробностями.

Любящий Вас И. Репин

 

Ах, я и забыл поздравить Вас с повышением. От всей души поздравляю и радуюсь!!.[6] Я получил тогда Ваше письмо, только что отправив свое.

Инв. № 64102. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 72-73.

  1. Статья Вл. Соловьева «Идолы и идеалы» вызвала широкий интерес образованного русского общества. Философ рассматривал понятие «идолов» и «идеалов» в двух планах — религиозном, а также в частной и общественно-политической жизни. В религии идеалом, по Соловьеву, понимается бесконечное Божество, а «обожествление» обычных предметов и явлений религия осуждает как «идолопоклонство». Если же частные интересы группы людей ставятся на место общего блага и временные, преходящие факты идеализируются и выдаются за вечные истины, то получаются не «идеалы», а только «идолы». Художник оставил о Соловьеве краткие, живые воспоминания, опубликованные в его книге «Далекое близкое».
  2. Репин высоко ценил трагическое дарование Пелагеи Антипьевны Стрепетовой (1850-1903). Художник исполнил два живописных портрета актрисы — «Портрет П. А. Стрепетовой в роли Елизаветы в драме А. Ф. Писемского «Горькая судьбина» (1881) и «Актриса П. А. Стрепетова» (этюд, 1882, оба — ГТГ).
  3. Погодин Александр Дмитриевич, муж Стрепетовой, внук известного историка М. П. Погодина. Был на 28 лет моложе актрисы. Служил чиновником в Саратове, где играла Стрепетова. Покончил с собой в припадке ревности.
  4. Писарев Модест Иванович (1844-1905), актер, педагог, критик. Брак с Стрепетовой продолжался 7 лет. У них было двое детей — дочь Мария (1871-?) и сын Виссарион (1877-1917).
  5. Глама-Мещерская (урожд. Барышева) Александра Яковлевна (18591942), актриса, театральный педагог. В 1880-е гг. в Пушкинском театре в Москве наряду с Писаревым, Стрепетовой, Южиным занимала ведущее положение. Расставшись с Стрепетовой, Писарев женился на Глама-Мещерской.
  6. Жиркевич был назначен помощником прокурора Виленского военноокружного суда.

 

№ 24
22 июля <18>91.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Только 19 июля я вернулся домой. Был в Москве на выставке, заезжал еще к двум знакомым[1] и, наконец, 29 июня попал в Ясную Поляну, где прожил до 17 июля. Меня очень удивило, откуда распространилась эта нелепость, что Л.Н. Толстой поехал в Петербург! Все время он был дома, никуда не ездил. Он даже в Москву не хочет переезжать на зиму, куда едет его семья для детей.

Как чудесно я провел это время у них!!! Так было интересно во многих, многих отношениях. Л<ев> Н<иколаевич> все такой же неисчерпаемый источник силы, запросов, жизнедеятельности, глубины мысли и самобытности!.. Всего не написать, что было говорено и что видел я...[2]

Я вылепил с него бюст (подражание Ге)[3], написал его в его кабинете за работой и зарисовал несколько набросков в разных видах![4]

Теперь принимаюсь за свою работу.

Простите, больше некогда писать.

Любящий Вас И. Репин

 

Я вегетарианствовать начал с 29 июня и очень доволен — чувствую себя очень хорошо, лучше чем от мяса. Толстой прав[5].

Инв. № 64103. Впервые: Письма к писателям. С. 74.

  1. В июне 1891 г. Репин гостил в Абрамцеве у Мамонтовых, сделал много рисунков с хозяев и гостей Абрамцева. Перед приездом к Толстым в Ясную Поляну побывал в имении Стаховичей Пальна, Орловской губернии.
  2. Свои впечатления от пребывания в Ясной Поляне Репин подробно описал в письме к Т. Л. Толстой 31 июля 1891 г. по возвращении в Петербург. «Эти 17 дней были такие чистые, светлые, ясные, наполненные интересным трудом и симпатичным, отрадным отдыхом.» (И.Е. Репин и Л.Н. Толстой. I. Переписка с Л.Н. Толстым и его семьей. М.; Л., 1949. С. 32).
  3. Вылепленный с натуры в Ясной Поляне бюст Л.Н. Толстого (гипс тонированный) находится в Гос. музее Л.Н. Толстого, Москва.
  4. В течение 17 дней жизни в Ясной Поляне Репин исполнил 12 рисунков и акварелей с писателя и 7 с членов его семьи, кроме того, сделал ряд пейзажных набросков в усадьбе Толстых. На основе натурных впечатлений им были написаны три портрета «Л.Н. Толстой на отдыхе в лесу» (1891, ГТГ), «Толстой за работой в яснополянском кабинете» (1891, ИРЛИ) и «Толстой на молитве» (1901, ГРМ).
  5. Вегетарианство Репина продолжалось не долго. Уже 20 августа 1891 г. Репин писал Татьяне Львовне Толстой: «Вегетарианство я должен был оставить. Природа знать не хочет наших добродетелей. После того как я писал Вам, ночью меня хватила такая нервная дрожь, что я наутро решил заказать бифштекс — и как рукой сняло. Теперь я питаюсь вперемежку» (там же. С. 36).

 

№ 25
14 авгус<та> <18>91.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Все откладывал, выбирая время исполнить Вашу просьбу о Толстом, и чувствую, что не дождусь. Напишу хоть что-нибудь, чтобы не заставлять ждать. Об Вас упоминал он не раз и о письме Вашем[1]: «Ведь вот, приехал бы просто, и было бы хорошо...» Но у них в то время, правда, постоянно гости были, и самые разнообразные. Иногда дети графа спали на полу. Они очень гостеприимны, как Вы знаете. Но, признаюсь, даже мне было тяжело от гостей[2]. Разговоров, как всегда с ним, было много. Но я так был поглощен его образом, который я ловил всякий момент, что часто (каюсь) слушал, даже Его, рассеянно. Знаете, когда полон другим, то многое пропускаешь и не ищешь мотивов. А раз я так нелепо стал с ним спорить; заметил, что мои положительные аргументы ему неприятны. Да разве он их не знает?! Но человек всегда из жизни, из этого бездонного колодезя, берет только то, что ему нравится; так и он. Он все тверже и упорнее стоит на стезе нравственности и ничего не хочет признавать[3].

Он закрывает глаза на свою прошлую жизнь, на молодость жизни вообще и думает, что все готово к перерождению жизни во всем человечестве, что все тяготятся старыми формами и готовы сбросить их, как оковы, хоть сейчас.
При мне он получил письмо от Н.С.Лескова. Тот спрашивал, «должны ли мы прийти на помощь голодающим и в какой форме. Что надо делать?» — «Ничего не делать, надо стараться нам быть лучше, добродетельней самим. Страшен не голод, а людская жестокость. Если мы будем добрее, сердечнее, голод пройдет незаметно»[4]. Легко сказать!.. Впрочем, лично они (Толстые) очень помогают всем бедным. К ним отовсюду идут целые партии странников и всякого люда бедного.

Был разговор и о Вашей книге[5]. «В ней ничего нет, — повторял он. — Да, звучный стих, живые образы, симпатично, как он сам, но ничего не дает, ничем меня не трогает». И всё в таком роде.

Об искусстве он и слышать не хочет, когда я заговорил о преимуществе для публики художественной формы. «Нет, она только лишняя, зачем вся эта раскраска? Я доволен тем даже, что теперь мои последние вещи (против войны и о воздержании)[6] пишутся для чужих языков, — стараешься быть схематичнее, чтобы быть понятным огромному большинству в самых простых сравнениях. Выбрасываешь все локальное, местное и видишь одну суть».

Ах, всего не напишешь, и сейчас тороплюсь ехать.

Простите, не сердитесь, будьте здоровы.

Любящий Вас И. Репин

 

Да, еще Хохлов (знаете?!)[7] удивлялся, что Вы приняли должность военного прокурора.

Инв. № 64104. Впервые: Письма к писателям. С. 75-76.

  1. Жиркевич писал Толстому из Вильно 13 июня 1891 г. о том, что он будет в Москве, и спрашивал разрешения посетить Толстого в Ясной Поляне: «Хочется поговорить по душе, посмотреть на Вас, набраться нравственных сил». Не получив ответа, Жиркевич не решился заехать в Ясную, но в следующем письме подтвердил свое желание встретиться с Толстым (Жиркевич А.В. Встречи с Толстым. С. 504, 505). Впервые Жиркевич приехал в Ясную Поляну для встречи с Толстым 20 декабря 1890 г.
  2. В дневнике Жиркевич описывал обстановку усадьбы Толстых с многочисленными посетителями, приезжавшими и шедшими к Толстому со всех концов земли. Это вызывало протесты жены писателя, а часто и непонимание других членов семьи.
  3. Покоренный величием и глубиной личности Толстого, Репин не принимал его «опрощения», не соглашался с его отношением к искусству и культуре и считал, что несмотря на все «смирения» Толстого «чувства жизни и страстей льются через край в этой богато одаренной натуре художника <...>, его религиозность несоизмерима ни с каким определенным формальным культом религий, она у него обобщается в одном понятии: Бог один для всех» (Далекое близкое. С. 369).
  4. Репин достаточно точно передал вопрос Лескова и ответ Толстого. 20 июня 1891 г. Лесков писал Толстому: «Во многих местах обозначается большой неурожай хлеба, угрожающий голодом. <...> Я позволил себе беспокоить Вас просьбою написать мне, как Вы находите — нужно ли нам в это горе встревать и что именно пристойно нам делать?» Толстой ответил Лескову 4 июля 1891 г.: «Против голода одно нужно, чтобы люди делали как можно больше добрых дел, — вот и давайте, — так как мы люди, стараться делать и вчера, и нынче, и всегда. Доброе же дело не в том, чтобы накормить хлебом голодных, а в том, чтобы любить и голодных, и сытых». (Юб. Т. 66. С. 12). Однако голод, охвативший в 1891-1893 годах половину губерний центральной России, вызвал к активной деятельности страстную натуру Толстого. В 1891 г. он написал одну из самых своих остро-обличительных статей «О голоде». Вскоре Толстой и его семья деятельно включились в помощь голодающим. Писатель участвовал в сборе денег, вещей, продовольствия, объезжал Тульскую, Рязанскую губернии, устраивал бесплатные столовые. Толстыми было открыто 246 столовых, в которых кормилось 10-13 тысяч человек. В феврале 1892 г. Репин ездил в с. Бегичевка, Рязанской губ., где Толстой с дочерьми устроили столовые для голодающих. Художник исполнил серию рисунков, изображая Толстого за этой «работой» и беседой с крестьянами.
  5. Имеется в виду поэма Жиркевича «Картинки детства» (1890).
  6. Толстой писал в это время «Царство Божие внутри вас» и «Первую ступень».
  7. Хохлов Петр Галактионович (1868-1896), последователь Толстого.

 

№ 26
<4 сентября 1891>.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Я уже писал Вам, что Толстой о Вас очень хорошего мнения. И если он не ответил Вам летом, то, может быть, по неимению времени, а не просил Вас, должно быть, по неимению места в доме. Вы себе представить не можете, сколько у них бывает гостей! Так мне казалось, и я думаю, так и было.

Когда приедете сюда, пожалуйста, прямо ко мне, — мне доставите... себя доставите, что мне так нравится.

Выставка моя, надеюсь, состоится в ноябре, так что Вы два зайца у меня убьете.

Вы такой тихий, спокойный, что обеспокоите меня разве только Вашим отъездом отсюда.

Поклонитесь Вашей супруге и поблагодарите от меня.

Дети Вам очень кланяются, часто Вас вспоминают!

Вера поступила на Высшие женск<ие> курсы, Юра — в 1-е реальное училище
на Вас<ильевском> остр<ове>, Таня — в Вас<иле>островскую женскую гимназию.
А Надя — в 7-й кл<асс> своей гимн<азии> Гедда[1]. Теперь Юра, Таня живут на Вас<иль- евском> остр<ове> с матерью, это мне не очень нравится: их реже теперь буду видеть — далеко.

Будьте здоровы.

Всегда Ваш И. Репин

Инв. № 64105. На л. 1 помета рукой А.В. Жиркевича: «Получено 6 сентября 1891». Впервые: Письма к писателям. С. 76.

  1. Имеется в виду женская гимназия Е. М. Гедда. Полный учебный курс включал в себя 7 основных классов.

 

№ 27
Воскрес<енье>. 24.
Ноябрь, 1891. <Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Я в страшной суете; выставка открывается во вторник, 26 ноября, пробудет до 10 генв<аря>*. Вы всегда успеете. Комната у меня давно пустует, ждет Вас, там только и спал Константин Мих<айлович>. Ах, несчастный!.. Он опять пьет!!.
Кланяюсь Вашей супруге. Ах, не именинница ли она сегодня — поздравляю, если так. Простите, тороплюсь в Академию, устраивать.

Ваш И. Репин

* См. письмо 21, примеч. 2.

Инв. № 64106. Впервые: Письма к писателям. С. 79.

 

№ 28
16 генв<аря> <18>92.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Так много прошло времени от посещения Государем нашей выставки, что я, пожалуй, не сумею воспроизвести Вам подробности. Жалею, что не имел времени раньше написать под свежим впечатлением. Государь очень внимательно и с большим интересом рассматривал все вещи: даже «Арест в деревне»[1], по желанию В<еликого> К<нязя> Владимира, вытащили ему. Но особенно он восхищался «Запорожцами» и портретом Кюи[2].

Царь уехал с Наследником, и Дм<итрий> Константинович уехал[3]. Остался только Владимир с женой М<арией> П<авловной>[4] в зале Совета Акад<емии>. Я был в большом восхищении от посещения и, главное, от такого искреннего удовольствия, с каким Царь смотрел на мои работы. О покупке я никогда не мечтал... Вдруг В<еликий> Кн<язь> подзывает меня и говорит, что Госуд<арь> покупает мою картину. — Я ушам не верю — кланяюсь.

—  Но теперь вопрос. Во сколько вы цените ваш труд? Конечно, Государь не торгуется. Но желательно знать, сколько она стоит?

—  Ваше Высочество, — отвечаю я, — я очень счастлив. Конечно, я работал долго над своей картиной. И знаю, что Государь платил и Семирадскому[5], и Беккеру[6] большие суммы. Может быть, мой труд менее интересен... Но теперь такое тяжелое время... Я и не рассчитывал... Мне казалось, теперь не до картин Его Вел<ичеству>...

—  Это все равно, вы должны ценить ваш труд, сколько он вам стоил, чтобы вам было не убыточно.

Я сказал, что я назначу самую минимальную цену; и сказал.

—  Да, картина этого стоит.

После этого они, и В<еликий> Кн<язь> и Вел<икая> Княгиня, попрощались с нами и уехали.

Я, конечно, очень рад[7].

После 20 генв<аря> выставку, в очень сокращенном виде, повезу в Москву[8]. Т.е. поеду устроить. Может быть, она поместится в Историческом музее.

Очень жалею, что тороплюсь и должен оторваться от беседы с Вами!

Будьте здоровы. Поклон Вашей семье.

Ваш И. Репин

Инв. № 64107. Публикуется впервые.

  1. Речь идет о картине «Арест пропагандиста» (1880-1889, ГТГ).
  2. Портрет композитора Цезаря Антоновича Кюи (1890, ГТГ).
  3. Речь идет о вел. кн. Николае Александровиче, будущем императоре Николае II и вел. кн. Дмитрии Константиновиче (1860-1919), сыне вел. кн. Константина Николаевича, внуке императора Николая I.
  4. Вел. кн. Владимир Александрович был женат на дочери вел. герцога Мекленбург-Шверинского Фридриха II.
  5. Семирадский Генрих Ипполитович (1843-1902), русский художник польского происхождения. Речь идет о картине Семирадского «Фрина на празднике Посейдона в Элевзине» (1889, ГРМ). Картина была показана на выставке Семирадского в АХ в 1889 г. и приобретена императором Александром III, помещена в Эрмитаже, после создания Русского музея передана в его собрание.
  6. Беккер Карл Людвиг Фридрих (1820-1900), немецкий исторический живописец.
  7. Картина «Запорожцы» была куплена императором Александром III за 35 000 тысяч рублей. На часть этих денег Репин приобрел имение Здравнёво в Витебской губ., на берегу Днестра.
  8. Выставка в Москве была открыта 12 февраля 1892 г. в Историческом музее.

 

№ 29
15 марта <18>92.
<Петербург>.

Ай, вей мир!..[1] Простите, дорогой Александр Владимирович!.. До сих пор не мог Вам написать... А сколько событий!!! Не знаю, с чего и начать. Был в Москве, был в четырех голодных губерниях, видал ужасы быта; блудил в дорогах, утопал с лошадьми в сугробах.... Был у Толстого...[2] Много, много интересного; но писать об этом и долго и некогда, а время летит, а я через неделю опять еду в Москву, чтобы закрыть там свою выставку[3].

Много времени пропало даром, и я до сих пор не мог даже, хоть на цыпочках, тихонько приступить к тому, что хотелось делать; всё больше хлопоты, починки, поправки... пустяки...

Будьте здоровы; семье Вашей мой дружеский, сердечный привет посылаю.

Ваш И. Репин

Инв. № 64108. Впервые: Письма к писателям. С. 88-89.

  1. вейз-мир — Боже мой (идиш).
  2. См. Письмо 25, примеч. 4.
  3. Выставка закрылась 1 апреля 1892 г.

 

№ 30
21 марта <18>92.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Поздравляю Вас и Екатерину Константиновну с дочерью[1]. Я очень рад, что у Вас дочь. Вы увидите, какой это хороший народ и как много утешения у Вас впереди от этого прекрасного божьего созданья. И любовь и дружба кровная, самая неиссякаемая, родилась Вам на свет в этом крошечном существе...

Спасибо Вам за Ваш Бахчисарай[2]. Мы его за чаем перечитывали с Надей, она его уже знает наизусть, — прекрасная вещь, чудесные описания природы, много поэзии... Знаете, я только против одного: старик-монах всего только два года в монастыре — маловато как будто.

Я забыл Вам ответить насчет Щеглова. Я не читал, хотя и слыхал, об его этом этюде. Тут еще есть, появился «Дневник толстовца» Ильина — подловатая вещь. Этот шулер или психопат пренаивно жалуется, что он не успел ободрать Н. Н. Ге до нитки. Он возил картину Ге по Европе и в Америку и везде терпел только убытки. В продолжение 6-месячного вояжа своего он истребовал от Ге более 4-х тысяч рублей и за то, что Ге издержал пятую и не мог ему отдать и ее (это Ге получил от Третьякова 5000 р. за картину «Христ<ос> перед Пилатом»), этот наивный мазурик Ильин, со своей женой вкупе, напечатал пасквиль и на Ге, и на Толстого, да ведь какой!!. Разживется еще и на книжке — продажа ее идет бойко... К черту эту мразь!..[3]

Обнимаю, поздравляю и Вас и супругу Вашу и прощаюсь, бо тороплюсь...

Ваш И. Репин

 

А я все эти дни умираю... Умираю да умираю, — что же, пора!

«Да и ее не скоро выходишь», — сказал один солдат, смерть т. е. — это правда.

Инв. № 64109. Впервые: Письма к писателям. С. 89-90.

  1. У Жиркевича родилась дочь Варя (1892-1903).
  2. Стихотворение «Бахчисарай», полученное Репиным в 1892 г., позже вошло в поэтический сборник Жиркевича «Друзьям», изданный в 1899 г.
  3. Картина Н. Н. Ге «“Что есть истина?" Христос и Пилат» (1890, ГТГ) по инициативе и настоянию Толстого была приобретена П. М. Третьяковым, не воспринимавшим это произведение художника и опасавшимся из-за цензурных осложнений экспонировать ее в галерее. По предложению присяжного поверенного Н. Д. Ильина, последователя учения Толстого, картина, сопровождаемая Ильиным (апрель- декабрь 1890 г.), экспонировалась в Германии (Гамбург, Берлин, Ганновер), затем (январь-август 1891 г.) в США. Полученные от Третьякова за картину 5000 рублей Н. Н. Ге передал Ильину. Они были полностью истрачены Ильиным на это путешествие. Н. Н. Ге и Толстой ожидали общественного интереса к картине и материального успеха. Не произошло ни того, ни другого. Пересылку картины из США в Россию оплатил Третьяков. Обескураженный и озлобленный неудачами Ильин превратился во врага Ге и Толстого. В 1892 г. он выпустил книгу «Дневник толстовца», полный беспочвенных обвинений в адрес Ге и Толстого. Писатель и художник оставили их без ответа.

 

№ 31
26 апр<еля> <18>92.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Простите меня, голубчик мой, — я был в полной уверенности, что я Вам ответил и поблагодарил Вас за оттиск «против убеждений»[1]. Вот до чего я стал рассеян к моей старости!.. Представьте себе, что в чтении мне Ваша эта вещь во сто раз больше понравилась; я был в восхищении!.. И вот теперь даже мне кажется, что я пишу это Вам во второй раз и пишу как-то слабее, как повторение, а будто бы я Вам уже написал под свежим впечатлением, горячо, восторженно... В печати я прочитал ее два раза, и с каждым разом мне более нравилось. Описания природы великолепны. И я, сколько ни анализировал композиции всей вещи, нигде не могу придраться — все так естественно просто и изящно по своей художественной правде.

Одна писательница сказала, ища, как видно, что бы критиковать: «нехорошо только, — кажется, что автор здесь за телесное наказание». Но что спорить с этим! Всегда объективно пишущего автора можно упрекать в чем кому угодно, — он правдиво пишет за все стороны жизни.

Но какой осел Берг!!! Подумаешь, этакая дубина решает, что хорошо и что дурно!![2]. А знаете, я очень рад, что так случилось, что сама судьба отрезывает Вас от этого вонючего переулка обскурантов. Что ни говорите, и как бы мы ни думали в порывах раздражения против разумности света — гуманности, все же, если посмотрите глубоко и честно вдаль, то увидите ясно свет правды вечной. И что значат по дороге эти темные колышки, силуэты, которые на мгновение закрывают нам яркую, вечную звезду!.. Сделайте шаг правее или левее, и Вы увидите, что Божия правда гуманности, добра спокойно сияет всем, кто не хочет прятаться в норы и трущобы... Да, там грязь, злоба, убийство, сытое брюхо наглеца физической силы, апломб органического позитивиста. А здесь смешной Дон Кихот, оттертый от земных благ, жалкий альтруист... Не довольно ли этой «немножко философии»?

Простите, не сердитесь, удивляюсь сам, как это я забыл Вам ответить. Мне даже кажется, что не пропало ли мое письмо, так много писал я Вам в своем уме.

Мне полегче; я строго запретил себе подыматься после завтрака в мастерскую и всегда приглашаю себя в это время опускаться на диванчик в своей комнатке, с газетой — дремлю, потом еду куда-нибудь на пароходике по практическим делам и возвращаюсь к обеду.

Все еще не купил себе уголка. Дети здоровы, кланяются Вам. Поклонитесь Вашей супруге, целую мысленно Ваших юнцов.

Ваш И. Репин

Инв. № 64110. Впервые: Письма к писателям. С. 90-91.

  1. Имеется в виду рассказ А.В. Жиркевича «Против убеждения», посвященный впечатлениям молодого офицера о воинской службе в российской армии. Речь идет о том, что офицер вынужден был наказать солдата против своих убеждений. Впервые опубликован в «Вестнике Европы» (1892. № 3). А. П. Чехов высоко ценил этот рассказ.
  2. Берг Федор Николаевич (1839-1909), поэт, прозаик, журналист. Начал печатать стихи в журнале «Современник» в начале 1860-х гг. Ему покровительствовал А. Н. Плещеев. В качестве журналиста сотрудничал в журналах «Русский вестник», «Заря». Состоял в монархических организациях и черносотенном «Союзе русского народа».

 

№ 32
10 июня <18>92.
«Здравницы», близ Витебска.

Дорогой мой Александр Владимирович,

Простите, что до сих пор не мог ничего написать Вам. А было что. Смотрите на адрес: Здравницы[1]; это мое теперь именьице, 14 верст от Витебска. Хорошенький уголок, только страшно не устроен. И я с 5-ти час. утра вместе со своими поденщиками работаю на солнце, на воздухе, на берегу прекрасной, но злой и быстрой Зап<адной> Двины. Надо укрепить берега, а то нас снесет в воду. Работа большая, но весело. Лесок тоже страшно запущен. Есть арендатор, и потому хлопот меньше, но это опасно в дальнейшем будущем. Я учусь здесь у прежней хозяйки Софьи Авкс<ентьевны> Яцкевич, умной хозяйки, старушки-девы, хозяйствовать, но едва ли смогу.

Вера и Надя со мною, кажется, не скучают. Место веселое, да и погода не дурна.

Вы меня очень тронули Вашим последним письмом, и я часто думаю о Вашей правдивой драме с возвышенной любовью. Очень, очень интересно; предмет нелегкий, тема никем еще не забыта, чтобы быть новой.

А, знаете, ведь мы теперь соседи! Не приедете ли к нам? Только у нас так все еще не устроено, что гостей приглашать нельзя. С Вами-то мы бы по-военному пробились.

В 20-х ч<ислах> мая мы переехали сюда, и я сразу купаться начал, вода теплая. Взялся я было и за очистку леса, тоже веселая работа. Но прежде надо укрепиться против воды.

Письмо адресуйте — Витебск. Арендатор наших коров, жид, через день ездит в город и привозит почту и все прочее.

Передайте мой сердечный привет Вашей милой семье молодой.

К Толстому прискитался было какой-то швед, кот<орый> перещеголял Диогена. Питается только сырыми кореньями да овощами, носит на голом теле только засаленный халат и грязен как свинья. Увлек он Л<ьва> Н<иколаеви>ча своим образом жизни, и тот чуть было не поплатился жизнью от этой свиной диеты. А швед спит на голом полу, под голову бутылка вместо подушки. Графиня страшно возмутилась, прогнала этого 70-лет<него> сумасброда и едва отходила своего упрямого супруга[2]. Теперь он опять в Бегичевке.

Как жаль, что Вы не особенно здоровы, отдыхайте побольше, не увлекайтесь через край работой. Летом надо больше гулять на воздухе, в сосновом лесу.

Ваш И. Репин

Инв. № 64111. Впервые: Письма к писателям. С.91-92.

  1. Имеется в виду имение Здравнёво в Витебской губ., купленное Репиным в 1892 г. за 12 000 рублей, полученных от продажи Александру III за 35 000 руб. картины «Запорожцы».
  2. В конце апреля 1892 г. в Ясную Поляну к Толстому приехал швед Абрам фон Бунде, о котором Лев Николаевич писал Софье Андреевне 1 мая 1892 г.: «...явился к нам старик, 70 лет, швед, живший 30 лет в Америке, побывавший в Китае, в Индии, в Японии. Длинные волоса желто-седые, такая же борода, маленький ростом, огромная шляпа; оборванный; немного на меня похож, проповедник жизни по закону природы. Прекрасно говорит по-английски, очень умен, оригинален и интересен. <...> копает под картофель и проповедует нам. Он вегетарианец, без молока и яиц, предпочитает все сырое, ходит босиком, спит на полу, подкладывая под голову бутылку» (Юб. Т. 84. С. 146). Резко негативно относившаяся к потоку посетителей Софья Андреевна приняла решительные меры к выдворению шведа из Ясной.

 

№ 33
28 июля <18>92.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Какой неприятный казус вышел. Еврея арендатора наших коров, кот<орый> возил нам почту, арестовали, как не имеющего права здесь жить и выслали; а тут рабочая пора зашла, и я долго не мог ответить Вам. Я, разумеется, очень, очень обрадован Вашим обещанием приехать сюда. Теперь даже и удобств поприбавилось. Жду, жду Вас, если это только Вас не обременит как-нибудь. Мы все здесь пробудем до конца августа, т. е. последних чисел (Надю придется везти в конце).

А ехать так: в Витебск, а из Витебска взять извозчика (стоит 2 рубля). И сказать ему, что надо ехать на «Слободу», на Койтово в Здравнёво — это и есть наше гнездо. От Витебска 15 верст, ехать через паром. Или же, если вода будет, как теперь, высока, сесть Вам в Витебске на пароход, и, когда начнете подъезжать к Койтову, велите дать свисток, и, подъезжая к Здравнёву, т. е. к нам, дайте другой, мы вышлем под Вас лодку и снимем Вас (на пароходе стоит 15 коп.). Но только напишите, если можно, когда Вы будете в Витебске, я, пожалуй, приеду за Вами на своей таратайке и кляче рабочей — не успели еще мы здесь обзавестись ничем как следует. Все старо, ползет и валится — столько хлопот! Да, если успеете, черкните, какого числа и с каким поездом Вы будете в Витебске.

Пароход идет из Витебска часов в 10 утра, мимо нас он проходит в 12 — не совсем аккуратно, и особенно здесь страшно неаккуратно.

О Фофанове я ни слуху ни духу не имею здесь.

Привозите, привозите, голубчик, Вашу вещь, почитаете нам, а мы послушаем.

Будьте здоровы и кланяйтесь Вашей семье, а Вера и Надя Вам кланяются.

Ваш И. Репин

Инв. № 64112. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С.92-93.

 

№ 34
<18>92 г. 14 окт<ября>.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Вероятно, Ваше письмо теперь в Витебске ждет, пока я буду там. Я поеду туда через неделю. Так вот Вы как! В Ясной побывали!..[1] Браво. А я все собирался, собирался туда, да и не попал. В Петербурге я еще никого из наших общих друзей не видал и ничего не слыхал о Конст<антине> Михайловиче. Я так привык к деревенской жизни, что городская мне совсем тяжела стала. Даже прошлый понедельник я пропустил интересное чтение Андреевского[2] о дневнике Башкирцевой[3] — поздно начинается, не могу, устаю, нездоровится. Да, пора удалиться пасти свиней. Бог с ним, с этим суетливым городом... Напишите подробнее о пребывании Вашем у Толстых, что там было интересного. Признаюсь, не получая долго от Вас, я подумал: может быть, Вы после последнего разговора со мною по дороге в Витебск изменили ко мне отношения... Всяко бывает.

Будьте здоровы, поклонитесь Вашей супруге. Мои Вам очень кланяются.

В Здравнёве у нас потом шло хорошо, и погода стояла бесподобная, уезжать не хотелось.

Ваш И. Репин

Инв. № 64113. Впервые: Письма к писателям. С. 93.

  1. Жиркевич был в Ясной Поляне по приглашению Толстых с 12 по 16 сентября 1892 г. Это был его второй приезд в Ясную. В дневнике он подробно фиксировал все разговоры с Толстым и членами его семьи. Наполненный впечатлениями от жизни в Ясной Поляне и от общения с писателем, Жиркевич заканчивал многостраничную запись в дневнике словами: «Зачем, — еще раз спрашиваю я себя, — ездил я в Ясную Поляну знакомиться с Л.Н. Толстым, слышал от него кое-что о прошлом и настоящем его жизни, видел его в обстановке обыкновенного смертного?! Все это уже становится между мною и великими его творениями точно какой-то призрак, освещая их совсем с другой стороны, чем это было ранее. <...> Не надо, опасно знакомиться со знаменитостями! Лучше изучать их в тиши своего кабинета или боготворить по их делам и творениям...». Подробнее см.: Жиркевич А.В. Встречи с Толстым. С. 155-226.
  2. Андреевский Сергей Аркадьевич (1847-1918), поэт, литературный критик, переводчик, юрист. В газете «Новое время» (1892, ноября 11. № 6001) опубликован его литературно-критический очерк «Книга Башкирцевой».
  3. Башкирцева Мария Константиновна (1858-1884), художница. Начиная с 12 лет вела дневник. Откровенность и эмоциональность записей снискали ему широкую известность. Впервые опубликован на французском языке в 1887 г. в Париже. В переводе Л.Я. Гуревич на русский язык впервые публиковался в журнале «Северный вестник» в 1892 г. ежемесячно в течение года, начиная с первого номера. Первое книжное издание вышло в 1901 г. в издательстве М.О. Вольф.

 

№ 35
6 дек<абря> <18>92.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Вероятно, письмо мое не дошло до Вас. А я писал Вам обо всем. И по поводу Ясной Поляны и здесь что делается. А я всё думал, что Вы приедете, как прежде намеревались, в декабре, и потому не пишете.

Привозите, привозите повесть — почитаете, интересно. А я теперь только что дочитал прекрасную вещь, сильную — «Прогресс нравственности» Летурно[1]. Как жаль, что книгу эту (сначала и разрешили Павленкову) сожгли уже отпечатанную сколько-то тыс<яч>. Вот так книга! Вот этому я верю.

Мы тут слушаем очень интересные лекции Лесгафта в Соляном городке о воспитании ребенка[2]. Как жаль, что и Вы и Ваша супруга не сидите с нами рядом и не слушаете этих глубоко научных истин. Так интересно! Эта масса влияний на новорожденного. Эти неизгладимые последствия всех воздействий на организм. Последовательное, законное развитие, эволюция всех его дарований, заимствование, подражание и т. д. Мне даже не перечесть Вам программы всего, что говорится каждую среду за полтора часа этим живым, умным, полным убеждений, сильным стариком.

Прощайте, тороплюсь.

Поклон Вашей милой семье.

Ваш И. Репин

 

Надя очень счастлива своими медицинскими курсами. Остриглась, как мальчик, и учится, как добросовестный студент.

Вашу комнатку скоро займет у нас немка-хозяйка, кот<орую> мы берем для языка и порядка в доме. Но места у нас еще много — Вы знаете.

Инв. № 64114. Впервые: Письма к писателям. С. 93-94.

  1. Летурно Шарль Жан Мари (1831-1902), французский социолог и этнограф. В книге «Прогресс нравственности» автор исследовал состояние нравственности в разные периоды развития человечества, начиная от первобытного общества до современного времени.
  2. Лесгафт Петр Францевич (1837-1909), биолог, анатом, антрополог, врач, педагог, создатель научной системы физического воспитания. Одно из направлений его научных интересов — семейное воспитание ребенка и его значение. Он утверждал необходимость щадить личность ребенка и видел гармоничное развитие личности в неразделимости нравственного и физического воспитания. Его лекции в Петербурге в Соляном городке пользовались широкой популярностью. Соляной городок — комплекс зданий, построенных в 1780 г. для складов соли и вина. В 1870 г. на территории Соляного городка проходила Всероссийская промышленная выставка. После выставки в зданиях Соляного городка был размещен крупнейший в России комплекс музеев, в том числе павильон Русского технического общества, где проводились, в частности, публичные лекции.

 

№ 36
26 дек<абря> <18>92.
<Петербург>.

С праздником Вас и Вашу семью поздравляем, дорогой Александр Владимирович.

Если Вы спрашиваете о фельдшерских женских курсах, куда поступила Надя[1] (или лекарских помощниц), то туда принимают окончивших курс гимназий или духовных училищ, не моложе 18 и не старше 28 лет. Есть еще Надеждинские акушерские курсы, туда можно поступить и без полного гимназического аттестата. Курс два года. А в Рождественских (где Надя) курс 4 года.

Есть еще на Выборгской при Академии медиц<инской> школа фельдшеров. Туда принимаются только мальчики; подробностей не знаю.

Благодарю Вас за адрес Герарда; вчера я был у него[2].

Я все собираюсь приехать в Москву и не хочется: так я не люблю езды, да и холода стоят ужасные. А надо — есть маленький заказец.

Дочери мои ничего себе — работают понемногу, а сын все болен был. Вот уже более 3-х недель я его не вижу — бедный мальчик!

У нас тут всё концерты с благотворительной целью; завтра некрасовский — литературного фонда.

Будьте здоровы.

Ваш И. Репин

Инв. № 64115. Печатается по копии рукой А.В. Жиркевича. На л. 1 помета Жиркевича: «Копия с письма ко мне И.Е. Репина, подаренного врачу Гейденрейху, кол<лекционирующему> автографы». На л. 2 ниже текста письма помета: «Верно с подлинника. Ал. Жиркевич». Впервые: Письма к писателям. С. 94-95.

  1. Надежда Ильинична Репина (1874-1931), дочь художника. Окончила Рождественские женские курсы лекарских помощников в Петербурге, работала в Петербурге в земских больницах, выезжала в различные губернии России на эпидемии. В начале 1910-х гг. заболела тяжелым нервным расстройством и с тех пор безвыездно жила в «Пенатах».
  2. Герард Владимир Николаевич (1839-1903), юрист, адвокат, один из самых авторитетных специалистов в области криминалистики. Являлся председателем Петербургского совета присяжных поверенных. Состоял в дальних родственных отношениях с Жиркевичем. Его портрет работы Репина (1893) украшал зал заседаний Совета присяжных поверенных. Ныне портрет находится в ГРМ.

 

№ 37
<14 февраля 1893>.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Вы меня очень обеспокоили Вашей болезнью, пожалуйста, черкните, когда совсем поправитесь.

О Стрепетовой ведь мы, кажется, с Вами много говорили. Я удивляюсь только, что этот чудак Погодин мог любить эту Бабу-Ягу. Он застрелился. А спектакль, кажется, состоялся. Впрочем, я не интересовался этим. Как актриса и чтица мне эта Стрепетова со своей мещанско-московской утрировкой чувств неприятна. Ну, можно ли стреляться из-за такой старой подошвы!

Однако Ваш приезд сюда все откладывается. А я теперь пишу портр<ет> с В. Н. Герарда[1]. А Христа я переделал до неузнаваемости — не кончен[2]. На Передвижную выставку, кот<о- рая> сегодня открывается[3], я отправил: портр<ет> В<еликого> Кн<язя> Константина Константиновича[4], Спасовича[5] и 2 этюда с Веры и Нади[6].
Антокольского выставка[7] превосходна, чудесные вещи, расставлены изящно, комфортабельно, а его «Ермак»[8] — просто грандиозная вещь! И еще там много хорошего и восхитительного, особенно спящий амур на саркофаге.
На Новый год я приехал в Москву и пробыл там две недели, все больше у Толстых. Рисов<ал> акварель со Л<ьва> Николаевича (опять в его кабинете за работой, — иначе его боялся беспокоить, да и ему надоело позировать). Это я делал по заказу «Севера»[9]. А в то же время писал масл<яными> кр<асками> портр<ет> с Татьяны Львовны по заказу гр.Толстой[10]. Очень весело провел это время. Москва такая живая стала, особенно по искусству. Столько нового только в Париже увидишь.

А это меня наводит на мысль, что москвичи, вероятно, самое даровитое, в смысле выдержки и силы жизни, — русское племя, и оно опять, как при Иоанне III, возьмет Россию в свои руки. Вся эта петербургская немецкая официальность только давит и ничего своего не создает.

Было много выставок (чудесных), спектаклей домашних и живых картин. И гремят всё купцы, конечно, интеллигентные, прошедшие университет. Какая роскошь обстановки! Какие салоны теперь у них развелись на Болвановках, в Барышах, в Пупышах!!![11]

А Толстой производил на меня какое-то жалкое впечатление своей несокрушимой верой в миражи сантиментальности, односторонности...

Фофанова видел всего один раз. Жалкий, все бедствует. Какой несчастный... Да, многих людей следовало бы брать обществу под опеку.

Поклонитесь Вашей супруге. Вера и Надя кланяются Вам.

Ваш И. Репин

Инв. № 64116. На л. 1 помета рукой А.В. Жиркевича: «Получено 16 февраля 1893».
Впервые: Письма к писателям. С. 96-97.

  1. См. письмо 36, примеч. 2.
  2. Речь идет о картине «Иди за мною, Сатано!». Картина не сохранилась, погибла во время Великой Отечественной войны в Харьковском художественном музее. Репин начал работать над этим полотном в начале 1890-х гг. Сохранились эскизы и этюды для картины, наиболее ранние датированы 1891 г.
  3. 21-я выставка ТПХВоткрылась в Петербурге 14 февраля 1893 г.
  4. Портрет вел. кн. Константина Константиновича (1858-1915) (1891, ГТГ).
  5. Портрет юриста Владимира Даниловича Спасовича (1829-1906) (1891, ГРМ).
  6. Имеются в виду «Осенний букет» (1892, ГТГ) — портрет Веры Ильиничны Репиной; «На охоте» — портрет Надежды Ильиничны Репиной (1892, ГРМ). Оба портрета исполнены в Здравнёво.
  7. Персональная выставка скульптора М. М. Антокольского в ИАХ вызвала серьезный интерес профессиональной художественной общественности и жестокие нападки антисемитски настроенной прессы, писавшей о провале выставки. Это обстоятельство и ухудшение здоровья привели к отъезду скульптора из России, куда он больше не вернулся.
  8. Скульптура «Ермак» (бронза, 1891, ГРМ).
  9. «Север», еженедельный журнал, издавался с 1888 г. в Петербурге.
  10. Портрет Татьяны Львовны Толстой (1893, Музей-усадьба «Ясная Поляна»). Репин писал портрет в московском доме Толстых в Хамовниках.
  11. Репин упоминает старые московские, чаще ремесленные, поселения, названия которых частично сохраняются в именах нынешних московских переулков.

 

№ 38
14 марта <18>93.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Нахожусь в недоумении, писал ли я Вам ответ на Ваше письмо или только писал его в своем уме; и мне кажется, что я Вам отвечал уже. Отвратительная рассеянность. Даже сейчас не знаю, — мне кажется, я отвечал Вам и на последнее письмо.

Ни одним словом Толстые не выразили, чтобы они причисляли Вас к авантюристам. Но у них перебывает такая масса таких разнообразных народов. Жизнь их до того переплетена с личностями, постоянно новыми; корреспонденция их так многочисленна; приезды, отъезды так часты; отношения так разнообразны, что их даже спрашивать трудно, как они относятся к такому или другому лицу. Вырабатывается в таких случаях общий шаблон ответов, безобидных, легких, не дающих никакого повода что-нибудь предполагать.

Особенно мне они ничего не могли сказать дурного о Вас (да и можно ли!!!), зная, что я с Вами в дружеских отношениях.

Словом, на этот счет я ничего не могу Вам сказать, — я ничего не заметил. Может быть, с тех пор как произошла перемена в Вашей службе, они не одобряют ее по принципу? Да, они больше принципиалы.

У нас теперь тут идут большие разговоры о новом философе Нитче (Нитще)[1]. Ученик Шопенгауэра[2], он проповедует еллинизм, индивидуализм, в самом анархическом смысле, и аристократизм — в интеллектуальном. Считает христианство страшным упадком и порчей человечества. Презирает плоды нынешней цивилизации — нивелировку характеров, ослабление энергии личности; и засорение жизни посредственным хламом дюжинной работы по всем отраслям развития — благодаря доступу дрессировки в широком размере.

И как вы думаете, кто этим увлечен? — Ге — этот толстовец. Достанется ему в Москве от Льва. Спасович, Андреевский и проч. — очень увлечены Нитче.

Однако Нитче сходил с ума и только теперь, говорят, поправился.

Вера и Надя Вам кланяются. С Юрой я хочу съездить в Здравнёво в конце марта или начале апреля, еще не знаю — Вас уведомлю. Это зависит и от погоды, и от моих здесь дел.

Поклон Вашей супруге.

Ваш И. Репин

Инв. № 64117. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 100-101.

  1. Фридрих Ницше (1844-1900), немецкий философ, представитель иррационализма, игнорировал объективные тенденции человеческого развития и ставил волю индивидуума высшим принципом бытия. Вл. Соловьев отмечал в философии Ницше неприемлемые стороны: презрение к слабому и больному человеку, присвоение себе исключительного значения как избранному меньшинству «лучших» натур, которым все позволено, и вытекающая из этого идея «сверхчеловека», так как его воля есть закон для всех прочих.
  2. Артур Шопенгауэр (1788-1860), немецкий философ-иррационалист; оказал влияние на формирование философских взглядов Ницше. Пессимистическая философия Шопенгауэра получила широкое распространение в Европе и России, особенно на рубеже XIX-ХХ вв.

 

№ 39
<23 апреля 1893>.
<Петербург>.

Простите, дорогой Александр Владимирович. Все это время я так тороплюсь с окончанием некоторых портретов, что устаю страшно. По два сеанса в день! Герарда кончил. Все картины пришлось отложить в долгий ящик — нужны деньги.

С Юрой я не ездил в Здравнёво, как хотел, на Пасхе; теперь к нам трудно пробраться — Двина гуляет; даже писем уже давно не было.

В конце месяца, а по всей вероятности в начале мая, мы уедем туда.

В последних литер<атурных> собраниях Мережковский просвещал нас насчет символизма Ибсена[1] и вообще. Интересно, но как неумолимо в мир проникают идеи декадентства! Как мода: как бы уродлива ни была она, но всякий, особенно характер средней силы, вступает в рядовые нового поветрия и счастлив...

Полонского «Собаки»[2] ужасно грубая вещь по тривиальности языка и по безвкусию.

Толстые, отец с дочерьми, переезжают из Москвы в Ясную Поляну.

Читали ли Вы Суворина «В конце века, любовь»?[3] Небезынтересная вещь. Очень содержательна и местами с большим талантом написана. Тоже и он сразу примкнул к новизне. Мистичность, религиозность, загадочность явлений увлекли его до искренности. Да, несомненно, явления мира не исчерпаны нами, да, вероятно, и никогда не будут исчерпаны. Но болтания с чужого голоса, но люди без реального участия, конечно, не только не помогут, а опошлят и отодвинут новое открытие.

Будьте здоровы. Поклонитесь от нас Вашей супруге. Дети Вам очень кланяются.

Ваш И. Репин

 

Я думал окончить вариант «Запорожцев»[4] и послать в Мюнхен, но, кажется, не успею.

А какая у Вас прекрасная идея: весна, кот<орую> Вы любите, делает Вас всегда больным; напишите стихи на эту тему.

Конечно, к Вам в Вильно нам заехать невозможно. Теперь моего Христа Вы не узнали бы. Это совсем уже другая картина. Просто: «Аскет» в пустыне; не кончен еще[5].

Инв. № 64118. На л. 1. Помета рукой А.В. Жиркевича: «Получено 25 апреля 1893 г.». Впервые с сокращениями: Письма к писателям.С. 102-103.

  1. Генрик Ибсен (1828-1906), норвежский драматург, создатель философско-символического направления в драматургии, сочетавшегося с неоромантическими тенденциями в искусстве начала ХХ в. Пьесы Ибсена с большим успехом шли на сценах русских театров.
  2. Юмористическая поэма Я. П. Полонского «Собаки» издана в Петербурге в 1892 г.
  3. Роман А.С. Суворина «В конце века. Любовь» издан в Петербурге в 1893 г.
  4. Повторение-вариант картины «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» (1888-1896) был приобретен П. М. Третьяковым у автора. Картина выдана из ГТГ в 1932 г. в Харьковский исторический музей, ныне — Харьковский художественный музей.
  5. Речь идет о картине «Иди за мною, Сатано!». Оставляя неизменным замысел — Искушение Христа Сатаною, Репин множество раз менял образы картины, композицию, изменил вертикальный формат на горизонтальный, но не мог найти полного удовлетворения от этого полотна.

 

№ 40
16 мая <18>93.
Здравнёво.

Вы угадали, дорогой Александр Владимирович, я действительно в Здравнёве две недели; наслаждаюсь прекраснейшей погодой и чудным воздухом. Как мы все здесь желаем дождя! А он точно дразнит нас: собирается, хмурится дня три, пылит, дует, — думаешь: ну, слава Богу, вот он, дождик, и, верно, сильный, с грозой... не тут-то было — десять капель всего, и опять солнце, опять сушь...

Набережная моя цела, вода была небольшая; только снизу, аршина три, повымыла вода грунт из-под камней, и они осели; надобно засыпать щебнем...

Но у меня теперь другая затея — надстройка над домом мезонина в виде башни. Сейчас только я купил лесу на 371 рубль. Теперь дело за плотниками. Нам придется перейти во флигель на дворе. Из потолка здесь и теперь сыплется, а начнется стройка, воображаю, что будет!.. Как бы я желал, чтобы к Вашему приезду сюда все было отстроено.

В Виленскую школу этюд я подарю с удовольствием, но, конечно, это исполнить можно не ранее осени[1].

Вера и Надя, слава Богу, здоровы, кланяются Вам. Надя мне хорошо помогает по хозяйству. Похожа стала на мальчика, даже оделась — брюки, сапоги, блуза, берет — совсем «паныч», бабы не узнают ее; стрижена под гребенку, коротко.

Работаю здесь мало — только эскизы, даже этюдов не начинал еще.

Поздно в этом году зелень развернулась. Яблони еще только развертывают листочки. По ночам все время было понижение до 0°. Только ночи три тепло стоит. Хлеба и трава здесь плоховаты теперь — сухо.

Будьте здоровы.

Ваш И. Репин

Инв. № 64119. Впервые: Письма к писателям. С. 104.

  1. Основателем Виленской рисовальной школы был художник Иван Петрович Трутнев (1827-1912), академик. Жиркевич покровительствовал Виленской школе.

 

№ 41
29 июля <18>93.
Здравнёво.

Дорогой Александр Владимирович,

Помнится мне, что на первое письмо Ваше я отвечал, что дом еще не готов, а я ждал тогда Юру, Таню с учителем. И вот мы более двух недель жили в маленьком флигеле на дворе, все 8 чел<овек>.

Третьего дня дети все уехали к матери, и я теперь один здесь. Вот бы Вам приехать! А большой дом все еще не готов. Недели через две начнется штукатурка внутри, и, по всей вероятности, до зимы я уже не стану переходить туда. Числа около 15 авг<уста> Вера и Надя возвратятся сюда, чтобы пожить здесь до 1 сент<ября>. — Я адресовал Вам в Вильно, так как Вы писали, что будете в разъездах. А второго письма Вашего я не получил. Удивляюсь, кажется, всегда аккуратно ко мне письма доходят.

У меня совсем завертелась голова от хлопот. Сенокос, уборка хлеба, доставка леса, кирпичу, извести, песку, глины, моху, драниц, пильщиков, шелевок, красок, масла. Вязать снопы, возить с поля, реставрировать ригу, вывозить щебень и щепу в поле. Слава Богу, пришло на подмогу 8 чел<овек> солдатиков. В антракте, по утрам, я успевал с ними корчевать пни и докончить просеки в лесу, которые мы сами начали шутя на границе.

А сколько неприятности с плотниками!.. Подрядчик прогорел, и я кончаю уже платя рабочим помесячно. Маляры мошенники. Большинство рабочих лентяи. Везде нужен глаз. И в Здравнёве это лето целое поселение рабочих и сколько жидов!..

Вот в каком роде выходит теперь наш дом[1].

Вид с флигеля на двор.

Крашен под цвет светлого и темного дерева, крыша цвета цинка. Старый дом обшивается заново досками.

Будьте здоровы.

Ваш И. Репин

Инв. № 64120. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 105.

  1. На л. 1 об. рисунок И.Е. Репина карандашом — вид дома в Здравнёве.

 

№ 42
15 августа <18>93.
Здравнёво.

Дорогой Александр Владимирович,
Неужели Вы и последнего моего письма не получили? Я адресовал его в Вильно к Вашему возвращению с дачи. Вчера вернулись сюда Вера и Надя, и я только теперь узнал из письма Вашего к Вере, что Вы не получаете посланных мною Вам писем.

Я думаю в сентябре месяце уехать месяца на два в Италию[1]. Если все будет обстоять благополучно, я думаю заехать к Вам на денек в Вильно. Будете ли Вы там? Если будете, то мы спишемся, когда бы я Вам не помешал. А я попросил бы Вас к тому времени позаняться немножко городом — этой старой столицей Литвы (теперь это удобно по свежим следам археологов), и показать ее мне, разумеется, если у Вас будет время и охота. А я теперь немножко заинтересован Белоруссией и Литвой, и мне бы очень хотелось собрать в Вильне медку в свою ячейку. А если этого не случится, то, во всяком случае, мне будет довольно утешения от свидания с Вами и наслаждения от Ваших трудов, с которыми, надеюсь, Вы на этот раз поделитесь со мною.

На днях мне попалось письмо Капустиной из Гурзуфа три года назад. Так как оно касается Вас, то я и прилагаю его Вам в виде приятного леденца; не обидьтесь — это, конечно, искренняя похвала, и я ее разделяю.

Отвечайте в Здравнёво, я будут здесь до 1 сент<ября>.

Вера и Надя очень благодарят Вас за любезное радушие Ваше и просят меня передать их сердечный привет. И Вашей супруге — от меня.

Ваш И. Репин

Инв. № 64121. Впервые: Письма к писателям. С. 105-106.

  1. Готовясь к преподаванию в АХ, Репин вместе с сыном Юрием в октябре 1893 г. отправился в путешествие по Европе для знакомства с методами преподавания в европейских художественных школах и Академиях, для осмотра музеев и мастерских художников. Путешествие продолжалось до мая 1894 г. Репин посетил Варшаву, Краков, Вену, Мюнхен, Флоренцию, Венецию, Неаполь, Палермо, Сиену, Париж; послал в журнал «Театральная газета» статьи «Письма из-за границы», в которых сформулировал свою точку зрения на современное европейское и классическое искусство.

 

№ 43
СПб., Калинкина пл., 3/5[1].
14 окт<ября> <18>93.

Дорогой Александр Владимирович,

Не знаю, где Вы теперь. Пишу наудачу в Вильно. Завтра я наконец еду за границу. Еду с Юрой. Недалеко от Двинска заеду денька на два к Веревкиным — Уцяны, Ковенск<ой> губ<ернии>[1 2]. Если Вы в Вильне, то отвечайте немедленно туда мне. Я бы с радостью заехал на денек в Вильно. Если ответа не будет, то проеду до Варшавы, где пробуду один день. А потом в Вену и т.д.

Я все время был в страшных хлопотах и не мог ничего определенного ответить Вам о посещении Попова. Теперь, конечно, время пропущено.

Будьте здоровы.

Ваш И. Репин

 

Уцяны. Марианне Владимировне Веревкиной, с перед<ачей> мне. Не позже понедельника 17 окт<ября>.

Инв. № 64122. Впервые: Письма к писателям. С. 107.

  1. Петербургский адрес И.Е. Репина.
  2. Перед отъездом за границу (см. письмо 42, примеч. 1) Репин гостил в течение 2-3 дней в имении генерала от инфантерии В.Н. Веревкина (1821-1896) «Благодать», близ местечка Уцяны (Утяны, ныне Литва). Дочь Веревкина Марианна Владимировна (1860-1938), художница, ученица Репина. В письмах к ней Репин приглашал ее и другого своего ученика А.Г. Явленского, вскоре гражданского мужа Веревкиной, присоединиться к его путешествию.

 

№ 44
10 генв<аря> <18>94.
Неаполь.

Дорогой Александр Владимирович,

Действительно здесь чудеса и красоты невыразимые; часто не верится даже, что это действительность. Только Вы напрасно думаете, что я что-нибудь вывезу отсюда в смысле собственного произведения. Да я не затем и ехал. — Отдохнуть, посмотреть, без всякой задней мысли.

Но в Италии новая школа так поднялась! Глубокий внутренний талант везде бьет ключом и виден в каждом пустяке. В расписанном кафе часто глаз не оторвать от стенных панно. Какие колористы и с каким вкусом! Весь окружающий рай с золотыми яблоками в виде апельсин, мандарин, лимонов, пальм, кактусов и цветов, самых невероятных форм. И чарующего теплого моря и страшного призрака — Везувия, со всеми адскими гротами Сольфазаре и Сибиллы Кумейской — все это легко, свободно, изящно выливается в созданиях местной школы — неаполитанской, самой талантливой, непосредственной и новой, без всяких рефлексов тяжелого ума — поют как птицы небесные.

Климат здесь чудный, — теперь, как у нас в мае; жизнь дешева; изобилие и разнообразие плодов невероятное. Народу масса, отели полны богатыми англичанами. Море производит всяких съедобных существ: есть невероятных форм рыбы, каракатицы в огромных размерах. Устрицы, омары, кораллы, черепахи... Ну, как бы, кажется, не богатеть такому чудесному краю?!. Но здесь бедность, да ведь какая!! Нет денег, — кроме медных и бумажек ничего не осталось в стране. Большого труда стоит разменять 10 фр<анков>, а с 50 берут промен даже в богатых ресторанах. Бегают, бегают и часто нельзя ничего купить, если нет медных. Приходится таскать с собою массу медяков... Очевидно, эту сладкую страну съедают паразиты, и это — немцы. Они все прибрали к своим рукам. Торговля, рестораны, отели, железные дороги, конки, все значительные места — все это в немецком владении; даже всю прислугу, все это наполнили немцами. Пиво привозят из Германии. Прелестный итальянский язык в презрении, — звучит гнусный Deutschland с высоко поднятой жирной, белобрысой рожей господствующей нации.

Прекрасные, бледные, захудалые итальянцы кипят злобой, взрываются вспышки, как было здесь, в Неаполе, до нашего приезда, как недавно взорвало в Палермо. Тройств<енный> союз[1] — вот их разоритель, он их съест. В «Трибуне» (иллюстрир<ованной> газ<ете>) была карикатура: Вильгельм[2] — жирный бык в каске, Гумберт[3] — лягушка дуется в вола, а внизу лежит Италия, раздавленная оружием; вдали — взрыв на Этне.

Немцы поселили в итальянцах злую антипатию к французам и русским и всё валят на них.

Юра собирает здесь коллекции морских звезд и других раковин. Какой страшный Везувий!!!

Юра благодарит Вас. Кланяемся Екатерине Константиновне и поздравляем с Новым годом.

Ваш И. Репин

 

Свои письма я прекратил писать, — вышло много непоправимых неприятностей и даже ссоры. Жалею даже, что писал их[4]. Меня Вейнберг[5] подбил — это человек, от которого надо подальше.

Даже в кофейнях играют немецкие посредственные оркестры, а талантливые итальянцы, как нищие, поют у окон богатых отелей англичанам и немцам, — не бросит ли кто сольдо (1 У коп.).

Мы скоро поедем в Палермо, ненадолго. Адресовать можете сюда: Napoli, poste restante. E. Repin.

Инв. № 64123. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 108-109.

  1. Тройственный союз — военно-политический блок Германии, Австро- Венгрии, Италии. Сложился в 1882 г., положил начало разделу Европы и сыграл важную роль в развязывании Первой мировой войны (1914-1918).
  2. Вильгельм II (1859-1941), германский император и прусский король.
  3. Имеется в виду Умберто I (1844-1900), король Италии из Савойской династии. В 1900 г. был застрелен анархистом Гаэтано Бреши (1869-1901).
  4. Имеются в виду «Письма об искусстве», вызывавшие полемические споры в печати.
  5. Вайнберг Петр Исаевич (1831-1908), редактор «Театральной газеты», издававшейся в Петербурге.

 

№ 45
21 февр<аля> <18>94.
Неаполь.

Дорогой Александр Владимирович,

Мы до сих пор еще не были в Палермо. Всё понемногу знакомились с окрестностями Неаполя. Какая прелесть Иския! И особенно Казамигиола, разрушенная землетрясением. Вот остров, полный чудес, точно в древней Греции, в гомеровское время находишься.

Работаю я почти ничего и ничтожно.

А время проводим так: утром идем в кафе завтракать, заходим на почту, возвращаемся; до завтрака второго чем-нибудь занимаемся. Потом куда-нибудь гуляем до вечера. Вечером учимся с учит<елем> итальянскому языку, пьем чай, пишем, читаем, в 11 ложимся спать. Живем у самого моря, на воспетой «Санта Лучии», у нас два балкона, вид на Везувий, Пор- чичи, Кастеламару, Сорренто и Капри. Кв<артира> наша сост<оит> из одной комнаты, высокой, поместительной, во втором этаже.

Теперь здесь цветут миндали, и теплота уже совсем летняя. Солнце ходит уже высоко и греет здорово. Какое странное здесь положение луны и звезд. Луна в зените, а звезды совсем иначе.

У Юры очень разболелся зуб, и это расстроило нас на целую неделю. Слава Богу, вырвали. Теперь станем собираться в Палермо.

Если промедлите ответом, то пишите в Рим, там мы будем нед<ели> через три. Благодарю Вас за доброе отношение к моим письмам[1]. Теперь они перешли в «Неделю». Надеюсь, и гаерство Буренина[2] дошло до Вас? Вот нахал! Этот кабацкий болван во всеуслышание распевает свою мещанскую идиллию:

Зло-ой ловец поставил сетку

Для-а-а поги-и-бели твоей.

А еще ломается, упрекает Верещагина за жестокость.

Подпись малосведущего о Брюллове редактора ему авторитет.

«Великолепное невежество! Худ<ожник> не знает карт<ин> Брюллова!» — Картина эта плохая, а рисунок совсем другой эпохи и превосходный, только тема одна[3]. Да что, с этим наглым профаном связываться не стоит!

Неаполитанская шк<ола> живописи ничего общего с великими маст<ерами> Возрождения не имеет; это именно смесь итальянского с европейским и много оригинальности, много языческого элемента.

Будьте здоровы.

Ваш И. Репин

Инв. № 64124. Впервые: Письма к писателям. С. 111-112.

  1. См. письмо 42, примеч. 1. В «Письмах об искусстве» и далее в «Заметках художника», которые печатались с 1894 г. («Книжки “Недели". № 1, 2, 6) Репин призывал обращать большее внимание на самостоятельную ценность пластики и живописи в изобразительном искусстве и утверждал, что главное достоинство искусства заключено в самом искусстве. Он писал о необходимости освободить искусство от морализирования, «утилитаризма» и «направленства». Давний спор о «чистом искусстве» Репин определяет формулой «искусство для искусства» или, как он писал, «искусство как искусство». Эти взгляды Репин продолжал отстаивать и в последующие годы.
  2. Буренин Виктор Петрович (1841-1926), журналист, сотрудник газеты «Новое время». Репин имеет в виду статьи Буренина «Критические очерки», в которых тот издевательски высмеивал статьи Репина и Стасова.
  3. Речь идет об эскизе (карандаш, Репин ошибочно называет исполнение — сепией) К. П. Брюллова «Распятие», точнее — «Последний вздох Христа на кресте» (1830-е, исполнен в Италии), который лежит в основе картины художника «Распятие» для лютеранской церкви в Петербурге. Репин считал картину менее удачной, чем эскиз. Буренин, сознательно искажая репинский текст, в своем фельетоне утверждал, что Репин восторгался не эскизом, а самой картиной.

 

№ 46
16 марта <18>94.
Неаполь.

Дорогой Александр Владимирович,

Вчера вернулись мы из Сицилии, где провели две недели. Сколько прелести в этой южной окраине! И особенно характера и памятников древней Греции. Какой есть театр, высеченный в скале в Сиракузах!.. Очень жалею, что не имею времени писать.

Теперь собираемся на Капри провести там несколько деньков и потом в Рим.

Спешу Вам ответить только на главное: ради Бога, ничего не пишите Суворину и вообще по этому мерзкому скандалу ничего не предпринимайте. Это надо презирать и игнорировать. Я так досадую, что Стасов напечатал часть моего письма к нему по поводу Буренина[1]. Я никогда не решился бы ступить на эту ругательную ногу с Бурениным. — Это последнее дело! Ничего, кроме гадости, пошлости, из этого не выйдет.

Прошу Вас, порвите и уничтожьте, если Вы что и написали; и никогда не следует на рынке ругаться с пьяными прощалыгами и торговками... В Суворине вы встретите только предателя. Я уже знаю это по опыту; он добрый, но бесхарактерный.

Простите — масса мелочей, укладка Юриных редкостей и т.п., торопят.

Будьте здоровы. Поклонитесь от нас Вашей милой семье.

Ваш И. Репин

 

Что знаете о Константине Михайловиче? Черкните мне в Рим.

У меня на столе «Царство Божие внутри вас» (на русск<ом>языке), вчера начали читать. Я выписал здесь из Берлина — интересная книга[2].

Корреспонденцию свою в журн<ал> я совсем прекратил. Даешь только материал для скан- дализирования, и, собственно, писать что-нибудь существенное так опасно! — Огромная ответственность, перетолковывание и быстрые приговоры — все это тяжело переносить.

Инв. № 64125. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 112.

  1. Статья Стасова «Нововременский фантом» в защиту Репина, отвечавшая на злопыхательства Буренина, опубликована в январском номере газеты «Новости».
  2. Репин пишет о сочинении Толстого, запрещенном в России и вышедшем на русском языке в Берлине в январе 1894 г. в издательстве Августа Дейбнера.

 

№ 47
Сиенна.
11 апр<еля> <18>94.

Дорогой Александр Владимирович,

Если бы постоянно была цветущая весна, мы бы пригляделись, привыкли бы к ней, и она не производила бы на нас чарующего впечатления. Я испытываю теперь на себе уже равнодушие к прелестнейшей весне Италии. Скоро уже два месяца, как не прекращаясь цветут чудесной красоты деревья. Всю зиму мы видим здесь необыкновенные красоты природы... И я замечаю, что уже привыкаю к ним, начинаю считать их обыкновенным аксессуаром дорог и городов. Восхищает и волнует меня только архитектура средневековой Италии. Ее мало; она фатально разрушается; невежественно перестраивалась академическими педантами 18-го и 19 веков. И те перлы, которые уцелели то в Палермо, то в Мессине, то в Ассизи, то в Перуджии, то вот здесь, наконец, в Сиенне, производят совсем сказочное впечатление. Обворожительна эта наивность, невероятен этот размах гения архитектуры и поразительно это богатство средств и необъятность работы по тонкости и любви в выполнении и по роскоши материалов.

Никогда и нигде архитекторы не достигали такой цельности и красоты ситуаций целых городков, нигде не умели они так приспособиться к местностям и воспользоваться кстати всем, что давали им окружающие условия. Ах, что писать эти слова да термины — все это ничто; я желал бы поставить Вас теперь на piazzadelCampo перед старой ратушей 13-го в<ека>. Местность площади покатая, и архитектор так и вымостил ее веером книзу, так что она делает вид плоского амфитеатра[1].

Как это удобно для всяких торжеств! Как это красиво! И как это не казенно, смело, оригинально, уютно! Просто восторг!..

Завтра мы едем во Флоренцию и скоро попрощаемся с веселой, беззаботной, цветущей Италией. Нигде в целом мире нет, я думаю, такой анархии и такой веселой жизни. Многие, и особенно немцы, бранят итальянцев и называют их мошенниками. Правда, в Неаполитанском крае не без грабителей, собственно, мелких; но что это в сравнении с тем, как итальянцев объегорили немцы!..

Я воображаю, как будет вспоминаться мне эта сказочная страна, когда и теперь часто не верится, что существует наяву. Посмотрите с террасы в Ассизи, во Фраскати на даль, кот<о- рая> на первый взгляд покажется морем. Поезжайте из Альбано во Фраскати и далее по шоссе, особенно теперь, весной, — не верится, что на земле.

Но Италия нас гонит домой — погода испортилась: дожди, дожди уже дня четыре. Зато какая зелень, когда блеснет солнце!.. Будет урожай.

Прощайте, если найдете свободную минутку, черкните в Париж — poste restante. Но я теперь очень тороплюсь домой. Там останусь недолго.

Ваш И. Репин

Инв. № 64126. Впервые: Письма к писателям С. 113-114.

  1. В автографе рисунок И.Е. Репина.

 

№ 48
20 июня 1894.
Здравнёво.

Дорогой друг Александр Владимирович,

Позапоздав в Париже да еще в Берлине и вернувшись поскорей уже в Петербург, я был в больших хлопотах. Здесь по переезде в Здравнёво опять суета сует — постройка все еще доделывается и конца нет работам.

Я очень рад, что жена с Юрой и Таней приехала жить сюда[1]; здесь так недоставало хозяйки. И мы теперь всей семьей в сборе. Перебрались опять в большой дом, хотя все еще переделываются старые полы и т<ому> под<обное>.

И вот я и забыл, отчего это от Вас я так давно не имею известий, а я, кажется, Вам не писал?
Еще было обстоятельство, выбившее нас из колеи нашей сутолоки, — похороны отца[2]. 90-летн<ий> старик жил уже без всякого сознания, одной только физической жизнью.

Но смерть и похороны всегда имеют нечто торжественное и глубоко значительное.

В Петербурге я не виделся с К<онстантином> Михайловичем. Не знаете ли Вы, что с ним? Пишите мне скорей, где Вы и как Ваше здоровье.

Вашей милой семье передайте наш сердечный привет.

Ваш И. Репин

Инв. № 64127. Впервые: Письма к писателям. С. 114.

  1. О разладе в семье Репиных см. письмо 1, примеч. 3 Летом 1894 г. отношения временно восстанавливаются.
  2. Репин Ефим Васильевич (1804-1894), отец художника. Портреты отца написаны в 1879 г. (ГРМ) и 1881 г. (местонахождение неизвестно).

 

№ 49
30 июля 1894 г.
Здравнёво.

Дорогой Александр Владимирович,

По отношению к искусству я нахожусь теперь в очень безнадежном состоянии: все, что ни задумано, кажется мне мелким, все, что ни пишу — кажется плохим, тяжелым, не художественным. Так что почти бросил работать красками и карандашами[1]. Писал некоторое время пером — свои воспоминания о Ге. Интересная личность; с ним соединена очень назидательная идея в нашем искусстве.

Хочу поместить это в «Артисте», — было бы кстати[2]. Но ответа еще не получил от них. Да, сюда и журнал к нам все лето не доходит. Что это — Вы пишете, что они меня произвели в обер-офицерские дети? Вот чудаки. Могли бы справиться, ведь я еще жив.

Неужели Л. Н. Толстой продает имение Ге? Не ошибка ли? может быть, кто из его сыновей?

К 1 сент<ября> надеюсь быть в Петербурге. Не знаю, как пойдет там. Меня это немножко пугает. Молодежь теперь очень избалована, очень взыскательна. Я поступаю только в виде опыта, ничем не связываюсь прочно. Чтобы сейчас же тягу, если окажусь неспособным и бесполезным к этой миссии.

Мои благодарят Вас за привет. Просим передать Вашей супруге наш поклон ото всех.

Ваш И. Репин

 

Нет, в это лето никто из художников не приедет ко мне. Вот и лето пошло к концу, а у меня тут всё еще не всё устроено. Надоело, да и пугаюсь я, что так раскутился, ничего не производя, — как бы на мель не сесть.

Инв. № 64128. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С.114-115.

  1. Близкие мысли Репин высказывал в письме от 7 августа 1894 г. Е. П. Тархановой-Антокольской, племяннице скульптора: «Я не могу ни на чем из моих затей остановиться серьезно — все кажется мелко, не стоит труда» (И.Е. Репин. Письма Е. П. Тархановой-Антокольской и И. Р. Тарханову. Л.; М., 1937. С. 33).
  2. Впервые очерк «Николай Николаевич Ге и наши претензии к искусству» опубликован в литературных приложениях к журналу «Нива» (№ 11. 1894).

 

№ 50
18 сент<ября> 1894.
СПб., Калинкина пл., 3/5.

Дорогой Александр Владимирович,

Издание моих работ Экспед<ицией> загот<овления> госуд<арственных> бумаг стоит очень дорого — 12 р.[1] Вчера я справлялся, могу ли я приобрести несколько экз<емпляров> для себя подешевле. Сказали, невозможно, так как печаталось в небольш<ом> кол<ичестве> экз<емпляров> и самой Экспедиции стоит гораздо дороже, чем она назначила прод<аж- ную> цену. В самом деле, издание сделано роскошно, и положена масса самого добросовестного и высокохудожественного труда. Особенно гравюры Франка[2]; Бобров[3] тоже «Дьякона» очень хорошо награвировал офортом. Но уж как они меня расписали в биографии и очерке деятельности! — Ложись и умирай. Просто со стыда читать не мог: «гениальный, великий»[4]. Можно ли доводить эпитеты до такой профанации! Будет еще мне за это от ревнителей справедливости по заслугам!

Вам я не советую затрачиваться на этот альбом. Разумеется, рассуждая разумно, он не стоит этой цены. К Вашему приезду я достану для Вас отдельными оттисками некот<орые> гравюры Франка, напр<имер>, Ел<еонора> Дузе — вышла превосходно. «Дьякона» — Боброва и «Короля Лира» красками (посредств<ом> трех негативов — очень интересно и весьма близко к оригиналу, кот<орый> находится у Герарда). А насчет разного отношения поляков и нас к своей истории, это совершенно естественно. Они живут только воспоминаниями о своей погибшей, томящейся в неволе политической жизни. Повернется ли сердце вспоминать при этом случае что-нибудь худое о родной матери, страдающей и взывающей к ним, к тем людям культурным, нежным душою, пропитанным шляхетски-рыцарским характером?!..
Можно ли сравнить их с богатырем варваром, Иванушкой дурачком. Он махает еще своей исполинскою дубиной и прокладывает себе широкие дороги то к морю-окияну, то к злым татаровьям. Непоследовательно и дико; то угнетает ближних родственников в неволе, то защищает и вызволяет с неволи плененных братьев. Много грехов на его душе, он часто чувствует их; глубоко, по-варварски бичует себя, надевает вериги и юродствует. Он полон жизни; и преступления, и благодеяния, и поцелуи, и убийства совершаются в его многочисленной семье, и он не имеет понятия о приличиях виноградного листика: все сознает, все видит — у него есть большие задатки к культу правды. Он открыто сознается в своих и прошлых и нынешних злодействах, и горячо стремится к спасению души своей...

Не попадались ли Вам две кн<ижки> «Истор<ического> вестника», «Идеалы в искусстве» — две статьи Сементковского? (июнь и июль 94 г.). Вот где человек старается изо всех сил опошлить все наши дела, и мысли, и задачи — Антокольского и меня. Так и чувствуется нововременская тенденция[5].

Сколько теперь мне хлопот предстоит с Академией!

Ваш И. Репин

 

К сожалению, я этой статьи не читал; «Нов<ого> вр<емени>» давно уже не видел. Все лето я читал маленькую газетку «Свет» и нахожу, что больше и не следует тратить время на газету.

Инв. № 64129. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 115-116.

  1. Имеется в виду издание альбома «Русские художники. И.Е. Репин (Экспедиция заготовления государственных бумаг. СПб., 1894). В альбоме 11 вкладных репродукций и 21 репродукция в тексте. При воспроизведении картин были применены все виды печати: гравюра резцом, офорт, ксилография, фотогравюра, цинкография, фототипия, литография в один и несколько цветов. Альбом Репина — одно из самых дорогих и роскошных изданий того времени.
  2. Франк Густав Игнатьевич (1859-1923) гравер, чеканщик. Академик. В 1890 был приглашен в Экспедицию заготовления государственных бумаг и назначен начальником класса рисования и гравирования.
  3. Бобров Виктор Алексеевич (1842-1918), живописец, акварелист, гравер; академик живописи.
  4. В предисловии к альбому говорилось: «Репин — один из самых гениальных отечественных художников нашего времени, в творениях которого, как в зеркале отразились события пережитого им тревожного времени».
  5. Сементковский Р.И. Идеалы в искусстве (Исторический вестник». Июнь 1894 (об Антокольском); июль (о Репине).

 

№ 51
3 окт<ября 18>94.
СПб., Калинкина площ., 3/5.

Дорогой Александр Владимирович,

Деньги в Экспед<ицию> заг<отовления> гос<ударственных> бум<аг> за альбом мною внесены, Вы напрасно посылали. В самом деле, как бы не вышло путаницы. Директор за границей — я даже и никакой уступки не мог выхлопотать — не у кого.

Приемные экзамены начались сегодня; народу более 200 чел<овек>, ужас! Наполнено два античных зала, составлено четыре группы и четыре модели — натура, слегка задрапированная. Классы и мастерские будут переполнены сразу.

Между поступающими большое разнообразие: кто из глубокой провинции, самоучка, кто из Парижа, из школ Каролюса-Дюрана[1], Кормона[2]; есть и офицеры, есть бывшие учителя и барышни. В продолжение двух часов едва успели разместить их по местам и №, по группам. Порядок образцовый; все идет хорошо. Работы домашние — есть курьезы! Вечером, в 5 часов, все это население наполнит четыре натурных класса, — тут уж полная натура, — будут рисовать карандашом. Им дают 7 дней для испытания, засим будем их распределять по достоинству.

Я остаюсь в своей кварт<ире> и мастерской; только для моих учеников в Академии мне дали большую мастерскую; переезжать туда я еще боюсь; может быть, и не перееду. Матэ[3] устроился отлично в Академии.

Вы пишете о Буренинском походе: в «Нов<ом> врем<ени>» образовалась теперь целая шайка хищных неудачников-художников, и вот они теперь делают на нас вылазки из всех закоулков ходячей прессы — уши вянут читать все мерзости и анонимные письма, которыми теперь засыпают гр. Ив. Ив. Толстого (вице-президента Акад<емии>)[4].
Мы решились молчать и ответим самим делом. Дело идет прекрасно под эту ругань, пасквиль и издевательства этой разнузданной сволочи.

Боюсь, что Герард не располагает отдельными оттисками своего портрета. Я вообще ничего не успел узнать — послан ли ему экземпл<яр> издания, я ведь совсем в стороне стою.

Будьте здоровы.

Ваш И. Репин

 

Недавно я от сына Ге узнал здесь печальные новости. Сын его Николай, племянница Зоя и все последователи и гордость Л.Н.Толстого — бросили толстовизм и бегут. Теперь в Николаеве; девиз их: «надо богатеть». Бросили даже семьи свои[5].

Инв. № 64130. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 116-117.

  1. Каролюс-Дюран Эмиль Огюст (1838-1917) французский художник, живописец, портретист.
  2. Кормон Фернан (1845-1924), французский художник, держал частную художественную школу в Париже (Ателье Кормона). С 1898 г. возглавил Национальную школу изящных искусств.
  3. Матэ Василий Васильевич (1856-1917), художник, гравер. Вместе с Репиным был приглашен профессором в реформированную АХ.
  4. Толстой Иван Иванович (1858-1916), граф; нумизмат, археолог, почетный член АХ и Академии наук, конференц-секретарь АХ с 1899 г. и вице-президент с 1893 по 1905 г. В 1905-1906 гг. занимал пост министра народного образования. Участвовал в проведении реформы в АХ. Репин неоднократно изображал Толстого в различных графических техниках, исполнил живописный портрет графа в 1899 г. (ГРМ).
  5. Речь идет о Николае Николаевиче Ге младшем (1857-1938), сыне художника, находившемся под сильным влиянием толстовского учения. С 1884 г. жил на хуторе отца Ивановское, Черниговской губ., занимался сельским хозяйством. После смерти отца отошел от учения Толстого, переехал в 1895 г. в Алушту вместе с племянницей Зоей Григорьевной Ге, своими и ее детьми. В 1897 г. передал в дар П. М. Третьякову принадлежавшую ему часть наследия отца: живопись и графику. До конца жизни пропагандировал творчество отца. Гражданская жена Н. Н. Ге (младшего) Агафья Игнатьевна Слюсарева (1856-1900) в 1895 г. уехала с хутора в Конотоп, скончалась в лечебнице для душевнобольных.

 

№ 52
30 окт<ября> <18>94.
<Петербург>.

Да, дорогой Александр Владимирович, помимо всех благ, которые Государь сделал для нас, художников, и для меня в частности, я, еще гораздо раньше, просто обожал этого Монарха. Еще в 1883 году я писал одному приятелю в Чугуев: «Если бы Россия должна была выбирать себе царя, из всех, живущих ныне, самых известных и выдающихся людей, — она сделала бы самый лучший выбор, остановившись на Александре Ш-м». «У Саши душа чистая как кристалл», — сказал про него его предшественник, покойн<ый> Наследник Никол<ай> Алекс<андрович>.[1]

Боголюбов[2] тоже с юности знал эту правдивую, светлую душу; русскую, широкую, народную душу...

Сообщу Вам несколько фактов из последних дней Государя — может быть, Вы уже их знаете — земля слухом полнится.

Когда Он узнал, что болезнь Его неизлечима и дни Его сочтены, он просил не беспокоить Его докторами, лекарствами и диетой. От докторов запирался. И вопреки настоянию Захарьина[3] не выходить на балкон, сказал ему, что он остается на балконе по «Высочайшему повелению». Заказывал любимые пирожки против предписания докторов и выливал чернила в мочу, чтобы избавить ее от медицинского исследования. Как истинно русский человек, он искренно и горячо молился последние дни. Он был уже слаб, когда приезжал от<ец> Иван[4] — не вставал с кресла. И все пришли в ужас, когда подсмотрели Его уединившегося для молитвы с о. Иваном — Государь стоял на коленах и горячо молился с живым праведником. Как Он стал на колени!!. Невероятно!

Государь очень успокоился, когда увидел теперь Алису[5], уже вполне взрослой; она Ему чрезвычайно понравилась. «Ну, это будет хорошо», — сказал Он и с Наследника взял слово, чтобы тот перевенчался на 3-й день после Его похорон.

Он уже спокойно и просто (как готовится благочестивый русский мужик) готовился к смерти. Потребовал сочинения манифестов на свою смерть и вычеркивал слова, относящиеся к восхвалению Его личности. О всех делах выражал уже свою последнюю волю...

Петербург в трауре, но мне не нравится наш траур — много белого, коротенькие флажки, даже на конках, придают городу какой-то шутливый тон.

Куда грандиозней и впечатлительней был иллюминован трауром Краков по случаю смерти Матейко! Там развевались черные флаги массивной шерстяной материи, с полновесными кистями; на разных солидных древках и величиною во всю высоту 3-этажных домов. А наш траур какой-то куцый, с Апраксина рынка. Это, большею частью, белый коленкор с черными коленкоровыми же каймами, и куцый, куцый, так и трещит на ветерке, лоснясь бликами по изломам узкой штуки. «И дешево и сердито». Апраксинец бойко торгует.

Будьте здоровы.

Ваш И. Репин

 

Мы будем смотреть похоронную процессию из окон Акад<емии> худ<ожеств>. Провезут через Ник<олаевский> мост.

«Патриотизма» Л. Толстого я не читал[6]; зато вчера читал в сборнике «Путь-дорога» его повесть из вр<емен> первых христиан, очень интересно[7] и особенно отрицательная сторона языческой доблести — неумолимо выражена.

Христианская бледнеет.

Инв. № 64131. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 117.

 

  1. Вел. кн. Николай Александрович (1843-1865), старший сын императора Александра II. Умер в Ницце. После его смерти наследником престола был объявлен вел. кн. Александр Александрович (1845-1894), император Всероссийский Александр III с 1881 г.
  2. Боголюбов Алексей Петрович (1824-1896), художник. Был близок к императорскому двору, преподавал живопись в царской семье. Оставил воспоминания об императоре Александре III: Боголюбов А. П. О в бозе почившем императоре Александре III. (Воспоминания профессора живописи А. П. Боголюбова). СПб., 1895.
  3. Захарьин Григорий Антонович (1829-1897/1898), врач, терапевт, основатель московской клинической школы, заслуженный профессор Московского университета, почетный член Петербургской АН (1885).
  4. Речь идет об Иоанне Кронштадтском (Иоанн Ильич Сергиев, 1829-1908), настоятеле Андреевского собора в Кронштадте, проповеднике, духовном писателе, церковно-общественном деятеле. Имел всероссийскую известность и широкое почитание в народе. 8 октября прибыл в Ливадию к умирающему Александру III. Находился у одра царя до его кончины, что способствовало дальнейшему росту популярности Иоанна Кронштадтского в народе.
  5. Александра Федоровна (урожд. принцесса Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадтская, 1872-1918), с 14 ноября 1894 г. — жена императора Николая II.
  6. Возможно, имеется в виду статья Толстого «Христианство и патриотизм» (1893-1894), изданная в Берлине в 1894 г. (Berlin Heinrich Caspari).
  7. Повесть Толстого «Ходите в свете, пока есть свет» опубликована в сборнике «Пути-дороги». СПб., 1893.

 

№ 53
11 дек<абря> <18>94.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

За Вас так сердце болит. Как здоровье Вашей супруги? Ответьте поскорей.

Прождав Вас в четверг на свой вечер (много и горячо спорили), я в 2 часа отправился разыскивать Вас — думал, Вы захворали, но узнал, что Вы уехали по случаю внезапной болезни жены. В воскр<есенье> получил Ваше письмо. В понедельн<ик> из литературного вечера, где Мережковск<ий> чит<ал> отрывки из своего истор<ического> романа «Юлиан Отступник» (я думаю, что это настоящее его дело — было много интересного), я привез к себе ночевать Конст<антина> Михайловича, и мы вместе еще перечитывали Ваше письмо и горевали.

Вчера у меня состоялась первая беседа с учен<иками> Академии. Навалило народу челов<ек> 400 — жара, духота страшная. Но впечатление я вынес серьезное и глубокое. Среда учеников Академии, судя по их импровизованным речам, ответам и общим вставкам слушателей, — это уже высокообразованная среда. С твердыми, благородными и серьезными убеждениями во взгляде на искусство и на жизнь; вели себя так сдержанно, порядочно и с таким тактом, что можно было только радоваться. В такой многочисленной толпе и при таких неудобных условиях, тесноте, и претендовать невозможно было бы, если бы не было такого строгого порядка.

Будьте здоровы. Пишите поскорей!

Ваш И. Репин

Инв. № 64132. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 119-120.

 

№ 54
18 дек<абря> <18>94.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Напрасно Вы беспокоитесь о разных галантерейностях, до того ли Вам теперь! Пишите — что и как Екатерина Константиновна?

На беседе нашей академич<еской> были только ученики, да ведь их 448 человек, и были, говорят, почти все. Посторонних не пускают у нас; даже художников кончивших не было, — это только между своими.

Вопрос, на который и рассуждали все 1 У ч<аса>, был задан мною: должны ли пластические искусства служить только социальным идеалам или они имеют свои, присущие этим искусствам идеалы?[1]

Много было высказано интересного и дельного. Вторая беседа все еще не состоялась — времени не было. Но желание есть большое у многих повторять. Просили даже задавать вопросы вперед, чтобы к ним готовиться. Я, собственно, только руководил прением, наблюдал порядок возражающих, иногда и сам возражал и объяснял мысль.
Герарда, Дузе, к<ороля> Лира и головк<у> с акв<арели> я Вам вышлю в непрод<оложитель- ном> времени.
Ох, все думается о Вас, Вам теперь не до рисунков и не до разговоров о лекциях.

Прощайте, тороплюсь на репетицию оперы «Борис Годунов» Мусоргского[2] в одн<ом> частном доме. Это чудная вещь. Глубоко музыкальная, оригинальная и страшной силы.

Ваш И. Репин

 

А об Виленской школе рис<ования> у нас будет общий академический разговор — это дело не частное[3].

Инв. № 64133. Впервые: Письма к писателям. С. 120.

  1. Вопрос о пластическом и живописном языке искусства глубоко интересовал Репина в эти годы. См. письмо 42, примеч. 1 и письмо 45, примеч. 1.
  2. Мусоргский Модест Петрович (1839-1881), композитор. Знакомство Репина и Мусоргского состоялось в начале 1870-х гг. при содействии В. В. Стасова. Репин высоко ценил талант композитора. В течение жизни их связывали глубокие дружеские отношения. За несколько дней до смерти Мусоргского Репин исполнил его портрет (1881, ГГГ), одно из высочайших достижений русского портретного искусства. Третьяков, еще не видя портрета, но доверяя таланту Репина, приобрел его для своей галереи. Музыкальная драма композитора «Борис Годунов» ставилась в доме баронессы В.И. Икскуль.
  3. Виленская рисовальная школа (1866-1915). Основателем и руководителем школы был Иван Петрович Трутнев (1827-1912). После его смерти школой руководил художник Сергей Никитич Южанин (1862-1933). Школа Трутнева была бесплатной и в ней могли обучаться все желающие, независимо от социального положения, национальности и вероисповедания. Школа состояла из двух отделений: рисовально-ремесленного, имевшего прикладной характер, и живописного. Выпускники живописного отделения пользовались авторитетом не только в Петербургской АХ, но и в европейских академиях. Из стен рисовальной школы вышли такие известные мастера, как Илья Гинцбург, Жак Липшиц, Хаим Сутин и др. Материальное обеспечение рисовальной школы было весьма скромное, отсюда идут хлопоты Жиркевича и просьбы о помощи со стороны Репина.

 

№ 55
3 февр<аля> <18>95.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Простите, голубчик мой, что я так долго не отвечал Вам. Мне все хотелось послать Вам обещанные и давно отложенные для Вас гравюру и проч. Хотел еще присоединить и этюд для Виленской школы... И вот в том-то и беда — надо все это закупорить хорошенько самому; поверите ли — ни минуты свободного времени. То в Академию, то домой. То, наконец, царские сеансы[1]. Вот о чем стоит Вам написать.

На прошлой только неделе состоялось три сеанса, т.е. в понед<ельник>, 28, — 1-й сеанс, полтора часа; во вторник, 29, час; и вчера, полчаса. Лепит в это же время Антокольский, и кончает свой медальон Васютинский[2].

Мы приезжаем во дворец в час и раньше. Государь выходит к нам в два часа; его всегда сопровождает Императрица и все время остается здесь, во время нашей работы.

В первый сеанс приходила и Мать Царица[3]. Все они нам дают руку и очень приветливо относятся. Государь производит необыкновенно симпатичное впечатление. Он очень добр, мягок и ласков. Разговаривает о многих вещах просто и серьезно. В Государыне все царственно; Она необыкновенно серьезна всегда. Она очень красива и имеет прекрасную фигуру. А знаете ли, в Государе 2 арш<ина> и 7 У вершка росту. Вчера — я отмерил эту заметку на своем холсте; я считал Его ниже ростом; и это только от сравнения с прежним Императором он казался маленького роста — он выше меня и всех нас трех, работающих там...

Я так обрадовался, что Екатерине Константине лучше. Пишите, пожалуйста, как идет? Здорова ли она теперь?

Простите еще раз, не сердитесь. При первом же свободном часике исправлю свою неаккуратность.

Ваш И. Репин

 

Но знаете ли, у нас с Антокольским идет преплохо и портрет и бюст Его.

Инв. № 64134. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 121.

  1. Официальный заказ на портрет императора Николая II Репин получил вскоре после кончины Александра III. Совет АХ просил у министра Императорского двора разрешения профессору Репину иметь несколько сеансов с императора с тем, чтобы портрет был жалован Академии как оригинал для исполнения портретов Николая II, заказываемых через АХ для различных присутственных мест. Портрет был начат 25 января 1895 г. в Аничковом дворце (ныне в ГРМ). Он носил не вполне официальный характер и не удовлетворил Репина. На основе этого натурного портрета Репин в 1896 г. исполнил парадный портрет императора на фоне Тронного зала Зимнего дворца. Портрет 1896 г. являлся официальным «образцом» для художников, исполнявших заказы правительственных и других учреждений на портреты императора (ныне — в ГРМ). В дневнике Жиркевич сделал запись еще 24 ноября 1894 г.: «Так как для Академии нужен портрет нового государя, то Репин хочет его написать. Я заметил, что, взявшись писать портрет царя, он свяжет себя, так как сеансы будут зависеть от дворцовой обстановки и жизни оригинала.... Репин согласен с моими доводами, но все же будет писать с натуры» (Художественное наследство. С. 158).
  2. Васютинский Антон Федорович (1858-1935), художник-медальер, академик АХ.
  3. Мария Федоровна (1847-1928) вдовствующая императрица, супруга императора Александра III, мать Николая II.

 

№ 56
<13 марта 1895>.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Думал я, думал о Виленской школе и ничего лучше не придумал, как послать ей академический этюд и, пожалуй, даже рисунок с натурщиков, за котор<ые> я получил серебр<яные> медали. Но Вас прошу узнать наперед, примут ли они? Это, может быть, не будет отвечать характеру школы, — я не знаю.

Было, как всегда у меня, так много хлопот, что я никак не мог собраться ответить Вам.

Государя портрет я кончил; было всего 7 сеансов. Много раз откладывали. Он был не совсем здоров — инфлуэнция (все проклятая и их не щадит). Государь всегда был очень мил, любезен, хотя позировал плохо. Все находят мой портр<ет> похожим и не бранят. С Государыни всего было два сеанса. Обещала еще после Пасхи позировать. Первый сеанс был очень неудачный: у Государыни, как оказалось, уже начиналась инфлуэнция. На втором, перед отъездом в Царское, она был очень красива и интересна; жаль, сеансу помешала В<еликая> К<нягиня> Елиз<авета> Федоровна[1], кот<орая> во весь сеанс, стараясь развлечь Императрицу, болтала и отвлекала ее голову от настоящего положения в свою сторону. Императрица имеет в себе много содержательного и веского, хотя говорит мало: с Государем всегда по-английски, с нами — по-французски. Русского слова я от нее еще не слыхал. Даже г. Шнейдер, ее учительнице русск<ого> языка, которая тихонько говорит ей по-русски, она отвечала по-немецки.

У меня, вероятно, ничего не выйдет из портрета Государыни. Трудно: она почти не позирует и сеансы коротки, а с фотографии скучно работать: так, вероятно, брошу неконченным.

Антокольскому я говорил Ваше желание прислать ему свое творение — он очень рад, конечно. Апухтина[2] прозу я не читал — все некогда. Читал Чехова рассказы, Дедлова («Еврей») — очень недурно[3]. Но все это меркнет перед «Хозяином и работником»[4]. Вы, конечно, читали этот перл, как и весь свет прочел его теперь. Чисто художественная вещица; тенденция только в самой малой степени, почти незаметна и почти не мешает.

Как здоровье Екатерины Константиновны? Пишите, пожалуйста, не сердитесь.

Ваш И. Репин

 

Мои Вам очень кланяются.

К<онстантина> Мих<айловича> давно уже и я не видал.

Инв. № 64135. На л. 1 помета рукой А.В. Жиркевича: «Получено 15 марта 1895».
Впервые с сокращениями: Письма к писателям.С. 123.

  1. Великая княгиня Елизавета Федоровна (урожд. Елизавета Александра Луиза Алиса Гессен-Дармштадтская, 1864-1918), родная сестра императрицы, супруга вел. кн. Сергея Александровича (1857-1905), генерал- губернатора Москвы, убитого в 1905 г. террористом И. Каляевым.
  2. Апухтин Алексей Николаевич (1843-1893), поэт.
  3. Дедлов (настоящая фамилия Кигн) Владимир Людвигович (1856-1908), прозаик, публицист, литературный критик, историк искусства, биограф В. М. Васнецова. «Варвар. Эллин. Еврей. Современные характеристики». СПб., 1895.
  4. «Хозяин и работник», рассказ Л.Н. Толстого. Репин читал его в первой публикации в «Северном вестнике» (№ 3. 1895).

 

№ 57
9 апр<еля> <18>95.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Разумеется, я буду очень счастлив, если Вы летом соберетесь навестить меня в Здравнёве. Здесь я так устал от сутолоки, дел и обязанностей; надеюсь летом даже поработать. Теперь там у меня, хотя и не совсем, все же устроено настолько, что можно будет, забыв материальную сторону, поработать для искусства.

Я все еще в Виленскую школу не отправлял этюда: думал, что, может быть, кое-что прибавит Академия из своих оригиналов. Но гр. Толстой[1] сказал мне, что в школу Трутнева уже отправили много кое-чего из Академии.

Желаю Вам с семейством Вашим всякого благополучия и, главное, не хворать, не хворать.

Ваш И. Репин

 

Антокольский был очень тронут Вашей книжкой. Вчера он уехал в Париж. Государыня «не совсем здорова», позировать в этом году ей уже нельзя. Бюст он окончил, а мой портрет откладывается до будущ<его> года.

Привозите непременно Ваши работы в Здравнёво, там, если будет Ваша ласка, почитаете мне.

Семья моя, слава Богу, здорова. Сейчас проводили Веру в Москву, захотелось ей проветриться, покататься в обществе одной дамы даже и по Волге. Впрочем, я ей советовал, погостив в Москве, вернуться сюда поскорей.

Инв. № 64136. Впервые: Письма к писателям. С.124-125.

  1. 1 Гр. Иван Иванович Толстой, вице-президент АХ.

 

№ 58
14 апр<еля> <18>95.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Посоветуйте г. Трутневу непременно и поскорей написать в Академию официальную бумагу, изложив в ней все нужды школы, в зависимости от повышенного ценза в приеме учеников в Академию из школ.

Антокольский об Юре преувеличил. Я очень рад, что он побывал у Вас[1].

Приезжайте, приезжайте ко мне летом. Поклон Вашей семье.

Ваш И. Репин

Инв. № 64137. Впервые: Письма к писателям. С. 125.

  1. Скульптор М. М. Антокольский приезжал в Вильно, на свою родину, в апреле 1895 г. и встречался с Жиркевичем. Говорили об искусстве, много о — Репине, о чем Жиркевич сделал запись в дневнике. По словам Антокольского, «Репин всегда был пионером, все двигающим около себя... Теперь он отдает все свои силы молодежи, читает ей, говорит с ней, но быть художником и учителем — две вещи разные» (Художественное наследство. С. 161).

 

№ 59
10 июня <18>95 г.
Здравнёво.

Дорогой Александр Владимирович,

Здравнёво наше все так же мало благоустроено, как и было; идут везде бесконечные работы, везде непролазный хлам. Перестилаются полы — делаются под ними исподние — «черные», строится сарай, навес на дворе; копается погреб, возят кирпич, дикий камень для муровки; починяется набережная (сильная вода повредила слабые места). Подходит время косовицы; начали косить, пора вывозить навоз; скоро у нас соберется «толока», наедет мужичков соседей чел<овек> 30 и баб около 20-ти. Мы будем их угощать, это весело. Забот много, но все это занятно и увлекательно.

У нас гостит на все лето отец жены, старичок Алекс<ей> Иван<ович> Шевцов[1] и племянник Женя, сын моего брата. А Вера гостит в Москве у Мамонтовых.

То, что Вы прочитали в «Виленск<ом> вестн<ике>» о моей карт<ине> «Не ждали»[2] — пустое. Во-первых, картина, покрытая лаком, уже не может потухнуть. Конечно, краски несколько сдают, но это больше в вещах эффектных, а тут самые простые предметы, при самом обыкновенном свете. Я картину эту видел года два назад, — ничего, на мой взгляд, она так и написана; конечно, немножко сдало, но впечатления картины это почти не нарушает.

Вы говорите о старых вещах велик<их> мастеров. Если представить себе Тициана, Поль Веронеза новыми, во всем блеске свежести — это было бы невообразимое великолепие. Они покрыты, кроме всякой порчи временем и красок и материалов — еще густым слоем грязи, пыли и копоти.

В Виленскую школу перед отъездом я хотел было запаковать этюд и отправить, но он оказался попорченным, поцарапанным, надо его пореставрировать. Вообще же о школах рисования теперь много подумывает наше высшее начальство. Но о западном крае, где сравнительно гораздо выше культура и где огромный процент не чисто русского населения, попечение откладывают на после. Прежде надо заводить в других местах школы, где о них понятия не имеют, а между тем это центры России, напр<имер>, Нижний Новгород, Курск, Рязань и т. д.

Будьте здоровы. Поклон семье Вашей.

Ваш И. Репин

 

Что Вы так горюете? Вам предстоят хорошие этюды для наблюдений — это Вас судьба сама посылает объехать Ваши имения и сделать ревизии.

Инв. № 64138. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 126-127.

  1. Шевцов Алексей Иванович (ок. 1815 - после 1895), архитектор, тесть Репина. Его живописный портрет написан Репиным в конце 1860-х гг. (?) (местонахождение неизвестно, ранее находился в собрании Л. А. Руслановой).
  2. «Не ждали» (1884, 1888, ГТГ) — одна из основополагающих картин И.Е. Репина. В прессе вызвала множественные и неоднозначные отзывы. Экспонировалась на 12-й выставке ТПХВ.

 

№ 60
9 июля <18>95.
Здравнёво.

Дорогой Александр Владимирович,

Прочитал в «Неделе» Ваши крымские впечатления. Прекрасные вещицы. Мне особенно нравится «Севастополь», тут есть серьезная трагическая нота и цельность вылившейся прямо из души сердечной мелодии. Близость непогоды в Ялте написана живо, свежо и живописно. Кладбище сжимает сердце. Жиды и Ахметка мило смешат, соседка молодец.

Не знаю, где Вы теперь разъезжаете: или по Вашим имениям, или с семьей у шурина?[1] В каких краях Ваши имения?[2] Вот если бы недалеко, и Вы завернули бы к нам погостить. Хотя у меня все еще в таком беспорядке, что Вам пришлось бы испытывать по-прежнему еще много неудобств, хотя, конечно, теперь куда лучше. Нечего и говорить, что Вы меня очень бы обрадовали; мне совестно и писать об этом, так как я боюсь, что Вам не доставит большого удовольствия наша резиденция и не оправдала бы затраченного Вами времени. Можете быть уверены только в нашем радушии. Вера (дочь) все еще гостит у Мамонтовых — затеяли там спектакль. Там ей, конечно, гораздо веселей, там «общество», развлечения и проч. — молодежь. Тут ей делать нечего — жизнь трудовая кругом скучна. Мы всё строим.

Авось, до свиданья?

Ваш И. Репин

Инв. № 64139. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 127.

  1. Речь идет о брате-близнеце Екатерины Константиновны Жиркевич, Андрее Константиновиче Снитко (1866-1920), крупном деятеле белорусской культуры. Занимался археологией, этнографией, краеведением. 2
  2. Е. К. Жиркевич выдала мужу полную доверенность на унаследованные ею семейные имения, после чего он стал совершать поездки по имениям, которые находились в Виленской, Ковенской, Минской губерниях (см.: Жиркевич А. Потревоженные тени». М., 2007. С. 39-40).

 

№ 61
30 июля <18>95.
Здравнёво.

Дорогой Александр Владимирович,

Я пробуду в Здравнёве до конца сентября. Странно мне звучит от Вас слово «приглашение»; сюда я никого не могу приглашать, это было бы и самонадеянно и нелепо. Приглашать в такой захолустный, некомфортабельный, рабочий хутор. Но Вы можете быть вполне уверены, что Вам бы я был очень рад, если Вы рискнете провести время кое-как на бивуаках, — разумеется, как-нибудь устроимся. Я особенно боюсь, чтобы не сделали какую-нибудь жертву Вашего времени в ущерб Вашим семейным или служебным деловым интересам. Это ведь не Ясная Поляна — тут все бедненько. Однако же как долго все еще не поправилась окончательно Екатерина Константиновна!

Теперь у нас веселее: приехала Вера к именинам моим, приехал брат с сынишкой.

В моде здесь у нас ультрадемократизм — мужичество: спят в шалаше, ходят или босиком, или в лаптях да в постолах[1], курят махорку. Особенно Надя и Юра да Петя, как настоящие спортсмены, стремятся ко всем неудобствам и невзгодам. По мокроте на охоте, лежат на мокрой земле и целый день без пищи иногда пропадают по лесам; по холоду босиком.

Я тут затеял еще один вариант давнишней моей идеи. Много работать не могу, а вот дня два совсем хвораю — слабость, потеря сил — очень меня пугают, хотя я уже давно приучаю себя к равнодушию встретить неизбежный финал нашего существования, и все же забываешься: ненасытность и привязанность к своим идеям ослепляет разум; страсти цепляются за всякие уголки жизни, особенно за излюбленный притон искусства.

Лето в этом году особенно дождливое, совсем не дает убирать ни хлеба, ни сена — работают на подмогу своим 6-ти еще 6 солдатиков. Какие у них фамилии! Точно нарочно придумал шутливый писатель: Портянкин, Напреев, Кляуза, Железников, Липяев, Рыбников...

Боголюбовские воспоминания[2] я читал в «Свете». Для меня в них ничего нет нового; все это интереснее гораздо он рассказывал не раз; а в писании его неприятно звучит, необходимость окорнать и оканцелярить всякий живой мотив. Так, напр<имер>, он рас- сказ<ывает>, что когда они пришли к стар<ому> Добиньи[1 2 3] то тот принял их как старых друзей. Наследника[4] он усадил, сел против него, положил ему обе свои руки на плеча и с неподдельной радостью сказал, как он рад видеть Его, и познакомиться с Ним, таким чудесным молодцом. И Наследнику такое обхождение особенно понравилось, и он более всего просидел у Добиньи, где хозяин все время, с дружеской простотой, вовлек их в простую и интересную беседу. Боголюбов перепутывает хронологически ход своих событий, ну, это не особенно важно. Наследник хотел быть строжайшим инкогнито и даже рассердился на Боголюбова, когда в магазине Дека он проговорился, назвал его «В<аше> В<ысочество>». Магазин уже готовились запирать (пунктуальные французы), но это произвело сенсацию: магазин сейчас же осветили il giorno[5] и французы, с культурной ловкостью, так рассыпались перед S<a>M<ajeste>[6]. В<еликий> Кн<язь> не любил этого; он был расчетлив — знал что сдерут. Ко мне, напр<имер>, в rue Veron, 31 (в к<вар- тале> Mont Martre) они приехали на простом извозчике.

Читали ли Вы ром<ан> Алльгрен «Деньги»[7] — вот превосходная вещь!

Я тут перечитывал кое-что Короленко[8] — какой слабый писатель! Один «Сон Макара» дей- ств<ительно> дивная вещь, точно не Корол<енко> писал, совсем другой стиль, а прочее весьма неважно.

Еще Мамин-Сибиряк тоже, тех же щей — да пожиже еще. А ведь они любимцы нашей интеллигенции![9]

Как сокрушителен слух о Фофанове![10] Боже мой!.. И В<еликому> К<нязю> К. Р.[11], и Леониду Майкову[12], и б<аронес>се Икскуль[13] — всем я надоедал о необходимости помочь ему — тщетно!!

Будьте здоровы; посетите — обрадуете; не приедете — не рассержусь, ибо люблю Вас.

Ваш И. Репин

Инв. № 64140. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 127-128.

  1. Постолы — грубая обувь из целого куска кожи, стянутого сверху ремешком.
  2. См. письмо 52, примеч. 2.
  3. Шарль Франсуа Добиньи (1817-1878), французский живописец, график; представитель барбизонской школы.
  4. Имеется в виду вел. кн. Александр Александрович, будущий император Александр III.
  5. как днем (ит.).
  6. Его Высочеством (фр.).
  7. Альгрен Эрнст (настоящее имя Виктория Бенедиктсон; 1850-1888), шведская писательница. Роман «Деньги» вышел в издательстве «Посредник» (1893). В краткой аннотации значилось — «для интеллигентных читателей).
  8. Короленко Владимир Галактионович (1853-1921), писатель, почетный академик Петербургской АН.
  9. Мамин-Сибиряк (настоящая фамилия Мамин) Дмитрий Наркисович (1852-1912), писатель.
  10. Речь идет о бедственном положении поэта, в судьбе которого деятельное участие принимали и Репин, и Жиркевич.
  11. Имеется в виду вел. кн. Константин Константинович.
  12. Майков Леонид Николаевич (1839-1900), историк русской литературы.
  13. Икскуль фон Гильденбандт Варвара Ивановна (1850-1929), урожденная Лутковская, по первому мужу Глинка. Жена барона К. П. Икскуля фон Гильденбандта, русского посла в Риме. Занималась благотворительной деятельностью, коллекционированием произведений искусства. Хозяйка известного в Петербурге в 1880-1890-е гг. литературно-художественного салона, который посещал Репин и где бывали В. С. Соловьев, А. М. Горький, Д. С. Мережковский, З. Н. Гиппиус, М. В. Нестеров и др. В 1889 г. Репин написал парадный портрет баронессы Икскуль (ГТГ).

 

№ 62
10 августа <18>95.
<Здравнёво>.

Дорогой Александр Владимирович,

Вижу, что у Вас совсем теперь нет свободных дней, чтобы делать разъезды еще и для удовольствия. Боюсь, что и удовольствия у меня будет Вам не много. Но еще одно обстоятельство пугает меня: подлые жидишки так устроили мне камин, что его топить нельзя — дым в трубу совсем не тянет. В прошлое лето, сколько я ни хлопотал, не удалось добиться толку. Теперь тоже предприняты работы и, кажется, опять безуспешно. А между тем он должен обогревать две комнаты — вот я и боюсь, если будет конец августа холодный, как бы Вам еще и не простудиться здесь. С Вашим здоровьем надо быть очень осторожным. А я Вас уведомлю, как дело настроится.

А про Галкина?[1] Он ординарный, даже очень. Во дворец он попал в гардеробную, чтобы списать этюд с костюма Государыни. Государыня увидела случайно его работу, и, когда он попросил позвол<ения> писать с нами вместе с Государя, ему разрешили, также и с Государыни. Казалось, мы с Анток<ольским> относились к нему совсем дружески, — ему жаловаться на нас стыдно. А написал он херувимов по фотографии и сидел перед натурой только для виду, — делал свое, и вообразите! — его работа понравилась, но писания эти его совсем нехудожественны.

Что касается моих литературных вылазок, то я решил прекратить их совсем и навсегда[2] времени нет, да и к лучшему во всех отношениях.

О Фофанове никаких известий не имею и не переписываюсь с ним уже… да и не помню; я вообще с ним совсем не переписывался. Попробую в Петерб<урге> еще похлопотать о нем, если будет случай, чтобы ему что-нибудь устроили люди с весом — поосновательнее для его жизни. Надо просить Леонида Майкова и гр. Голенищева-Кутузова[3].

Желаю Вам всего доброго, авось увидимся, только, ради Бога, не делайте жертв. Тут и время и расходы на разъезды, а ведь Вы служащий человек. Вам еще труднее.

Поклонитесь от нас Елене Константиновне[4].

Ваш И. Репин

Инв. № 64141. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 129.

  1. Галкин Илья Саввович (1860–1915), художник, портретист, автор жанровых произведений, пейзажист.
  2. «Литературными вылазками» Репин называет, в частности, публикации своих «Писем об искусстве» и статью «Николай Николаевич Ге и наши претензии к искусству», вызвавшие полемику и неоднозначную критику в печати, необоснованные нападки на взгляды Репина в его отношении к самостоятельной ценности художественного языка и его утверждения, что главное достоинство искусства заключено в самом искусстве. К счастью, Репин не оставил своих литературных выступлений, он и в дальнейшем включался в публичные споры, отстаивая свои взгляды.
  3. Голенищев-Кутузов Арсений Аркадьевич (1848–1913), поэт, прозаик. На стихи Голенищева-Кутузова написан ряд романсов М. П. Мусоргским.
  4. Репин ошибочно назвал жену Жиркевича Елена вместо Екатерина.

 

№ 63
15 окт<ября> <18>95.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Как это ужасно — с приключением-то! Этот Владимир так глуп; это от его недосмотра свалилось колесо. И главное, у самого вокзала! Я ему сказал, чтобы, далеко не доезжая вокзала, он слез бы и вел лошадь под уздцы — это ему было бы нетрудно. А лошадь пуглива...

Насчет Попова[1]; в первый же день моего свидания с Толстым[2] я повел речь о Попове, он относится к нему симпатично. А вечером, по получении телеграммы о смерти Кившенки[3] я опять стал Толстому о Попове напоминать; к сожалению, я его работ совсем не видел.

А в это же время были кое-кто из наших и говорили, что для руководителя мастерской Попов еще слаб как живописец-художник. За него говорил только М. П. Боткин[4] в следующем нашем совете. Преподаватели в классах теперь все в комплекте, а на место Кившенки решено пригласить Н. Д. Кузнецова[5], хотя он и не чистокровный баталист, но художник известный и талантливый и человек живой, горячий и симпатичный. Так что на этот раз с Поповым не вышло ничего.

У нас сильно расхворался Юра[6] — инфлуэнцией, да ведь как! Главное, страшная головная боль и упадок сил, и теперь еще лежит как пласт, хотя сегодня, кажется, ему лучше.
Он было начал держать экзамен в Акад<емию>, но был уже плох, и это-то перемогание и доконало его.

Бурку я получил и, разумеется, приложение. Но мне, признаюсь, оно не понравилось — скучно, польская казуистика, мелкие всё придирки; уж, конечно, положение обоюдоострое. Впрочем, я еще не дочитал до конца.
Мастерская моя новая великолепна, но до сих пор во всей квартире и особенно в ней такой развал вещей, никак устроиться не могу. То экзамены, то болезнь Юры, и мне некогда устраиваться... а хламу! хламу!..

Будьте здоровы.

Поклонитесь Вашим. Из моего кабинета чудесный вид на набережную Невы, Ник<олаев- ский> мост, Горн<ый> корпус, и даже Кронштадт был бы виден, если бы туману не было; погода скверная.

Ваш И. Репин

 

Из-за границы, из разных мест, я все получаю приглашения на их выставки моей картины «Запорожцы».

Инв. № 64142. Впервые: Письма к писателям. С. 130.

  1. Попов Алексей Николаевич (1858-1917), художник-баталист. Получил образование в Павловском военном училище; в 1878 г. произведен в офицеры. Посещал классы АХ с 1880 г. Получив в 1887 г. большую золотую медаль за картину «Атака лубенскими гусарами черкесов при деревне Хайдарской в кампанию 1877 г.», отправлен пенсионером АХ за границу.
  2. И.И. Толстой.
  3. Кившенко Алексей Данилович (1851-1895), художник, живописец, акварелист. Работал в области исторической и батальной живописи, мастер охотничьих сцен. В 1894-1895 гг. руководил батальной мастерской ВХУ при АХ.
  4. Боткин Михаил Петрович (1839-1914), художник. Писал картины на исторические и религиозные сюжеты, жанрист, портретист. Являлся непременным членом Совета ВХУ при АХ.
  5. Кузнецов Николай Дмитриевич (1850-1929), портретист, жанрист. Профессор-руководитель мастерской батальной живописи (1895-1897) ВХУ при АХ.
  6. Репин Юрий Ильич (1877-1954), сын художника. Под руководством отца стал регулярно заниматься живописью с 1894 г. сначала дома, затем в рисовальной школе кн. М.К. Тенишевой в Петербурге; состоял вольнослушателем ВХУ при АХ (1899-1905) в мастерской И.Е. Репина. В 1905 г. по состоянию здоровья вышел из АХ, не получив звания художника. Автор картин на религиозные и исторические темы, портретист, писал пейзажи. Его искусство глубоко эмоционально и окрашено личностными переживаниями. Оставил дневник «Книга жизни» (не опубликован).

 

№ 64
<17 января 1896>.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Все время думал о Вас и все время собирался писать Вам, даже К. М. Ф<офанову> писал, что удивляюсь, что от Вас до сих пор известий не имел.

На праздниках мы с Юрой провели время в Здравнёве, очень хорошо в тиши. А тут все та же суета, все некогда.
Айвазовский все так же смел и лепечет как дитя все, что в голову его маститую взбредет.

А Верещагин мнит быть сильней самого Господа Бога, но впадает в черноту и даже лу- бочность, однако есть хорошие вещицы — внутренности монастырей, церквей и школ[1].

Юра в Академию не поступил, занимается в моей частной школе кн. Тенишевой, где работают 29 учеников — ничего, не из дурных.

Коринфского[2] я почти ничего не читал — все некогда.

Боюсь, что в феврале Вы уже не застанете выставок, — все это быстро меняется.

Мой поклон Вашей супруге и деточкам.

Ваш И. Репин

 

Как больно слышать, что Вы всё так часто хвораете! Моя семья вся переболела, и сам я даже в начале зимы тоже прихворнул.

Инв. № 64143. На л. 1 помета рукой А.В. Жиркевича: «Получено 19 января 1896».
Впервые: Письма к писателям.С. 131.

  1. Репин имеет в виду этюды В. В. Верещагина, исполненные художником во время его поездки летом 1894 г. по Северу России. Верещагин показал работы «северного цикла» на своей персональной выставке сначала в Москве (1895), затем в Петербурге (1896).
  2. Коринфский Аполлон Аполлонович (1868-1937), поэт-символист. Жирке- вич был лично знаком с ним и находился в переписке.

 

№ 65
14 апр<еля> <18>96.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

До сих пор не поблагодарил Вас за фотогр<афию> с нашей дачи — спасибо. Какой Вы добрый.

Были мы у К. М. Фоф<анова>, я с Юрой и Надей. Но, какая досада, вчера, опять в мое отсутствие, был К<онстантин> Мих<айлович> и оставил свои четыре симпатичные новые книжечки; теперь я их читаю и наслаждаюсь. Сколько таланта! Какая сильная вещь «Чудовище»![1]

Простите, что не имею времени писать Вам больше.

Наши все Вам кланяются. Вашей семье передайте наш общий привет.

Ваш И. Репин

Инв. № 64144. Впервые: Письма к писателям. С. 132. Письмо 65

  1. В 1896 г. вышли в свет «Стихотворения» К. М. Фофанова в пяти (а не в четырех выпусках): ч. 1, «Маленькие поэмы»; ч. II, «Этюды и рифмы»; ч. III, «Снегурочка»; ч. IV, «Майский шум»; ч. V, «Монологи». В первом выпуске стихотворение «Волки» посвящено А.В. Жиркевичу.

 

№ 66
5 июня 1896 г.
Здравнёво (Витебск).

Дорогой Александр Владимирович,

Все время, будучи в Москве, хотел написать Вам, но то суета празднества все мешала, а под конец случилась такая беда в Москве — историческая беда!..[1] Что я даже заболел и поскорей, не дождавшись конца, уехал сюда, в Здравнёво. 23 мая я уже был здесь. Разумеется, я здесь пробуду все лето и буду очень рад, если Вы навестите меня. Мне придется только съездить на недельку в смоленские окрестности к кн.Тенишевым[2]. А потому прошу Вас, напишите, около какого времени располагаете Вы быть здесь, чтобы мне не отлучиться.

Ах, хорошо делаете, что поедете на Кавказ! А я никуда не собираюсь, особенно с учениками.

За зиму их теперь у меня более 80-ти — так устаю, что лето уже мне хочется уединения и свободы. Но это мысль хорошая, и я как-нибудь попробую ее осуществить — или внутрь России, или за границу поеду с компанией молодежи.
Да, Трутнев у меня был во фраке, с каким-то крестиком под белым галстухом; он человек положительный, заслуженный. Я с Вами вполне согласен, что надо молодые силы для ведения школы. А насчет этюдов, ведь в Виленскую школу Академия дала обещания послать целую серию своих этюдов, тогда и я прибавлю свой, но с этим должно погодить, так как школа ремонтируется и оригиналы наши негде будет пока повесить.

Льва Николаевича в Москве не было и никого из семьи, они даже дом отдали внаймы на коронацию. Я так жалею, что нездоровье помешало мне съездить в Ясную, как я предполагал.

Относительно фотографии я с Вами вполне согласен; в последние лет 20 ею пользуются взапуски второстепенные художники, и она дала свои результаты: материалы, протоколы натуры, конечно, незаменимые, но создания художественные по-прежнему идут своим путем и выходят больше из глубины души авторов. А борьбы с этим никакой не нужно — эта работа в общем способствует высоте и развитию внешней формы искусства — в пластике изображений всякого рода великое подспорье. Сколько моментальных фотографий снято на Коронации!! Фотографов были целые взводы, как стрелки, изо всех закоулков они стреляли во все сцены этого средневекового спектакля. Ну, и спектакль вышел на славу! Жаль, что он закончился такой страшной трагедией. Вот событие!.. Ну, об этом при свидании.

Наши все Вам кланяются (Вера теперь в Аркашоне)[3]. Поклонитесь Вашей семье.

Ваш И. Репин

Инв. № 64145. Впервые: Письма к писателям. С.132-133.

  1. Речь идет о коронации императора Николая II и трагедии на Ходынском поле, давке и гибели более полутора тысяч человек.
  2. Поездка к кн. Тенишевым в имение «Талашкино» Смоленской губернии. Тенишев Вячеслав Николаевич (1844-1903), крупный промышленник, инженер, этнограф, археолог, занимался социологией. Тенишева Мария Клавдиевна (1858-1928), крупный коллекционер, меценат; основательница художественной студии (Художественная школа кн. Тенишевой) в Петербурге, рисовальной школы и музея русской старины в Смоленске. В 1911 г. передала в дар Смоленску первый в мире музей этнографии. Талашкино, подобно Абрамцеву, в начале ХХ в. превратилось в духовный и культурный центр России. Здесь гостили и работали С. В. Малютин, К. А. Коровин, М. В. Врубель, Н. К. Рерих и др. Репин исполнил несколько живописных и графических портретов Тенишевой.
  3. Аркашон — курорт во Франции, у Гасконского залива, в департаменте Жиронды.

 

№ 67
18 июня 1896.
Здравнёво. Витебск.

Дорогой Александр Владимирович,

Очень, очень радуюсь Вашему посещению меня. Поездку к Тенишевым я отложу. Вот маршрут. В Витебске нанимайте извозчика за 2 рубля, прежде возили за 1 р. 50 к. Скажите ему: ехать на Слободу, на Барвин (где паром); от Слободы на Койтово, а Здравнёво в одной версте от Койтова.

Ваша статья о «Белом кресте»[1] мне очень нравится, прелестно написана. А знаете ли, мне часто думается, не слишком ли холят эту военную молодежь? Порядок, чистота — это хорошо, но не худо бы и лаконизма прибавить; их бы не мешало закалять иногда — ведь не барышни они.

На Ходынке жертв до 3000 чел<овек>, не больше. Ведь и это же ужасно! Я видел их на месте.

С каким удовольствием я прочитал недавно «Переселенцы» Григоровича[2], какая свежая, правдивая и очень симпатичная вещь! Нет, его недаром с Тургеневым рядом поминают.

До свидания.

Наши все дикари Вам кланяются. Ковчег наш все пополняется тварями. Завели голубей, недавно живого волчонка водворили в собачьей будке; Юра с него портрет написал.

Будьте здоровы.

Ваш И. Репин

Инв. № 64146. Впервые: Письма к писателям. С. 133-134.

  1. Жиркевич много сил отдал созданию общества Белого Креста для помощи нуждающимся офицерам и семьям военных, пострадавших от невзгод в мирное время. При Обществе была создана школа-интернат.
  2. Григорович Дмитрий Васильевич (1822-1899/1900), писатель, член-корреспондент АН. В течение 20 лет являлся секретарем ОПХ (1864-1884). Роман «Переселенцы» написан в 1855-1856 гг.

 

№ 68
9 июля 1896 г.
Здравнёво. Витебск.

Дорогой Александр Владимирович,

Только сегодня получил Ваше письмо. Признаюсь, я даже беспокоился, не получая долго уведомления о Вашем благополучном возврате восвояси[1]. Наконец я стал догадываться о выписках о дуэлях[2]. Как я Вам за них благодарен! Интереснее всех 1-я — Дембинский и Соймонов. Какой трогательный конец. Жаль, ничего нет о личностях, ни о мотивах к дуэлям; ну, и за это спасибо.

Емельян вернулся рано, совсем трезвый, и я ему торжественно вручил Ваш серебряный рубль, который произвел на него внушительное впечатление. У нас теперь превосходная погода, и уборка сена идет успешная.

Я читал только некоторые выдержки из книги Победоносцева; мне показалось по этим кусочкам ничтожно и фальшиво. Впрочем, выбирал их В. Комаров, по своему ефрейторско-дьячковскому пониманию он и выкроил самое пустое; может быть, там и есть что-нибудь интересное — Вы находите[3].

Пожалуйста, «Illustration» не присылайте. В Петербурге я это все найду.

В последнее время я читал биографию Аристотеля (изд. Ф. Павленкова). Какая хорошая книжка! Вот мне по вкусу этот добрый, во всем умеренный язычник.

Наши все Вас благодарят и кланяются Вам.

Ваш И. Репин

Инв. № 64147. Впервые: Письма к писателям. С. 134.

  1. Жиркевич записал в дневнике впечатления об этой поездке и разговоры с Репиным о его картинах, замыслах, о царской коронации, ходынской трагедии, заказах на портреты императора и пр. «Милый, добрый и умный Илья Ефимович. Он хотя брюзжит часто в семье своей, но и семья его, несмотря на эксцентричность, очень радушная, простая и хорошая. <...> Вера Алексеевна, видимо, не сочувствует некоторым беспорядкам, но дипломатично молчит. В ней есть что-то чрезвычайно симпатичное, располагающее, какое-то затаенное страдание. Характер самого Репина не из ровных и податливых» (см. Художественное наследство.C. 168).
  2. Репин работал в это время над картиной «Дуэль» (1896, частное собрание, США). Жиркевич записал в дневнике: «Репин просил меня прислать ему несколько выписок из дел об офицерских дуэлях, — чтобы докончить картину, начатую им давно» (Художественное наследство.C. 172). Жиркевич, как военный юрист, располагал официальными материалами о дуэлях в среде военных.
  3. Речь идет о «Московском сборнике», изданном К. П. Победоносцевым в 1896 г.

 

№ 69
15 июля 1896.
<Здравнёво>.

Дорогой Александр Владимирович,

Надеюсь, Вы получили теперь мое письмо, которое я послал Вам сейчас же по получении от Вас. Вот как тянутся наши корреспонденции. Я ужасно боюсь за фр<анцузскую> «Иллюстрацию». Как я Вам благодарен за нее. Как мы тут смотрели все, и все Вас очень благодарят. Все это совершенно верно, хотя и гравировано в общих иллюстрационных чертах, но все это страшно похоже.

Вместе с этим письмом я посылаю и 4 № «Illustration». Так боюсь, чтобы они не запоздали к Вам.

Юра Вам сделает обещанный рисунок, но не здесь. С этого варианта не стоит — он кончит в Петербурге. Этот уже изменен и замазан[1].

Ах, какое Вам спасибо за протоколы дуэли, особенно № 1-й!

Будьте здоровы!

Ваш И. Репин

Инв. № 64148. Впервые: Письма к писателям. С. 135.

  1. Речь идет о картине Репина «Иди за мною, Сатано!». В сентябре 1895 г. Жиркевич гостил у Репина в Здравнёве, и тогда для него был сделан карандашный набросок головы Христа. С тех пор композиция картины, ее формат и образы претерпели большие изменения. Репин предлагает сделать рисунок головы Христа с нового варианта картины.

 

№ 70
4 сент<ября> 1896.
Здравнёво.

Дорогой Александр Владимирович,

Я только что вернулся из Нижнего Новг<орода>. Что это за красота, какое раздолье, ширь! Мысль сделать выставку там гениальная, достойная Петра Великого[1]. Это такой живой центр русской жизни. Нижний разрастается, богатеет и теперь совсем похож на какой-то американский город. Это широководье, кишащее жизнедеятельностью, неумолкаемый свист пароходов, непроглядный лес мачт барок, дымящих труб, огромных водяных корпусов; гигантские вывески; визг электрических трамваев, мосты через огромную реку — все это кишит у подножия красивой возвышенности, убранной церквами, башнями, зубцами, бойницами. И на эту неприступную когда-то гору подымается элеватор невидимой силы с вагонами спешащего люда. А с горы открывается даль голубая, как море невообразимая; виднеются городки с церквами русск<ого> стиля... Так верится здесь в громадную будущность России!

Неужели я Вам не писал о своей глубокой благодарности за протоколы дуэлей?! Ведь я все время по получении их разрабатываю мотив, кот<орый> меня очень тронул, — примирения дуэлянтов.

Мне придется нынче пораньше проститься с Здравнёвом: надо поспешить в Петербург — много дел.

По дороге в Нижний я заехал к Тенишевым, близ Смоленска, и прогостил у них три недели — почти выучился ездить на велосипеде. Хорошо жилось, а из Нижнего я уже торопился, пробыл всего трое суток. Худож<ественный> отд<ел> очень слаб. Карт<ина> Маковского «Обряд целования»[2] — лучшая там вещь. Моего св. Николая[3] вытащили из Киева. Этот неудавшийся вариант я пожертвовал в пользу голодающих, и его на аукционе купил Терещенко за 5000 р. Я бы никогда не послал его на эту национальную выставку. Интересны там финляндцы, хотя смешны, как дети, играющие в философов; но у них есть свежесть и наивность — тупая, северная, но свежая.

Ах, берегитесь Вы осени и зимы, благоразумие — вещь хорошая, хотя и консервативная. Надеюсь, Вы получили в свое время «Illustration universelle»? Я очень торопился быть аккуратным, но с нашими здесь сообщениями беда.

Ваш И. Репин

Инв. № 64149. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 135-136.

  1. Всероссийская Промышленно-художественная выставка в Нижнем Новгороде проходила с 28 мая по 1 октября 1896 г. На ней было выстроено около 70 павильонов, включая один из самых больших — художественный. За 125 дней работы выставку посетило около 1 миллиона человек.
  2. Маковский Константин Егорович (1839-1915), живописец, рисовальщик. Портретист, жанрист, исторический живописец. Обращался преимущественно к сюжетам из боярского быта XVII в.
  3. Картина «Николай Мирликийский избавляет от смертной казни трех невинно осужденных» (1890, КМРИ), экспонировавшаяся на выставке, является вариантом-повторением основного варианта, исполненного в 1888 г. (ГРМ).

 

№ 71
16 сент<ября> <18>96.
Здравнёво

Дорогой Александр Владимирович,

Мы решили выехать отсюда 22 сент<ября> (воскрес<енье>), условились ехать вместе со студентом, Юриным учителем. Остановимся в Полоцке посмотреть древности. Будем там 23-го веч<ером>, часов в 10. Не располагаете ли и Вы?

Гр. Бобринского я наверное не знаю, как зовут, кажется, Алексей Александрович[1], а живет он, вероятно, на Галерной (Большое палаццо, выходит на два канала, в конце самом Галерной улицы).

Благодарю Вас за память о наших.

Ваш И. Репин

 

Очень жалею, что мне невозможно остаться здесь долее.

Инв. № 64150. Впервые: Письма к писателям. С. 136.

  1. Бобринский Александр Алексеевич (1823-1903), граф, правнук императрицы Екатерины II. В 1896 г. назначен членом Государственного совета. Репин изобразил А. А. Бобринского в картине «Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 года, в день столетнего юбилея со дня его учреждения» (1903, ГРМ).

 

№ 72
21 ноября 1896.
Акад<емия> худож<еств>.

Дорогой Александр Владимирович,

До сих пор я не собрался поблагодарить Вас и Вашу супругу за любезные телеграммы в роковой день, за который мне перепало так много со всех сторон. Всему виною моя невоспитанность и вследствие этого неуменье держаться в ординарных рамках. Конечно, свет не только не без добрых людей, но и с огромным количеством равнодушных людей, которым все равно, и с ними живется легко, но есть и злюки, ревниво оберегающие все, к чему прижились, и как собаки бросаются на всякий необычный шорох, готовые растерзать нарушителя покоя[1].

Вчера я был у К<онстантина> Михайловича; он болен серьезно, при мне был доктор. Но ему полегчало; на днях опять соберусь к нему. Пятеро детей! Доктор говорит, что всякой беды можно ожидать от этой алкогольной подготовки организма К<онстантина> М<и- хайловича>.

Моя выставка эскизов собирается, и я думаю, что она будет интересна[2].

Французская выставка[3] разочаровала даже самых ярых поклонников парижского искусства; она развешана ужасно варварски, и много плохих вещей. Конечно, есть и хорошие вещи, но мало.

На голландской выст<авке>[4] я еще не был — некогда.

Сколько раз я давал себе слово не писать в газеты, и совсем негаданно вдруг попадаю, и прямо на травлю. Теперь опять со всех сторон вызывают меня на объяснение: и я должен объясниться. Меня особенно упрекает совесть за то недоразумение, которое приравнивает меня к Гоголю и Толстому — куда мне! Я простой мастер-художник, и мои горести только специальные; к добродетели я совсем равнодушен — Вы знаете.

Будьте здоровы. Надеюсь, до скорого свидания?

Нижайший поклон Вашей супруге. Вся наша семья Вам кланяется.

Ваш И. Репин

Инв. № 64151. Впервые: Письма к писателям. С. 136-137.

  1. 4 ноября 1896 г. исполнилось 25 лет художественной деятельности Репина. В этот день в 1871 г. он был удостоен большой золотой медали за картину «Воскрешение дочери Иаира» (ГРМ). 7 ноября 1896 г. художник опубликовал в «Новом времени» письмо с благодарностью за поздравления, в котором, в частности, писал о том, что постоянно испытывает «страдания от неудовлетворительности своих произведений». Схожие мысли Репин высказывал не однажды, считая, что незаслуженно получает внимание от общества. Письмо в «Новом времени» вызвало большой шум в печати. Репина обвиняли в неискренности, «шутовстве» и задавали вопрос, «не помрачение ли это разума». В некоторых статьях состояние Репина сравнивали с душевным состоянием Н. В. Гоголя и Л.Н. Толстого. Художник тяжело переживал непонимание его отношения к собственному творчеству. См. примеч. 2 настоящего письма.
  2. «Выставка опытов художественного творчества (эскизов) русских и иностранных художников и учеников» (декабрь 1896 - январь 1897). Репин выставил на ней 34 своих произведения. Организовывая выставку, Репин приглашал для участия в ней крупных живописцев. Свои произведения экспонировали В. Д. Поленов, А. М и В. М. Васнецовы, Г. Г. Мясоедов, Л. О. Пастернак, молодые художники, а также ученики Репина. Этой выставкой Репин стремился утвердить незавершенными произведениями (эскизами и «опытами») более свободную живописную манеру письма, сближающую маститых живописцев с молодыми, новыми движениями в искусстве.
  3. Французская художественная выставка была открыта в Петербурге и Москве в 1896 г. На ней наряду с привычными салонными произведениями экспонировались картины Э. Дега, К. Моне, О. Ренуара, П. де Шаванна. Именно эта часть экспозиции произвела сильное впечатление на молодых русских художников.
  4. В залах АХ в ноябре - декабре 1896 г. была открыта «Выставка картин, акварелей, офортов и пр. современных голландских художников», организованная Обществом художников «Arti et Amicitial» (Амстердам).

 

№ 73
25 дек<абря 18>96.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович.

Примите наш общий семейный привет Вам с Вашей семьей и поздравление с Праздниками!

Выставка наша вышла интересная, несмотря на все недоброжелательства моих академических коллег и многих рутинеров, блюстителей ревностных всего отживающего и врагов всякого движения в искусстве вперед к открытию новых стезей.

Но есть у нас на все вкусы. Разумеется, надо ожидать больших нападок, особенно по принципу. Теперь уже вопиют, что я порчу молодежь, даю ей повод зазнаваться спозаранку. Забывают, что большинству этой молодежи под тридцать и за тридцать лет, и это всё уже давно готовые художники. А сидят они в недорослях благодаря особому складу своего ума и необычному вкусу к искусству.

Юра боится брать Ваш заказ коп<ии> рис<унка> Брюллова; он попробует; если сможет, то пришлет Вам.

Будьте здоровы.

Ваш И. Репин

 

Жалею, что выставка моя мешает мне уехать в Здравнёво. Я так устал и так мне нездоровится, что даже уныние нападает.

Всего открыта была два дня, — два дня закрыта. Завтра откроется опять. Публики было очень мало, но вещицы бойко раскупаются.

Жаль, что Вы не увидите нашу выставку.

Инв. № 64152. Впервые: Письма к писателям. С. 137-138.

 

№ 74
21 февр<аля 18>97.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

С моих эскизов не было хороших фотографий — было темно; да и не было искусных мастеров, а краски трудны по свету. Я затеял сделать альбом фототипий из того, что у меня осталось; как только издание выйдет, я Вам первому пришлю этот альбом[1] — туда же войдет и «Дуэль».

Лев Николаевич у меня был; он немножко постарел, но не душой, напротив, оказался очень живым и восприимчивым, к искусству особенно[2].

Была здесь и гр<афиня> Софья Андр<еевна> и Татьяна Львовна. А Лев Ник<олаевич> приезжал попрощаться с Чертковым, которого выслали за границу — он в Лондоне — без права возврата. Бирюкова[3] отправили в Эстляндию под надзор пол<иции>. Все это событие очень подняло их кружок и всю секту, которая стала уже, мне казалось, охлаждаться и рутинеть.

У Черткова собиралось последние дни много молодежи обоего пола, сочувствующие и любящие, по больш<ей> части пассивные люди; настроение было торжественное, праздничное, ликующее, как всегда вокруг Л<ьва> Н<иколаевича>. Сидели и на полу, и стояли на стульях, и слушали, слушали. Хотя нового на этот раз мало я услыхал. Лев Н<иколае- вич> ужасался молитвой людей перед иконами: эти доски — идолы мешают людям приближаться к Богу, заслоняют Его. Отрицал разлуку; она, по его мнению, только крепче связывает друзей-единомышленников и придает им сил действовать на новых почвах.

А ведь верно! Как Горемыкин[4] сыграл этот концерт во славу секты толстовцев!.. Они совсем начали плесневеть. — Бирюков ходил веселый и сам себя называл именинником. Милый Поша, я его люблю — добрейшая душа. Да и все они голуби добродетели — ну, какой вред от них?!.

К ним тут ходили разные мещане, человека два — сютаевцы[5], так больше, чтобы покушать, попить чайку и поговорить о добродетели. Решительно, я отрицаю важные последствия их доктрины — все бы это приболталось и сошло на нет само собою — увлечение проходит само, если ему не придать значения. Вот как наша академическая история с учениками6 — сама сошла на нет; оттого только, что взглянули снисходительно, а ведь могли раздуть в какую историю!.. Позволь только гр. Толстой вмешательство полиции.

Простите, что до сих пор Вам не писал — такая сутолока.

Спасибо за привет моим, передайте и от нас Вашей семье.

Ваш И. Репин

 

Пожалуйста, если приедете в Питер — прямо ко мне с вокзала, место есть. А то ведь я Вас и не успею как следует повидать. Ко мне! Ко мне! Без церемоний.

Инв. № 64152. Впервые: Письма к писателям. С. 137-138.

Инв. № 64153. Впервые: Письма к писателям. С. 139-140

  1. Имеется в виду издание: «И.Е. Репин, альбом картин и рисунков (изд. И.Е. Репина и В. В. Матэ. СПб., 1897).
  2. Л.Н. Толстой приезжал на проводы своих друзей В. Г. Черткова и П. И. Бирюкова, которые были высланы за помощь духоборам: Чертков — в Англию, Бирюков — сначала в Прибалтийский край, затем за границу. Толстой был в мастерской Репина, одобрил «Дуэль», но отрицательно отнесся к картине «Иди за мною, Сатано!»
  3. Бирюков Павел Иванович (1860-1931), биограф и друг Толстого, последователь и пропагандист его учения. После Октябрьской революции жил в Швейцарии.
  4. Горемыкин Иван Логгинович (1839-1917), министр внутренних дел (1895-1899).
  5. Сютаев Василий Кириллович (1819-1892), основатель секты евангелистов в Тверской губернии. К нему и его последователям с интересом относился Л.Н. Толстой. Сютаев не раз бывал у Толстого в Ясной Поляне и его московском доме в Хамовниках. Репин в 1882 г. написал его портрет, который П. М. Третьяков приобрел в галерею по рекомендации Толстого.
  6. Студенческие волнения в феврале 1897 г. не носили политического характера, возникли из-за разногласий с администрацией АХ.

 

№ 75
27 апр<еля> <18>97.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Простите за поздний ответ и рис<унок>, кот<орый> затянул Юра, по своей робкой добросовестности и недостатку времени.

Мы теперь стремимся в Здравнёво, а безотлагательные дела держат меня здесь. В конце текущ<ей> недели надеюсь уехать с Юрой. Девицы наши еще останутся здесь с матерью — держать экзамены. Надя уедет в Полтавскую губ<ернию> на практику. Желает позаняться при какой-то земской больнице, на ответственном посту. Сколько я ее не отговаривал — желает самостоятельно пожить в новых условиях до осени, не знаю, выдержит ли.

В Петерб<урге> стоит такая летняя жара и чудная погода, какой еще не бывало здесь с апреля — зелень распустилась! А в мае, пожалуй, и снег пойдет.

Моя «Дуэль» в Венеции, кажется, понравилась; я получил оттуда несколько комплиментов и просьбу трех фотографов снять с нее; жаль, она очень трудна для снятия: здесь ничего не вышло, несмотря на все старания фотографа.

В Петербурге теперь так светло и весело! Но надо ехать — сеять овес и проч., а я корплю над кор<ректурой> рис<унков>.

Будьте здоровы.

Поклон Екатерине Константиновне.

Ваш И. Репин

Инв. № 64154. Публикуется впервые.

 

№ 76
2 июня <18>97.
<Здравнёво>.

Дорогой Александр Владимирович,

Душевно благодарю Вас за Вашу брошюру о пр<офессоре> Бершадском[1]. Так задушевно и симпатично пишете Вы. Как Вы поживаете? Как складывается Ваше лето? Не заглянете ли в наши края? Перед отъездом сюда я встретился в Петербурге у г.Устиновых с Вашей хорошей знакомой г-жой Сипягиной[2], она превосходная пианистка и доставила мне в тот вечер великое наслаждение музыкой. Я даже не ожидал. Ее игра показалась мне очень близкой к Гофману[3] — превосходно и с большим впечатлением!

Наши все, слава Богу, здоровы; но так жаль, старшие дочери не здесь. Вера поехала
гостить в Москву к Мамонтовым, в Абрамцево, а Надя — в Гадяч, на серьезное и трудовое место — уж такое желание добрых подвигов в молодой душе! Как ни жаль, а не удержишь, да и держать — эгоистический грех.

Как интересны «Воскресные письма» Вл. Соловьева в «Руси»! — Гениальный человек[4].

А меня В. Стасов все продолжает громить, то в «Неделе» по поводу Ге, то в «Новостях» за «Дуэль», по поводу успеха этого эскиза в Венеции[5].

Будьте здоровы.

Поклон Вашей супруге.

Ваш И. Репин

Инв. № 64155. Публикуется впервые.

  1. Речь идет о профессоре Сергее Александровиче Бершадском (18501896), историке, юристе, профессоре кафедры истории и философии права Петербургского университета. Многие труды Бершадского были посвящены жизни евреев в России, в частности, в Литовском крае.
  2. Сипягина-Лилиенфельд Вера Уаровна (1861-1923), пианистка, закончила Петербургскую консерваторию, концертировала в России и за рубежом. После 1917 г. жила в родовом имении Свистуны под Устюжной Вологодской губ., в эти годы много сделала для пропаганды классической музыки и классического исполнения в народной среде.
  3. Гофман Иосиф (1876-1957), польский пианист, ученик А. Г. Рубинштейна. Понимая одаренность молодого пианиста, Рубинштейн принял Гофмана своим единственным частным учеником. Специалисты считают Гофмана одним из самых великих пианистов всех времен.
  4. «Воскресные письма» принадлежат к поздней публицистике В. С. Соловьева (1853-1900), религиозного мыслителя, публициста, поэта, литературного критика. Стоял у истоков русского религиозного возрождения. «Воскресные письма» печатались в 1897-1898 гг. в газете «Русь», издававшейся В. П. Гайдебуровым. Было напечатано 22 письма. Продолжение их в печати не последовало.
  5. «Дуэль» была показана в 1897 г. на международной выставке в Венеции, имела успех и была приобретена в частную коллекцию в Италии (ныне частное собрание, США).

 

№ 77
6 июня <18>97.
<Здравнёво>.

Дорогой Александр Владимирович,

Наши письма разминулись. Я постараюсь исполнить Ваш заказ[1], но это будет не ближе будущей весны. Зимою картина моя вернется, и тогда я сделаю с нее, в размере работ Мейсонье[2], я думаю, она выйдет интересна; теперь с готовой уже общей обработки можно и в частностях обработать построже, уже по этюдам с натуры. Ведь в той одно впечатление. Посмотрим, счастлив ли будет Ваш заказ. Большею частью по заказу мне ничего не удается — это мука, особенно царские заказы! Напр<имер>, злосчастный коронационный этюд или царские портреты — беда! И чем больше старания, терпения, тем хуже и хуже.

Будьте здоровы.

Ваш И. Репин

 

Не собираетесь ли к нам сюда? По началу Вашего письма дерзкую мысль Вашу я предугадывал, — не соберетесь ли Вы в Венецию? Я думаю поехать туда в пол<овине> августа.

Инв. № 64156. Впервые: Письма к писателям. С. 140.

  1. Жиркевич просил Репина сделать копию с «Дуэли». Заказ не был осуществлен.
  2. Мейсонье Эрнст (1815-1891), французский художник; жанрист и исторический живописец. Небольшие картины Мейсонье отличает тщательность письма и скрупулезная отделка деталей.

 

№ 78
14 июля <18>97.
<Здравнёво>.

Поздравляю Вас, дорогой Александр Владимирович!

Поздравляю и супругу Вашу, с новым приобретением кровного и вечного друга, с которым уж Вы-то никогда не омрачите Вашей дружбы[1].

В старых календарях, родящимся в июле, предсказывается много героического, выдающегося, хорошего. Дай Бог, чтобы все это предсказание сбылось над Вашим сыном.

Желаю Вам всего лучшего и Екатерине Константиновне здоровья и благополучия.

Ваш И. Репин

Инв. № 64157. Публикуется впервые.

  1. В июле 1897 г. у Жиркевичей родился сын Боря, скончавшийся через месяц. На смерть младенца Репин сделал карандашный эскиз «Благословение детей Иисусом Христом» (УОХМ).

 

№ 79
19 авг<уста> <18>97.
<Здравнёво>.

Дорогой Александр Владимирович,

Получил я Ваше горестное известие и очень, очень опечалился (к тому были у меня еще и свои причины горевать, как раз в это время; но об этом после когда-нибудь). Не откладывая, я хотел тотчас же нарисовать для Вас «Благословение детей И<исусом> Христом»[1].

И начал. Но, не так скоро дело делается... Мне пришло в голову посоветовать Вам сделать бронзовый барельеф. Наружные условия очень скоро уничтожают живопись.

А бронза — вечность. Кто-нибудь из учеников Беклемишева[2] выполнит бар<ельеф> из глины, и в Петерб<урге> можно недорого отлить. Вы, если согласитесь, пришлите размер барельефа и его форму, по памятнику, тогда и можно будет сделать.

Рисунок свой я Вам пришлю, когда хоть несколько приведу его в порядок. Завтра я еду в Витебск, а оттуда через день в Смоленск к Тенишевым погостить на недельку.

Дай Бог Вам перенести Ваше горе, не падать духом.

Передайте мой поклон Екатерине Константиновне. Православие запрещает плакать и горевать о младенцах — их невинные души будут ангелами встречать на небе своих родителей, когда совершится и эта неизбежность нашего мира.
Будьте здоровы. Вы еще молоды, у Вас еще будут детки.

Ваш И. Репин

Инв. № 64158. Публикуется впервые.

  1. См. письмо 78.
  2. Беклемишев Владимир Александрович (1861–1920), скульптор.

 

№ 80
30 сент<ября> <18>97.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Перед самым отъездом сюда я поручил послать Вам рисунок «Благословение детей» и подписал его Екатерине Константиновне. Уведомьте, когда получите, в каком виде он дойдет, и как Вы его найдете, без церемоний, пожалуйста, выскажите Ваше мнение... Простите, будьте здоровы.

Ваш И. Репин

Инв. № 64159. Публикуется впервые.

 

№ 81
9 окт<ября> <18>97.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Подождал еще немного. Сейчас пишу в Витебск знакомому прис<яжному> повер<енному> Федоровичу, чтобы он справился в почтамте. Боюсь, что тут есть какое-то злоупотребление.

Если получите рисунок, уведомьте.

Простите, что мало пишу — суета всё.

Ваш И. Репин

Инв. № 64160. Публикуется впервые.

 

№ 82
20 окт<ября 18>97.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Вот как было: я кончил Ваш рисунок перед самым отъездом в Петер<бург> и приготовил его в трубке послать заказной бандеролью, как посылал уже не раз (в трубке рисунок перевязан был веревочкой, как всегда делалось) и доходило.

По приезде в Витебск я поручил этот свиток ученику моему Николаю (мол<одому> челов<е- ку> 20-ти лет, очень честный и преданный мне юноша) отправить в почтамт, а сам проехал прямо на вокзал. На вокзале мы с Юрой долго ждали Николая, и я уже побаивался, как бы нам не опоздать. Наконец он пришел, но без расписки. Сказал, что чиновник за недосугом предложил ему оставить трубку с рисунком (народу было масса) получил с него 18 коп. за пересылку и обещал расписку передать Лейбе Соломонику, который нам постоянно привозил почту из города.

Чиновник этот блондин, высокого роста, мы все его знаем, он постоянно заведует выдачей корреспонденции и приемом заказных писем. Я был совершенно спокоен, что все будет исполнено им как следует.

Получив от Вас уведомление, я, подождав еще некоторое время, написал Федоровичу в Витебск, прося справиться — ответа никакого. Написал своему управляющему, чтобы он наказал Лейбе справиться и спросить расписку — тоже ответа нет.

Теперь не знаю, что делать. Документов у меня никаких; даже Николай уехал домой на «Призыв» в Новгородскую губерн<ию> — вероятно, через месяц приедет.

Очень, очень жалею о всем случившемся.

Ваш И. Репин

 

Дорогой Александр Владимирович,

Прилагаю Вам письма двух Федоровичей, одного нашего благодетеля, другого злодея — несчастный струсил сильно. Жаль и его. Знаете, я думаю, впрочем, это невероятно — может быть, снята копия? И у Вас ли оригинал? Жаль, что это все так сложно — если бы можно было снять фотогр<афию> с рисунка и прислать мне сюда? Впрочем, это не стоит. Подумайте, может быть, достаточно ограничиться внушением ему?

Ваш И. Репин

Инв. № 64161, 64162. Публикуется впервые.

Приложения:

  1. Письмо присяжного поверенного из Витебска Федоровича И.Е. Репину

    Милостивый государь Илья Ефимович!


    Я вчера приехал из Петербурга, и сегодня еду в Москву, но мне удалось побывать на почте. Оказалось, что приемщик, к сожалению, мой однофамилец, но, к счастью, не родственник, не знакомый, не думал отправлять Вашей бандероли и только теперь ее сдал, когда в дело вмешался начальник, потому что лично мне он не пожелал было давать справки — за недосугом. —
    Дело, впрочем, ограничится внушением, а жаль, так как здесь злоу- мышленность. —
    Очень рад, что Вы мне доставили возможность спасти «Благословение». —
    Примите уверение в совершенном почтении и преданности
    Федорович
    20 октября 1897

Инв. № 64162

 

  1. Письмо почтового служащего Федоровича И.Е. Репину

    Ваше Превосходительство!


    Воззрите на мою просьбу и сделайте соответствующее с Вашей стороны распоряжение, чтобы г-н Александр Жиркевич не возбуждал никакого вопроса относительно неполучения своевременно заказной бандероли, адресованной на его, Жиркевича, имя Вашим Превосходительством. Причина неотправления произошла именно та: когда Ваш посыльный еврей принес ту бандероль пред окончанием приема, я от него взял и сказал, что расписку получит, когда следующий раз придет за получением на Ваше имя корреспонденции, а самую бандероль положил в стол, где хранятся у меня книги, и позабыл про нее до тех пор, пока уже не пришел по поручению Вашего Превосходительства присяжный поверенный Федорович, за распиской о сдаче бандероли.
    Я потому осмеливаюсь просить Ваше Превосходительство, не будете ли столь снисходительны сделать для меня благодеяние написать г-ну Жиркевичу, чтобы он более не возбуждал об этой бандероли вопроса, так как я чрез это могу жестоко поплатиться по службе, а также буду с нетерпением ждать от Вашего Превосходительства хотя два утешительных слова. —
    С глубочайшим почтением и преданностью остаюсь Ваш покорный слуга
    П<очтово->т<елеграфный> чиновник Н. Федорович
    Адрес: Витебск. Почтово-телеграфная контора. Почтово-теле-
    гр<афному> чин<овнику> Н. Федоровичу. —

Инв. № 64162.

 

  1. Письмо начальника Смоленского почтово-телеграфного округа А.В. Жиркевичу. 22 ноября 1897 г.

    Господину военному следователю Виленского военно-окружного суда полковнику Александру Владимировичу Жиркевичу. Произведенным по заявлению Вашему от 22 минувшего октября на имя начальника Витебской почтово-телеграфной конторы заказной бандероли с адресом в Вильну на Ваше имя, поданной на почту доверенным профессора г. Репина выяснено: 1) что означенная бандероль была принята от доверенного г. Репина уже по окончании приема заказной корреспонденции и что упомянутый доверенный не имел времени ожидать получения квитанции в принятии у него бандероли, и 2) что принявший бандероль почт<ово->- тел<еграфный> чиновник 6 разряда Федорович положил ее в ящик, с тем чтобы записать ее на следующий день в книгу № 2 и отправить по принадлежности, но забыл это исполнить своевременно, и забытая бандероль пролежала около месяца у него в запертом столе, никем не тронутая, не говоря уже о том, что с заключавшейся в бандероли картины, как хранившейся за замком, никто не мог снимать копии. Уведомляя о вышеизложенном Ваше Высокоблагородие, имею честь присовокупить, что при отсутствии в настоящем случае данных к обвинению кого-либо в умысле, названный чиновник, оказавшийся виновным в задержании бандероли без намерения, подвергнут мною должному за это наказанию. —
    Начальник округа (подпись)
    Делопроизводитель (подпись)
    Помощ<ник> делопроизводителя (подпись).

Инв. № 64163.

 

№ 83
27 генв<аря> <18>98.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Простите, что я так долго не писал Вам. Просто рука отказывается служить, я совсем запустил переписку пером — приходится много переписывать кистью.

Ради Бога, Вы не ввязывайтесь в полемику с Бурениным. Вы только навлечете на себя отвратительные последствия. Видите, его даже газеты боятся — неприятна эта мерзкая вонь... И разве можно что-нибудь доказать не знающим правды циклопам?.. Вот и Стасов такой же. Чего только он не набелебенил[1] в «Новостях» по моему адресу!.. «Не спорь со Стасовым»!

На праздниках я провел дней 8 в Москве. И с Львом Николаевичем провел много хороших часов. По старой памяти мы гуляли с ним много по московским бульварам. Никогда еще он не казался мне так трогательно симпатичным. Слегка и спорили. А под конец я просил его дать мне сюжет для картины, — что желал бы он видеть на картине? Он не прочь и все думает. Я уж и письмом напоминал — все думает. Недавно здесь была Татьяна Львовна. Я и к ней с напоминанием. Говорит, папа очень бережно и внимательно отнесся к Вашему желанию, но, говорит, это не так легко, и все думает[2].
Друг мой, я не могу выполнить своего обещания Вам. «Дуэль» моя продана в Венеции, домой не вернулась, копировать не с чего. Да я опять по-всегдашнему завален и работой и хлопотами — никакой возможности.

А рисунок со Л. Н. Толстого мне все еще нужен: я не исполнил одного заказа г. Д., кот<о- рый> тянется уже пять лет. Этот рисунок понадобится туда.

Здесь две интересные выставки: одна английских художников (очень интересная по обработке и законченности работ, технически); другая — финляндско-русских художников, тоже небезынтересна своей свежестью и стремлением к новизне; есть вещи очень недурные, есть и хлам, как всегда и на всех выставках[3].

Со статьей Л. Н. Толстого я согласиться не могу, — красота есть. Но сам он страшно интересен!.. Хочет сделать что-нибудь «совсем по-новому» в искусстве и меня к этому приглашал. Какой живой и сильный этот гениальный человек. Но он имеет страсть к парадоксам[4].

Мережковский недавно читал из своего нового романа (Леонардо Винчи), один раз у меня; было много молодых художников. На всех произвело большое впечатление чтение. Фофанова я еще не видал, — адрес забыл и все некогда.

Ваш И. Репин

Инв. № 64164. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С.142-143.

  1. наговорил (обл.).
  2. В дневнике Т.Л. Толстой имеется запись от 4 февраля 1897 г.: «Репин все просит папа дать ему сюжет... Вчера папа говорил, что ему пришел в голову один сюжет, впрочем, его не вполне удовлетворяет. Это момент, когда ведут декабристов на виселицы...» Репин сделал эскиз на эту тему.
  3. Русско-финляндская выставка была организована С.П. Дягилевым и открыта в Петербурге. Она сыграла существенную роль в утверждении новых художественных идей в живописи. Из русских художников в выставке участвовали Л.С. Бакст, А.Н. Бенуа, М.А. Врубель, И.И. Левитан, В.А. Серов, К.А. Сомов, М.В. Якунчикова.
  4. Речь идет о статье Л.Н. Толстого «Что такое искусство?». Репин писал Толстому: «...нахожусь всецело под сильным впечатлением этого могучего труда Вашего. Если можно не согласиться с некоторыми частностями, примерами, зато общая, главная постановка вопроса так глубока, неопровержима, что даже весело делается, радость пронимает» (см.: Репин и Толстой. I. 1949. С. 16.)

 

№ 84
19 апр<еля> <18>98.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Простите, что я так затянул ответ. Вам, вероятно, уже написал гр. И. И. Толстой. Жертвованные вещи проходят через экспертизу Академии худож<еств>. Все равно, пошлете ли Вы в Музей Алекс<андра> III или прямо в Академию[1]. Музей устроен на славу. Место, залы, свет — все это великолепно. Предложениями к покупке и пожертвованиями картин и рисунков музей обогащается с каждом днем.

Вы, конечно, уже знаете всю трагическую историю с нашим несчастным другом К. М. Фоф<ановым>. Жена его, кажется, безнадежна. Третьего дня он обедал у меня с сестрой. Еще у них новое горе. Они повезли Костю сюда, и в это время у них похитили 60 р<ублей>, кот<орые> они приготовили платить за квартиру, — где тонко, там и рвется. К<онстантин> М<ихайлович> производит пока хорошее впечатление; кажется, несчастие его образумило, не знаю, надолго ли. А перед катастрофой однажды я даже, предупредив его, что приеду к нему, застал его пьяным. Оказалось, что и она в последнее время пила.

Кони[2] говорит, что эти психозы заразительны, и жены очень часто заражаются от мужей и болезнями и пороками — это верно. Но как развращены и избалованы дети их!!! Это к их благополучию, что их рассуют в воспитательные заведения, а то это совсем погибшие были бы создания.

Будьте здоровы, не сердитесь — так был занят!

Ваш И. Репин

 

На конверте рукой И.Е. Репина: «Его Высокородию Александру Владимировичу Жиркеви- чу. Вильно. Военно-окружной суд».

Инв. № 64165. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 143-144.

  1. 1 Жиркевич хотел пожертвовать в открывшийся в Петербурге Русский музей императора Александра III портрет Павла Васильевича Кукольника работы К. П. Брюллова (1841, портрет не завершен). Этот портрет был одной из семейных реликвий семьи Жиркевичей. В 1922 г. Жиркевич передал портрет вместе с большой частью своей коллекции в УОХМ. П. В. Кукольник (1795-1884), историк, поэт, драматург, профессор Виленского университета, был дядей Е. К. Жиркевич, жены А.В. Жиркевича.
  2. Кони Анатолий Федорович (1844-1927), известный юрист, писатель, академик. Репин находился в дружеских отношениях с Кони. Их связывала переписка, частично опубликованная. Живописный портрет Кони работы Репина 1898 г. находится в ГТГ.

 

№ 85
3 мая <18>98.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Пишу левой рукой — правая переутомлена.

В музей решено брать вещи только самые лучшие. Он уже почти закончен — превосходно.

Брюллова, кроме трех больших, есть целая зала Брюллова и картины внизу в залах. Подождите с Вашими вещами; приедете, сами увидите, что недоконченный настолько портрет Кукольника не будет прибавлять славы Брюллову1. И теперь уже есть нарекания, что многие его вещи роняют его — я не думаю.

Будьте здоровы. Готовлюсь к отъезду. Буду очень счастлив обнять Вас в Здравнёве.

Хочу проехать летом в Палестину — в июне или августе, не решил.

Ваш И. Репин

Инв. № 64166. Впервые: Письма к писателям. С. 144.

  1. О портрете П. В. Кукольника работы К. П. Брюллова см. письмо 84, примеч. 1. К письму приложена газетная вырезка с отрывком статьи Репина «Письма об искусстве», в котором упоминается косвенно Жир- кевич («приятель») и портрет Кукольника: «Перехожу опять к Брюллову, потому что в Вильне, куда я заехал повидаться c приятелем, я был опять восхищен портретом Павла Кукольника его работы. На портрете недописан костюм, но голова написана с такой жизнью, а выражение, рисунок выполнены с таким мастерством, что невольно срывается с языка: “Вы, нынешние, ну-тко!"».

 

№ 86
<18>98. 16 августа
Здравнёво

Дорогой Александр Владимирович,

Недавно (11 августа) я только вернулся из Палестины[1]; совсем почти не удалось мне нынче отдохнуть в Здравнёве. В конце августа надо переезжать в Питер. И к работе хочется приступить с незатертым еще впечатлением (необыкновенной страны) и к учени- кам-программистам надо — ждут.

К Вам просьба: ответьте поскорей, когда юбилей, т. е. 70 лет Льва Николаевича; я забыл, а спросить здесь не у кого. Я уже пошлю телеграмму, так как ехать в Ясную не буду иметь времени[2].

Ваш И. Репин

 

Как Вы правы — «каждый камень носит печать исторического прошлого». И люди, несмотря на всю энергию, не могли испортить всего. Есть много мест трогательных до слез.

Я почти ничего не писал там — некогда, хотелось больше видеть. Впрочем, написал образ в русскую церковь[3] «На раскопках> — голову Спасителя — «Несение креста». Хотелось и свою лепту положить в Иерусал<им>, куда идет так много денег из России (много еще веры), но так мало Разума, без которого «ничто же бысть» все.

Инв. № 64167. Впервые: Письма к писателям. С. 145.

  1. Репин предпринял эту поездку в связи с работой над картиной «Иди за мною, Сатано!». В июне - июле на пароходе через Одессу и Константинополь он отправился в Палестину, посетил Святые места.
  2. Л.Н. Толстой родился 28 августа (9 сентября н. ст.) 1828 г.
  3. Имеется в виду церковь Св. Александра Невского в Александровском подворье в Иерусалиме. Для этого храма Репин написал икону «Несение креста», где она находится и ныне. На обороте имеется авторская надпись: «Сей образ “Несение креста", написанный мною в Иерусалиме, приношу в дар Иерусалимской русской церкви “На раскопках". Желал бы, чтобы образ был заделан и помещен на левой стороне при пороге Ворот (не высоко). Прошу на Литургиях поминать имена моих родителей Евфимия и Татианы. И. Репин. 1898, июля 27».

 

№ 87
22 ноября <18>98.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

О нов<ом> уч<енике> Буйко еще не могу судить уверенно. Но, конечно, он челов<ек> способный и подготовлен недурно. Думаю — пойдет хорошо.

Мы, слава Богу, здоровы. Ведь я Вам писал что Юра, Надя и мать с ними пожелали остаться на зиму в Здравнёве. Юра там и пишет и компонует. Композиц<ии> я видел — хорошо. Надя учится.

А здесь — Вера очень увлечена театром (в Суворинском)[1], хотя ей дают еще самые пустенькие роли; а может быть, она к ним только и способна. Таня кончает гимназию.

Мы здесь были бы втроем, если не племянница Люба, девочки, да еще подруги Тани, кот<о- рые> с ней почти живут у нас. По суб<ботам> и воскрес<еньям> собираются племянники, кадеты и ученики городского училища (сын<овья> брата), и молодежь часто танцует. Я уж и не заглядываю к ним, чтобы не охлаждать веселья детск<ого>.

Я все бьюсь над половиной своей картины, которую хронически заколодило — не выходит, да и баста. Может быть, и теперь не будет кончена к выставке[2]. Да я и не стремлюсь.

Пора и в отставку старикам. Меня радует молодежь, кот<орая> растет хорошо.

Очень буду рад Вашей книге; пожалуйста, пришлите[3]. Ах, как Вы меня балуете — посвящаете книгу! Благодарю Вас душевно. Чувствую, как я недостоин такой чести; да что же с Вами спорить.

Передайте мой душевный привет Вашей супруге и детям.

Тут два худож<ественных> журнала (Дягилевский недурен[4], и в Собкинском[5] Васнецов хорош).

Бельгийская выставка — образец скучной мертвечины[6].

Ваш И. Репин

 

Известны ли Вам произведения «Горького» (две книги, рассказы?[7] Вот прелесть — прочтите. Какой поэт! прекрасный писатель, но, говорят, какой-то одесский «босяк», — а настоящий талант.

Фофанова я не очень давно видел. Случевский[8] устроил у себя собрания поэтов в память Полонского[9] по пятницам. Мережк<овский> говорил мне, что К<онстантин> М<ихай- лович> там напился — до неприятного впечатления. Он непоправим. Жена его безнадежна — в больнице св. Николая; у нее еще и туберкулез. Сестра с ним — это хорошо.

Инв. № 64168. Впервые: Письма к писателям. С. 145-146.

  1. Петербургский драматический театр — Суворина — был создан в 1895 г. на паевых началах А.С. Сувориным, П.П. Гнедичем, П.Д. Ленским при Литературно-художественном обществе. Впоследствии Суворин стал владельцем театра. В обиходе театр именовался Суворинским (18951917). После его смерти в 1912 г. театр официально стал называться Суворинским (или Малым). В 1919 г. преобразован в Большой драматический театр. На его сцене в качестве актрисы (не систематически) выступала в 1890-1910-е гг. старшая дочь Репина — Вера Ильинична, увлекавшаяся драматической игрой и вокалом.
  2. Речь идет о картине «Иди за мною, Сатано!», которая долго не давалась художнику, он завершил ее только в 1901 г.
  3. Жиркевич писал Репину о своем сборнике «Друзьям», который находился в печати.
  4. Имеется в виду журнал «Мир искусства». Ежемесячный иллюстрированный художественный журнал выходил в Петербурге с 1898 по 1904 г. Посвящен новым течениям в русском и европейском искусстве, в основном символистского направления. Идея издания журнала принадлежала С.П. Дягилеву и А.Н. Бенуа. Финансирование журнала и активное участие в его идеологической политике, особенно в первых номерах, брали на себя кн. М.К. Тенишева и С.И. Мамонтов. Журнал дал название и художественному объединению «Мир искусства».
  5. Одновременно с журналом «Мир искусства» вышел и первый номер так же ежемесячного иллюстрированного художественного журнала «Искусство и художественная промышленность» (1898-1902). Редактором и издателем был историк искусства и библиограф Н.П. Собко. В качестве авторов с журналом сотрудничали М. М. Антокольский, В. В. Верещагин, Н.К. Рерих. В своей идеологии журнал опирался на опыт и традиции передвижничества и во многом противостоял «Миру искусства». Публиковавшаяся в журнале хроника выставок и художественных событий в России и за рубежом является ценным источником для изучения художественной жизни рубежа XIX - начала ХХ в.
  6. Имеется в виду Первая Бельгийская художественная выставка, состоявшаяся в 1898-1899 гг. в Петербурге и Москве.
  7. В 1898 г. впервые были изданы два тома рассказов А.М. Горького, имевшие огромный успех. Репин с интересом отнесся к новому имени и явлению в современной литературе. Личное знакомство с писателем состоялось в 1899 г. Горький на протяжении 1900-х гг. был частым гостем «Пенатов».
  8. Случевский Константин Константинович (1837-1904), поэт, редактор «Правительственного вестника».
  9. Полонский Яков Петрович (1819-1898) скончался 18 (30) октября.

 

№ 88
14 дек<абря> <18>98.
<Петербург>.

Спасибо Вам, дорогой Александр Владимирович,

Какая прелестная книжечка чудесных стихов «Друзьям»[1]. Весь день сегодня (по случаю легкой болезни — простуды — дома) читаю ее. Вера также многое перечитывала мне и кое-что наметила прочитать с эстрады (ее теперь очень часто приглашают читать в конц<ертах> и благотворительных вечерах с благотвор<ительной> целью), напр<имер>, «Детям».

С особенным каким-то удовольствием я перечитываю крымские. Какой язык, образность, разнообразие ощущений, мыслей, настроения, гармонии... Особенно мне очаровательна: «Приходи ко мне, друг, приходи...» И многое другое (напр<имер>, «Зимнее утро», посв<ященное> И. Яс<инскому>).

А сказать Вам, что мне не нравится? Что я с удовольствием выкинул бы!.. — Посв<ящение> памяти Н. Е. Сверчкова[2]. Как у чуткого поэта, чувство Ваше верно и искренно поет о нем, но что же можно петь о художнике вкуса трахтиров, кот<орый>, «Покинув путь широкой славы», не раз ехал целиком через болота и канавы, лишь протянув «по всем по трем...» И телегу свою избил он до невозможности. Наследники его представили его последние картины для покупки в Музей Алекс<андра> III. В общем академич<е- ском> собрании из числа почти 40 голос<ов> нашлось за него, кажется, не более двух сердобольных в пользу семьи (карт<ины> при этом ценились по 5 тысяч). И были очень хорошо обставлены обществен<ным> мнением (т. е. газетным). Телепень Кравченко[3] в «Нов<ом> врем<ени>» превозносил его и авторитетно рекомендовал музею приобрести картины. Ой, как некстати и какое длинное отступление! Простите.
Я только что вернулся с похорон П. М. Третьякова[4]. Вот свалился дуб могучий, развесистый, под ветвями его широкими сколько жило и благоденствовало хороших русских художников. Какой пантеон русской жизни в картинах за целую половину века XIX создал он!.. А, пожалуй, придется признать и всю эту половину века в нашей истории, и самого коллекционера картин, и его музей действительно чем-то из ряду выдающимся настолько, что и оценить все это нельзя нам, близким. А вот как настанет временное оскудение, мелочь, тогда поймут ушедшую вдаль эпоху и удивятся ее грандиозности, оценят и искусство и собирателя.

Был я у Льва Николаевича недолго, некогда было. Он такой хороший, приветливый, бодрый, веселый[5].

Будьте здоровы. Поклон семье Вашей. Вера Вам кланяется. Таня с подругой Лидой (та самая поэтесса) еще не читали Ваших стихов, только ждут времени.

Ваш И. Репин

Инв. № 64169. Впервые: Письма к писателям. С. 146-147.

  1. «Друзьям» — сборник стихов Жиркевича (СПб., 1899). Очевидно, Репин получил сборник еще до официального выхода его из печати. Книга в двух частях. Первая — под заголовком «Крымские этюды» посвящена Репину; вторая — «Сквозь смех и слезы». Несколько стихотворений во второй части объединены заголовком «Памяти художника Н. Е. Сверчкова (стихотворения в разное время ему посвященные)». Имеются посвящения В.Л. Величко, И.И. Ясинскому, К.М. Фофанову, К.К. Случевскому, А.М. Жемчужникову.
  2. Сверчков Николай Егорович (1817-1898), художник-анималист.
  3. Кравченко Николай Иванович (1867-1941), живописец, художественный критик, сотрудник газеты «Новое время».
  4. Павел Михайлович Третьяков скончался 4 (16) декабря 1898 г., похоронен на Даниловском кладбище. В 1948 г. прах перенесен на Новодевичье кладбище.
  5. Репин был у Л.Н. Толстого в Москве 10 декабря.

 

№ 89
25 дек<абря> <18>98.
<Петербург>.

С Праздником, дорогой Александр Владимирович!

Очень обрадовали, что едете сюда. Пожалуйста, без всяких разговоров и церемоний, прямо ко мне, с чемоданами. Если бы даже меня не случилось дома, то Вы распорядитесь как у себя дома в моей академической квартире. И не пишите ничего больше — всё при скором свидании.

Ваш И. Репин

 

Семье Вашей привет и поздравления.

Инв. № 64170. Публикуется впервые.

 

№ 90
2 апр<еля> <18>99.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Очень буду рад познакомиться с новой Вашей книжкой; но посвящения я, право, недостоин[1].

А картина моя не окончена — все еще. А ректорство у нас, я уже писал Вам, сведено на годовое дежурство, и без всяких движений молодежи — я отдежурил свой год[2] и был очень рад освободиться, чтобы иметь побольше времени свободного. Летом, вероятно, буду в Здравнёве. Я теперь думаю съездить в Сибирь. Надя наша уехала по доброй охоте фельдшерицей на переселенческие пункты (героиня) где-то около Омска.

Будьте здоровы, поклон Вашим. У меня что-то головокружения начались, точно я на палубе во время качки.

Ваш И. Репин

 

А студенты универс<итета> всё продолжают. Манеж полон «обструкционистами». Потеряли они все сочувствие, кот<орое> вполне возбудили в обществе.

У нас, слава Богу, тихо, работают, а тоже и наших сбивали — несколько человек вышли сами добровольно[3].

Инв. № 64171. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С.149-150.

  1. См. письмо 88, примеч. 1.
  2. В течение года с 1 января 1898 по 1 января 1899 г. Репин исполнял обязанности ректора ВХУ при АХ.
  3. Студенческие волнения в университетах происходили начиная с 1860-х гг. Выступления 1899 г. отличались особым упорством молодежи, жесткими требованиями академических свобод и личной неприкосновенности. Поводом стал рескрипт ректора в связи с 80-летием Петербургского университета. Тон обращения к студентам был воспринят как недопустимо оскорбительный. В знак протеста и неповиновения администрации и ректорату студенты приостановили занятия. Волнения охватили студентов московского, киевского, харьковского университетов и других учебных заведений России. Неповиновения молодежи продолжались с начала февраля и до конца марта.

 

№ 91
9 июня <18>99.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Очень обрадовали Вы меня Вашей книжкой стихов. Читаю и перечитываю их с наслаждением. Я в Петербурге теперь остался один — хочется покончить и развязаться с некоторыми работами, давно уже начатыми и тянущимися до бесконечности. Знаете, зима — тьма и суета здесь. А теперь — тишь, свет и времени столько, что можно заработаться до смерти, была бы охота.

На Пушкинских торжествах я был[1]. Было особенно удачно и хорошо, торжественно в зале консерватории — Академии наук — В<еликий> К<нязь> К. Р. и прочие Особы. Кони читал дивно, как он умеет!

Не знаю, скоро ли я поеду в Здравнёво. Время так скоро бежит, что, я боюсь, не замечу, как и осень наступит; а я, пожалуй, и не успею сделать того, что предположил.

Будьте здоровы.

Ваш И. Репин

Инв. № 64172. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 150.

  1. 26 мая 1899 г. отмечалось 100-летие со дня рождения А.С. Пушкина. Репин был в этот день на торжественном заседании и концерте в Российской Академии наук. В этот вечер впервые исполнялась Торжественная кантата А. К. Глазунова «В память 100-летней годовщины А.С. Пушкина», написанная на стихи К. Р. В 1898 г. была создана Комиссия по организации празднования. Во главе ее стоял вел. кн. Константин Константинович (К. Р.), президент АН. Празднование носило всероссийский размах. Было осуществлено несколько иллюстрированных изданий сочинений поэта, по всей России открывались библиотеки, школы, носившие имя поэта. В Петербурге одним из центральных событий стало открытие выставки, представившей рукописи, прижизненные издания сочинений Пушкина, личные вещи. Выставка стала толчком к созданию в Петербурге Пушкинского Дома (с 1930 г. — Институт русской литературы. Пушкинский Дом) сосредоточившего в себе все возможные рукописные, печатные, изобразительные памятники, имеющие отношение к наследию Пушкина.

 

№ 92
23 июня <1899>.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Очень буду рад, если Вы приедете в Петербург. Разумеется, прямо ко мне. Квартиру Вы знаете, — просторная. Теперь я один; выбирайте любую комнату и располагайтесь как дома.

Но что это Вы смущаетесь моим коротеньким отзывом о Вашей прекрасной книжке «Друзьям»! Ну, что я могу написать? Подробный разбор? Да где ж мне!.. Да еще с плохой рукой. Да и вообще, я думаю, о поэзии трудно писать. Ее надо читать и наслаждаться... Вы лучше меня знаете, что в ней хорошо. Вы много перечувствовали, передумали, с любовью воспроизводили Ваши поэтические грезы. Я отношусь с большим уважением к Вашему свободному труду по любви и боюсь даже подходить к нему с каким-нибудь анализом досужего обывателя — ведь, право же, это и есть роль глупца, суд кот<орого> поэту вовсе уж не так желателен. Бросим же это. Приедете, почитаем вместе, побываем у Фофанова... Я по праздникам уезжаю за город куда-нибудь к знакомым на дачи. Прекрасные места есть. Какие парки! Какие дачи! Какая роскошь!

Будьте здоровы. На всякий случай, известите, когда будете. Пожалуйста, без всяких церемоний.

Ваш И. Репин

Инв. № 64173. Впервые: Письма к писателям. С. 151.

 

 

 

№ 93
15 сент<ября> <18>99 г.
 <Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

У меня нашлась фототипия с «Дуэли», и я ее раскрасил для Вас, чтобы Вам иметь хоть не- кот<орый> намек на световой эффект этой картины.

В Ясную Поляну я не заезжал: был дождь, грязь, туман, слякоть; я посмотрел, и захотелось мне поскорей вернуться домой

Теперь мы тут в сборе. Юра начал держать экзамены, племянницы, племянники, свои — слава Богу, благополучно.

Тут целой компанией читали с удовольствием Вашу книгу рассказов[1]. Жене моего шурина очень понравилась даже Ваша «Сподобилась», а от «Наезда» все в восторге — этот был полковнице Шевцововой[2] очень знаком и близок.

Будьте здоровы. Поклон Вашей семье.

Ваш И. Репин

 

Фототипия посылается Вам заказной бандеролью открытой — завтра.

Инв. № 64174. Впервые: Письма к писателям. С. 152.

  1. Вышел из печати первый том рассказов Жиркевича.
  2. Шевцова Мария Петровна, жена полковника Алексея Алексеевича Шевцова (1847-1919), брата жены Репина.

 

№ 94
29 февр<аля> 1900.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Выставок теперь целых три разом[1]. Я, разумеется, за передвижную — сам там 11-ю вещичками участвую[2].

Сегодня у нас там был весь Царствующий Дом, все, все. Много хорошего. Писать подробностей не могу, рука не выносит, да и некогда.

На академической выставке нынче отличились молодые художники своим составом жюри: мальчики так разыгрались, что больно было смотреть на оскорбленных ими почтенных стариков, вовсе недурных художников: Липгарта[3], Розена[4] и мн<огих> других. Попросту образовалась шайка куинджистов, и всех, кто им не люб, они провалили.

Вчера Государь купил вещи Розена, кот<орые> они забраковали. Это очень строго исполненные вещи, в стиле Мейсонье.

Я думаю, что и до Вильны доходит все та же куинджевская интрига. А Вы не знаете фамилии г<осподина>, о котором Вы пишете? А ведь действительно: молодым художникам — ну, что я им сделал худого? И что они могут говорить обо мне?!.

Спасибо большое за Вашу книгу, буду перечитывать в часы досуга. Ваши «Записки в госпитале» и «Около великого» очень многим нравятся и читаются с удовольствием, нарасхват.

Будьте здоровы. Поклон супруге.

Ваш И. Репин

 

За статью о Полонском большое спасибо! Неужели я Вам не писал? — Беспамятная башка! Стоит мне отложить что на день, чтобы совсем забыть.

Как мне жаль буров![5] Вот играют англичане, как кошка с мышью. А весь свет и особенно журналисты любуются и хлопают мышке, хоть все знают, что кошка ее проглотит.

 

На конверте рукой И.Е. Репина:
«Его Высокородию Александру Владимировичу Жиркевичу. Вильно.
Военно-окружной суд».

Инв. № 64175. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 153-154.

  1. В Петербурге почти одновременно открылись: выставка АХ, 28-я выставка ТПХВ, выставка объединения «Мир искусства».
  2. Репин представил на выставке только портретные работы. Среди них — портрет М. Горького (ИРЛИ), который особенно отмечала пресса, угольный портрет М.К. Тенишевой (ГТГ), интересная по художественной задаче голова Данте (Костромской государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник).
  3. Липгарт Эрнст Карлович (1847-1932), живописец, портретист, театральный декоратор, акварелист и гравер; хранитель Эрмитажа.
  4. Розен Карл Иванович (1864-1934), российский и латвийский художник. Окончил АХ по пейзажному классу, одним из его учителей был Ю.Ю. Клевер.
  5. Англо-бурская война (1899-1902), война двух южноафриканских республик Трансвааля и Оранжевой против Англии. Эти события широко освещались в русской прессе, и симпатии общества были на стороне южноафриканских буров, что нашло свое отражение в русской поэзии.

 

№ 95
11 апр<еля> <1>900.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Благодарю Вас и искренно поздравляю Вас с Вашей семьей с Праздниками. Я только что вернулся из Новгорода, где встречал Пасху (интересный город, но мертвый и глухой). Сейчас так ушиб свою слабую десницу[1], что едва могу писать; простите.

Я ведь Вам писал о Вашем 2-м изд<ании> «Картинок детства»[2].

Мастерская моя пострадала очень мало (слава Богу!)[3]. Картина испорчена, но это к лучшему: ее давно надо было бросить... Ох, не люблю я писать о себе, и судьба не велит — за руку удерживает.

Не сердитесь, не могу больше.

Искренне любящий Вас

И. Репин

Инв. № 64176. Впервые: Письма к писателям. С. 154.

  1. Репин имеет в виду правую руку, которая от интенсивности работы художника начала болеть. Врачи рекомендовали ему на какое-то время полностью оставить живопись. К. И. Чуковский, который часто виделся с Репиным в Пенатах, писал о том, что Репин находил любую возможность, чтобы работать, рисовать: он рисовал огрызком карандаша, окурком из пепельницы, просто пальцем. Для облегчения работы над живописными произведениями Репин сконструировал палитру так, чтобы она крепилась к поясу и чтобы руки были полностью свободны. С такой палитрой Репин изобразил себя на автопортрете 1915 г. «Автопортрет за работой» (Национальная галерея, Прага). С больной рукой Репиным была написана грандиозная картина «Торжественное заседание Государственного совета» (1901-1903, ГРМ).
  2. Второе издание поэмы «Картинки детства», значительно исправлен ное и переделанное, вышло в Вильне в 1900 г.
  3. 17 марта в АХ произошел пожар, зданию был нанесен значительный урон, но, к счастью, коллекции живописи академического музея не пострадали. Мастерская Репина была затронута огнем частично. Картина «Иди за мною, Сатано!» серьезно пострадала. Художник уничтожил ее и начал работать на новом холсте.

 

№ 96
25 июня 1900.
Paris. P<lac>e du Pantheon 11.
Hot<el> du Pantheon.

Дорогой Александр Владимирович,

Вы голодны искусством, а я здесь так им объедаюсь, что даже до расстройства желудка.

В качестве juris я должен смотреть так много каждый день и давать о нем свое мнение...[1] Но я не жалею, что попал в эту среду интернацион<альных> художников всего света — я не ошибся, это полезно.

Французы — прекрасные мастера-рисовальщики, умные люди, с определенным взглядом и энергичны и неуклонны в своих делах. Каждое утро, в полов<ине> 9-го уже все в сборе. Работать с ними приятно. Все идет идеально.

Председ<ателем> у нас Жером2. (Наша область только живопись, судей челов<ек> около 50-ти, гравюра, скульптура, офорт — все имеют своих специалистов).

В Здравнёве я буду, вероятно, не ранее, как через недели три. Я здесь уже 26 дней и все эти дни каждое утро посещаю заседания.

Про Фофанова давно я не имею никаких сведений — печально.

Ваш И. Репин

 

 

На конверте рукой И.Е. Репина: «Russie. Vilno. Вильно. Е<го> В<ысокоблагородию> Александру Владимировичу Жиркевичу. Военно-окружной суд».

Инв. № 64177. Впервые: Письма к писателям. С. 154-155.

  1. Репин входил в состав международного жюри Всемирной выставки в Париже 1900 г.
  2. Жером Жан-Леон (1824-1904), французский художник; живописец и скульптор, представитель академизма, стоял в оппозиции к движению импрессионистов.

 

№ 97
24 июля 1900.
Здравнёво.

Дорогой Александр Владимирович,

Ваше письмо, адресованное мне в Париж, я получил здесь 19 июля, по приезде.

Благодарю за вырезки — конечно, это Лев Львович писал: я так же думаю[1].

Я побывал в Праге, в Тироле и в Мюнхене, где видел очень интересные две художест<вен- ные> выставки.

Вообще Германия сделала на меня очень хорошее впечатл<ение>, а Австрия дрянь. Бывал и в мастерских нек<оторых> живописцев, франц<узских> и у Ленбаха, в Мюнхене[2].

Если Вам окажется кстати, заезжайте в Здравнёво.

В августе мне придется съездить в Питер.

Теперь мы здесь все в сборе, только Веры (старш<ей> доч<ери>) нет. Уехала на благотво- рит<ельные> гастроли.
Здесь очень хорошо.

Вы спрашиваете про Антокольского? Он очень понизился как художник — такую дрянь выставил (посл<еднюю> работу)[3]. Вообще, сгубила его дорогая парижская жизнь — надо быть карьеристом, вот он и разменивается на жидовские процентики.

Ах, бедняга Фофанов! Истинный поэт, без царя в голове...

Будьте здоровы. Если заедете, много порасскажу. Писать невозможно — руку берегу.

Ваш И. Репин

 

На конверте рукой И.Е. Репина:
«Вильно. Е<го> В<ысокородию> Александру Владимировичу Жиркевичу. Военно-окружной суд».

Инв. № 64178. Публикуется впервые.

  1. Имеется в виду Лев Львович Толстой (1869-1945), сын писателя.
  2. Ленбах Франц фон (1836-1904), немецкий художник; портретист, представитель мюнхенской школы живописи.
  3. За произведения, представленные на Всемирной выставке в Париже в 1900 г., Антокольский получил высшую награду и командорский крест ордена Почетного легиона.

 

№ 98
30 августа <1900>.
СПб.

С Днем Ангела, дорогой Александр Владимирович!
20 августа часть нашей семьи, по случаю нездоровья Нади, приехали в Петерб<ург>, теперь в Здравнёве только Вера Алексеевна и Юра остались до полов<ины> сентября. Мне же отчасти надо было ехать сюда (к ученикам) в августе. Так и пришлось переехать пораньше. Теперь начинаю понемногу здесь работать.

Очень жалею, что не удалось мне с Вами поблагодушествовать в Здравнёве.

Ваш И. Репин

 

Поклон Вашему семейству; благодарю за память о моих.

 

На конверте рукой И.Е. Репина:
«Вильно. Его Высокородию Александру Владимировичу Жиркевичу. Военно-окружной суд».

Инв. № 64179. Публикуется впервые.

 

№ 99
18 сент<ября> 1900.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Благодарю Вас за Ваше любезное внимание к моим. Они Вас очень благодарят и кланяются.

Фофанов меня очень порадовал. Они, вместе с Лид<ией> Конст<антиновной>, были у нас на днях и привезли книгу «Иллюзии»[1]. Да и я прочитываю кое-что с удовольствием — талант!

Пожалуйста Вы, без церемоний, по старой памяти, валите ко мне — «городничему место найдется» — слава Тебе, Господи!

Рождественскими Праздниками я намерен побывать в Москве — дело есть — а всю зиму надеюсь быть дома.

Ваш И. Репин

 

На конверте рукой И.Е. Репина:
«Е<го> В<ысокородию> Александру Владимировичу Жиркевичу. Вильно. Военноокружной суд».

Инв. № 64180. Публикуется впервые.

  1. «Иллюзии. Книга стихотворений Константина Фофанова» (1900). Книга имеет посвящение: Эту книгу «Иллюзии» посвящаю жене моей Лидии.

 

№ 100
10 ноября 1900.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

О Верещагине[1] у меня ничего нет. Самое лучшее спросить у него самого.

Я с ним знаком очень мало. В Музее Александра III он представлен плохо. У Третьякова — вот где!

Интересно, как в Вильне примут его выставку; думаю, хорошо[2].

Я не собираюсь туда.

Как жаль, что Ваши дети переболели.

Наши все Вам кланяются и благодарят. Приезжайте, приезжайте, и рисунки интересно посмотреть.

Ваш И. Репин

 

На конверте рукой И.Е. Репина:
«Его Высокородию Александру Владимировичу Жиркевичу. Вильно. Военноокружной суд».

Инв. № 64181. Впервые: Письма к писателям. С. 155.

  1. Верещагин Василий Васильевич (1842-1904), живописец, блестящий рисовальщик. Баталист, этнограф, путешественник, автор очерков и записок. Создал серии картин и рисунков о путешествии на Кавказ, Среднюю Азию — «Туркестанская серия», о путешествии в Индию — «Индийская серия», о русско-турецкой войне 1877-1878 гг. — «Балканская серия», о поездке по Северу России, поездке в Японию — «Японская серия». Погиб в 1904 г. на крейсере «Петропавловск» во время русско-японской войны. Основные приобретения картин и рисунков Верещагина сделаны П. М. Третьяковым.
  2. Инициатором устройства выставки В. В. Верещагина в Вильно был Жирке- вич, взявший на себя все расходы и хлопоты по ее организации. Выставка проходила с 15 декабря 1900 г. по 15 января 1901 г. Она занимала несколько залов генерал-губернаторского дворца. Судя по каталогу, на ней было представлено 137 произведений из разных живописных циклов художника. См.: «Полный указатель выставки картин В. В. Верещагина. Вильно. 1901. После Вильно выставка экспонировалась в Юрьеве, Ревеле и Риге. Подробнее см. публикацию С. Л. Капыриной и Н. Г. Жиркевич-Подлесских: Третьяковская галерея. № 4 (61). 2018. Приложение.

 

№ 101
1 марта 1901.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Благодарю Вас за Ваше милое отношение к моему теперешнему положению. Да, достается мне! Особенно сначала — теперь легче; даже хвалить кое-кто осмеливается. Теперь и текст евангельский нашли по-славянски. А ведь в извращении Евангелия упрекали![1]

Картина моя написана вновь, на новом холсте, несколько большего размера. Тот, что Вы видели, сожжен мною. Я всю зиму Вас поджидал, думал: не пишет — верно, скоро приедет.

Будьте здоровы.

Поклон Вашей семье.

Ваш И. Репин

 

Однако как это грустно, что вы хворали.

Посылаю Вам повесть Н. Б. Северовой с моими иллюстрациями. Иллюстрации-то очень плохи — Вы извините меня за них. Но книжка «Эта» очень талантливо написана.

Я уверен, Вы и Ваша семья прочтете ее с удовольствием и даже знакомым передадите для прочтения. Весьма занятно и правдиво написано[2].

 

На конверте рукой И.Е. Репина:
«Его Высокородию Александру Владимировичу Жиркевичу. Вильно. Военноокружной суд».

Инв. № 64182. Впервые: Письма к писателям. С. 156-157.

  1. На 29-й выставке ТПХВ в 1901 г. Репин показал, наконец, завершенную картину «Иди за мною, Сатано!» (холст, масло, 293 х 596). В каталоге она называлась «Иди за мною, сатана!». Художник привел в названии слова Евангелия на церковно-славянском языке: «Иди за мною, сатано» (Мф. 4, 10). В русском переводе они звучат так: «Отойди от меня, сатана». Возможно, это несоответствие ставили в упрек Репину критики его картины. Их не удовлетворял лик Христа, вся его фигура, композиция. Оценка прессы была отрицательной.
  2. Повесть Н. Б. Нордман (псевдоним Северова) «Эта» вышла в 1901 г. с иллюстрациями И.Е. Репина. Отношения Репина и Нордман-Северо- вой (1863-1914) окончательно определились к этому времени.

 

№ 102
8 марта 1901.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Что это за церемонные вопросы! Разумеется, по-прежнему мой кабинет и диван ждет Вас: располагайтесь, как дома.

Г-жа Наталия Борисовна Нордман («Северова») живет на Адмиралтейской, д. № 19, кв. 2.

Я сообщил ей Ваш отзыв о ее книге, — он ее восхитил. Еще бы! Тут ведь не балуют. «Новое время» дерет с нее 40% и не только рецензий, даже условленных объявлений о книге не делает — такие мерзавцы! И книгу едва-едва рассылают, только в силу частых понуканий г-жи Северовой и выговоров (возмутительно!).

А книжка, право, стоит того, чтобы ее распространять. Я совершенно согласен с Вашим впечатлением от нее, иначе я бы и не делал этих иллюстраций (кое-как, только бы обратить внимание публики).

Итак, до скорого свидания.

Ваш И. Репин

 

Г-жа Северова просила Вам передать, что она будет очень счастлива получить от Вас Вашу книгу. Она ее читала и в восторге от нее.

Я очень просил бы Вас при случае помогать распространению книги «Эта». По неопытности автора ей очень дорого стоило издание (как эксплоатируют!). А распространять и рекламировать, как обещали за 40 проц<ентов>, и не думают.

 

На конверте рукой И.Е. Репина:
«Его Высокородию Александру Владимировичу Жиркевичу. Вильно. Военноокружной суд».

Инв. № 64183. Впервые: Письма к писателям. С. 157.

 

№ 103

7 апр<еля> 1901.
<Петербург>.

 

Дорогой Александр Владимирович,

Да, правда, опечаток много в книге: они (типография) не привели в исправность последнюю корректуру Н<атальи> Борис<овны>, да так и отпечатали.

Я только что вернулся из Москвы. Конечно, был у Л<ьва> Н<иколаевича> много раз, сделал с него голову акварелью[1].

У нас дома суета. Таня завтра венчается с поручиком Язевым (Никол<аем> Геннадиевичем>), все в хлопотах.

Жаль, что Вы не приехали.

Портр<ет> гр<афа> Л.Т<олстого> запретили в Москве, и большую картину я не послал[2].

Привет Вам с семейством, с пасхальным поцелуем.

Ваш И. Репин

 

На конверте рукой И.Е. Репина:
«Е<го> В<ысокородию> Александру Владимировичу Жиркевичу. Вильно. Военно-окружной суд».

Инв. № 64184. Впервые: Письма к писателям. С. 158.

  1. Портрет Л.Н. Толстого (ГТГ).
  2. Имеется в виду портрет «Лев Николаевич Толстой босой» (1901, ГРМ). Портрет цензурой был снят с выставки, и о его экспонировании в Москве не могло быть речи. «Большую картину», т. е. «Иди за мною сатано!» после ее неуспеха в Петербурге Репин сам решил не посылать в Москву.

 

№ 104
19 июля 1901.
<Здравнёво>.

Дорогой Александр Владимирович,

Как это Вы вдруг очутились в Германии? От чего Вы лечитесь? Чем больны? Прежний или новые недуги?

Картина моя «Дуэль» находится в Ницце, у г-жи Karmen Tirranti. Так говорили мне гг. Дациаро, кот<орые> эксплоатировали ее фотографией. Прошло уже больше 4-х лет, кажется, могли быть перемены. Я не имею сведений. Я в Здравнёве, но на днях еду в Петерб<ург>. Надо приниматься за карт<ину> Госуд<арственного> Совета[1].

Ваш И. Репин

 

Если что узнаете о картине или увидите ее, сообщите. Если будете в Венеции, то от мэра города графа Гриммани Вы можете узнать всё. Он секретарь выставки, через него велись все переговоры о продаже «Дуэли». И, конечно, Венецию Вы не минуете, если поедете в Италию. Там же и интересная выставка теперь — международ<ная> — картин.

 

На конверте рукой И.Е. Репина:
«В Г ер манию. Bad-Wildungen. HerrnAlexanderSchirkewitsch».

Инв. № 64185. Впервые: Письма к писателям. С. 159

  1. В начале апреля 1901 г. Репин принял официальный заказ на исполнение картины «Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 года, в день столетнего юбилея со дня его учреждения». Он получил разрешение присутствовать на его очередном ординарном заседании. Репина увлекла масштабность замысла. Ему была интересна задача скучный сюжет заседания чиновников превратить в полную интереса и жизни сцену. Помимо нескольких эскизов, изображающих овальный зал Мариинского дворца, где проходили заседания Совета, художник исполнил несколько десятков натурных этюдов с высших чиновников Российской империи. Репиным было поставлено условие, что в работе ему будут помогать два его ученика — Б.М. Кустодиев и И.С. Куликов. На большом полотне (холст, масло. 400 х 877) изображен 81 человек; Репиным написано более 50 портретов-этюдов, каждый из которых «поражает силой характеристик, необыкновенной даже для Репина. В каждом этюде двойник человека, призванный к самостоятельному бытию» (Маковский С. С.-Петербургские весенние выставки // Ежемесячный журнал для всех. 1904. № 5. С. 291). В настоящее время в музейных и частных собраниях известно более 40 исполненных Репиным портретов к этому грандиозному полотну. Художнику было заплачено за картину 40 000 рублей, что было весьма скромной суммой, учитывая расходы в процессе работы.

 

№ 105
7 окт<ября> 1901.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Я все в такой же суете. Занят гл<авным> образ<ом> большой картиной. К ней постоянно делаю этюды с натуры, всё с важнейших наших сановников. Спасибо, на этот раз многие из них очень любезны, охотно приезжают позировать в зал Госуд<арственного> Совета, во всем параде.

Такой блеск...

Помощники мои, Кустодиев и Куликов[1], молодцы, увлекаются картиной так же, как и я, — делают хорошие этюды. Но скоро настанет тьма, придется забастовать работой — зал очень темный. Я постараюсь куда-нибудь уехать недели на три или на месяц; особенно от этой пошлости — так наз<ываемого> юбилея. Без бешеной злобы я не могу об этом думать. Мне представляется это все до того оскорбительным, унизительным, что я желал бы никогда не слыхать об этом ни от кого ни одного слова...

Юра все еще не вернулся из Херсонской губ., где он пишет лошадей по заказу г. Бутовича[2]. Вера и Надя уехали за границу. Теперь, вероятно, они в Венеции. Таня с мужем жили здесь около двух месяцев; он держал экзамены в Инженерную академию. Не выд<ер- жал>. Теперь обратно уехали в Павловскую Слободу. Семья наша теперь очень малая.

В Академии начались опять занятия — хлопот поприбавилось.

Желаю Вам всего лучшего. Поклон Вашей семье.

Ваш И. Репин

 

На конверте рукой И.Е. Репина: «Е<го> В<ысокородию> Александру Владимировичу Жиркевичу. Вильно. Военноокружной суд».

Инв. 64186. Впервые: Письма к писателям. С. 160.

  1. Кустодиев Борис Михайлович (1878-1927), Куликов Иван Семенович (1875-1941), художники, ученики Репина. Оба учились в мастерской Репина с 1898 г. Куликову Репин поручил вычерчивать на холсте перспективу, Кустодиеву — делать этюды зала. В дальнейшем Куликов работал над дальней левой частью полотна, Кустодиев — над правой. Репин не «проходил» своей кистью написанного его помощниками, но на словах говорил, что нужно поправить. Это была величайшая школа мастерства для молодых художников.
  2. Бутович Яков Иванович (1881-1937), херсонский и тульский коннозаводчик, организатор одного из лучших конезаводов России. Создал единственный в мире музей «Лошади», где было 5000 экспонатов: картины, скульптуры, предметы, имеющие отношение к конному делу. В 1926 г. музей был расформирован, значительная часть его перешла в ведение Тимирязевской академии, и его художественная коллекция стала основой Музея коневодства в Москве.

 

№ 106
14 июня 1902.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Очень радуюсь, что Вы будете у меня в субботу. Наконец-то!

Я не мог ответить Вам, так как письмо Ваше получил, когда по моим соображениям (из Вашего письма) Вас уже не было в Вильне — когда я прочел Ваше письмо.

Жду Вас к завтраку — 12 час. Ужасно досадую, что у меня в субботу назначен сеанс с гр. Бобринского ровно в час. И я так мало буду с Вами.

Всегда Ваш

И. Репин

 

На конверте рукой И.Е. Репина: «Е<го> В<ысокородию> Александру Владимировичу Жиркевичу. Город.
В военное собрание армии и флота».

Инв. 64187. Публикуется впервые.

 

№ 107
<25 августа 1902 г.>.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Около месяца я не был в Петербурге и оттого не мог Вам ответить. Ваше «постановление» я тотчас же, по получении, прочитал и переслал Юре, как Вы желали. Оно произвело на меня сильное и убедительное впечатление. Какое безобразие! Всей душой желаю торжества Вашей правды в пользу арестантов[1].

Об Антокольском[2], начало Вашей ст<атьи> меня покоробило. Ой, как рано! И, главное, не уместно...

Но чем дальше читал я Ваши дополнения и разъяснения, тем больше и больше увлекался статьей и весь был на Вашей стороне. Жалею, что Вы не воспользовались еще одним его произведением — «Спинозой»3. Больной философ, для поддержания своего нищенского существования, шлифовал стекла. И в то время как вся Европа признала его всемирным гением в науке, евреи прислали ему проклятие и отлучение от своего общества. У Антокольского он сидит, завернув ноги стеганым одеялом. Горько улыбнулся гениальный философ (еще совсем молодой, каким и умер) и простил этой грубой черни, так же как и Христос подумав: не ведают бо что творят.

Как превосходно Вы закончили статью! Большое спасибо Вам.

Ваш И. Репин

 

Дай Бог здоровья и сил Екатерине Константиновне.

 

На конверте рукой И.Е. Репина:
«Его Высокородию Александру Владимировичу Жирке- вичу. Вильно. Военно-окружной суд».

Инв. № 64188. На л. 1. Помета А.В. Жиркевича: «Полу<чено> 27 авг<уста> 1902 г.». Публикуется впервые.

  1. Более 20 лет А.В. Жиркевич отдал службе в военно-судебном ведомстве и многолетнему попечительству в тюрьмах и гауптвахтах. В своих воспоминаниях, писавшихся после 1915 г. (после переезда в Симбирск), обращаясь к своим дочерям, он писал: «...я не мог бросить Военно-Судебного ведомства, так как глубоко был убежден в том, что по возможности военного юриста много могу сделать для облегчения участи подследственных, подсудимых, томившихся в тюрьмах, на гауптвахтах, в дисциплинарных батальонах» (Жиркевич А. Потревоженные тени... Симбирский дневник. К 150-летию со дня рождения. М., 2007. С. 188-189). Когда Жиркевича переводили в 1903 г. по службе из Вильно в Смоленск, виленская газета «Западный вестник» писала: «Наш город должен искренне сожалеть, что лишается такого энергичного и живого человека, такого деятельного гражданина... не было в Вильне полезного предприятия, на которое он не отозвался бы своею русскою, сочувствующей душой» (там же. С. 11).
  2. Статья Жиркевича «Антокольский и евреи» опубликована в газете «Виленский вестник» через несколько дней после смерти скульптора (9 июля 1902 г.). Жиркевич писал, что по духу, по жизни Антокольский был христианином, что для еврейства Антокольский как еврей давно был потерян, еще при жизни. Эти мысли Жиркевича вызвали горячую полемику. В 1902 г. Жиркевич издал отдельную брошюру, на страницах которой собрал все полемические статьи по этому вопросу. Для Жиркевича не существовало различий в национальной и конфессиональной принадлежности. Каждая личность им воспринималась лишь по делам его.
  3. «Спиноза» — Скульптура Антокольского (мрамор, 1882, ГРМ). Спиноза Бенедикт (Барух) (1632-1677), нидерландский философ еврейского происхождения. Положил начала свободомыслия и критического подхода к изучению Библии. Раввинат Амстердама предал его анафеме.

 

№ 108
30 ноября 1902.
<Петербург>.

Если бы я был даже силой в Академии, как Вы пишете, Александр Владимирович, то и тогда ничего не мог бы сделать для еврейчика. Вольнослушатели также должны держать экз<амен> (по искусству). Поступление в сентябре м<еся>це. Теперь в Академии, как и везде, никаких приемов нет.

В Вильне есть рисов<альная> школа; ему следует окончить в школе местной, и тогда будет видно. Еврейчики нашей Академии очень надоели: вечно для них — делайте исключения!.. Совет их ненавидит, и это они сами постарались о себе.

Жалею, что не могу принять Вас у себя по-прежнему: Таня с мужем заняли мой кабинет; у них мамка, ребенок, у мамки мальчик, у Юры жилец. Я теперь устроился весь наверху и — Вам было бы невозможно поместиться.
Будьте здоровы; всего лучшего.

Ваш И. Репин

 

На конверте рукой И.Е. Репина:
«Его Высокородию Александру Владимировичу Жиркевичу. Вильно. Военноокружной суд».

Инв. № 64189. Публикуется впервые.

 

№ 109
<1 февраля 1903 г.>.
СПб.

Дорогой Александр Владимирович,

Самое лучшее, если Вы пожалуете от 2-х до 3 час. Я более свободен и буду рад Вас видеть.

Ваш И. Репин

 

Кроме воскресенья и праздн<ичных> дней.

 

На обороте почтовой карточки рукой И.Е. Репина:
«Его Высокородию Александру Владимировичу Жирке- вичу. Город. Литейный пр. 58. Меблированные комнаты Соковой».

Инв. № 64190. Публикуется впервые.

 

№ 110
<10 августа 1903 г.>.
<Петербург>.

Благодарю Вас, дорогой Александр Владимирович, за Ваш очерк о Вашей храброй бабуш- ке[1]. Я читал в «Нов<ом> вр<емени>» выдержку из нее о Вильгельмишке — Бедовая!

Картина моя почти кончена. Все лето я провел в окрестностях Петербурга. Вся семья в разброде. Надя с матерью в окр<естностях> Самары на кумысе (для Нади), Вера в Очакове, у дяди Лели, Юра в Тверск<ой> г<убернии> работает и учит. Таня в Парголове, на даче — уезжает в Крым (доктор велел).

Вы покидаете Вильно?! А может быть, и к лучшему — дай-то Бог, за Вашу доброту[2].

Поклон Вашей семье.

Ваш И. Репин

Инв. № 64191. На л. 1 помета А.В. Жиркевича: «Получено 12 августа 1903 г.». Публикуется впервые.

  1. Астафьева (урожд. Новгородцева) Мария Иосифовна.
  2. В 1903 г. А.В. Жиркевич был переведен из Вильно на службу в Смоленск. После нескольких лет службы в Смоленске в 1908 г. назначен военным судьей в Вильно в чине генерал-майора. Вильно. Полковнику Жиркевичу из Куоккалы. 10.IX 1903.

 

№ 111
Вильно. Полковнику Жиркевичу из Куоккалы.
10.IX 1903.

Глубоко сочувствую Вашему страшному горю[1].

Репин

Инв. 641192. Телеграмма. Публикуется впервые

  1. В возрасте 11 лет умерла дочь Жиркевича Варя (1892-1903).

 

№ 112
13 фев<аля> 1904.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Я все суечусь по-старому. Много хлопот, и к старости память слабее, и время бежит так быстро...

Картина моя «Гос<ударственный> Совет» выставлялась, т.е. смотреть ее пускали публику в Госуд<арственный> Совет (Мариинский дворец) с благотворительною целью[1]. Собрали за 4 дня 800 руб.

Об этой выставке писались похвальные мне статьи и делались объявления в газетах. Вероятно, Вам теперь не до газет.
Да, время страшное живем мы[2]. И еще никогда я не помню такого подъема русского духа. Без разбора партий, самолюбий — самые непримиримые примирились и потонули в одном слове — Отечество[3]. Жертвы, жертвы, жертвы и еще предстоит много жертв.

И я тоже рисовал в пользу нашего военного флота 22 портрета сановников Госуд<арствен- ного> Совета. По моей оценке вышло на 11 600 рублей.

Дай Бог нам прийти к доброму миру. И на это надо иметь силу, и силу самую материальную, грубую, — силе одного духа не внимают вероломные народы. Стараются действовать воровски и разбоем.

Будьте здоровы.

Ваш И. Репин

 

На конверте рукой И.Е. Репина:
«Смоленск. Военному следователю полковнику Александру Владимировичу Жиркевичу».

Инв. № 64193. Впервые: Письма к писателям. С. 170.

  1. В начале января 1904 г. картина в течение 4 дней демонстрировалась в Мариинском дворце для широкой публики. По просьбе руководителей ТПХВ двери Мариинского дворца были открыты для зрителей по воскресеньям во время Великого Поста: 15, 27, 29 февраля и 7, 14, 21 марта.
  2. 27 января 1904 г. началась русско-японская война.
  3. Свою позицию занимала партия большевиков, считавшая, что поражение России в войне приведет к революции.

 

№ 113
11 июля 1904.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

В Здравнёве я был очень короткое время — ездил с Юрой. Жаль, что наши никто не любит Здравнёва и живут нынешнее лето близ Павловска на даче. Юра в Петербурге, работает в моей мастерской. — Здравнёво так похорошело за то время, что мы его оставили.

Я очень рад, что мы его не продали, как намеревались. Я написал в духовной, что завещаю это имение Министерству земледелия с тем, чтобы там была устроена практическая сельскохозяйственная школа для бедных детей, в кот<орой> были бы две мастерских: кузнечно-слесарная и плотнично-столярная; и как обязательный предмет входила бы гимнастика и элементарные правила военного искусства с упражнениями. Мальчики это очень любят, а призыв к воинской повинности застал бы их готовыми солдатиками, умеющими стрелять и знающими всякие строи и приемы.

Да, Фофанов писал мне, только я не мог ему помочь... Ах, эти босяки — конечно, это не о Фофанове — он поэт — у меня к ним, как к крысам и мышам — гадливое чувство.

Я бы всех, кто много раз уже показал свою неспособность жить самостоятельно — взял под опеку правительства и сделал бы из них рабочие батальоны. Под командой ефрейторов их водили бы работать: делать шоссе по нашим непролазным дорогам, засевать неудобные места лесами, рыть пруды в обезлесенных, сухих местах и т. п. Работы, за которые потомство сказало бы большое спасибо; а всякий избалованный «оторва» алкоголик, благодаря строгому режиму, трезвой жизни и полезной, здоровой работы на воздухе, окреп бы, оправился духом и телом и мог бы быть возвращен своей семье полезным человеком. А запил — опять под команду ефрейтора (лет на пять) — небось, протрезвели бы паскудные отребья человечества. Сколько бы полезных дел сделали эти бездельники, в тех местах, где рабочие руки дороги, да и нет их совсем; и сами людьми бы стали.

Вот сколько Вам нацарапал.

Ваш И. Репин

 

Собираюсь в глубь Финляндии и на Черное море.

Инв. № 64194. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 171.

 

№ 114
9 янв<аря>1905.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Благодарю Вас за присылку прекрасного рассказца Вашего «В сочельник». Прочел с удовольствием. Признаюсь Вам, что после Ваших хлопот о муравьевском музее у меня рука не подымалась писать Вам больше[1]. Стоило хлопотать! Да чем скорее сгорел бы где-нибудь этот отвратительный навоз держиморды, тем лучше.

И. Репин

Инв. № 64195. Публикуется впервые.

  1. Речь идет о Музее памяти графа М. Н. Муравьева, открытие которого в Вильно состоялось 17 апреля 1904 г. Эвакуирован в 1915 г. в связи с началом Первой мировой войны. Жиркевич принимал деятельное участие в сборе материалов и в организации музея. Муравьев Михаил Николаевич (1796-1866), государственный деятель, занимал посты гродненского, минского, виленского (1863-1865) генерал-губернаторов. Прославился жестоким подавлением польского восстания 1863 г. Заслужил крайне противоречивые оценки современников, получив приставку к имен — вешатель.

 

№ 115
6 августа 1905.
<Куоккала>.

Дорогой Александр Владимирович,

Сегодня знаменательный для нас день: вся Россия ждет своего нравственного освобождения, своих прав, которые завоевали для нее благороднейшие Сыны ее. В продолжение ста лет уже истинные русские герои несли свои пылкие головы на алтарь отечества — казалось, ничем не пробить невежественный брони Держиморды, кот<орый>, наподобие свиньи, величался своими грабительскими — разбойничьими привилегиями, окружая их ореолом свыше, втирая очки глупцам рабам и приживалкам с потерянною совестью. Держиморды верили только в непоколебимость своего престижа...

И вот плотина прорвана; теперь уже не остановить этой силы скопившейся реки — она хлынула. Конечно, в своем бурном потоке не без вреда для стен проложит она себе дорогу по берегам. Но будем надеяться на лучшее. Россия уже не та, что была, и при ее жизненности и восприимчивости она скоро сделается неузнаваемой... Попробуйте вернуть теперь крепостное право.

Не сомневаюсь, что и Вы думаете так же. От всего сердца простираю Вам объятия дружбы и единения! Будем с радостью смотреть вперед! Россия, из презренных, вероломных грабителей чужого добра, становится народом правовым, благородным. Вступит в дружеские отношения с прочими культурными народами, гарантируя общую пользу и спокойствие человеческого просвещения.

Авось, даст Бог, Рузвельт[1] довершит великую идею международного договора — мира, который так чудесно был начат нашим Императором. Увы, бесхарактерность и невежество отвлекли его от этой всемирной славы истинного героя, он увлекал мерзким грабительством чужого добра наяву, благодаря мерзавцам... Безобразовы, Абазы, Балашовы и вот провал! Позор! Это — Божия Кара за ипокритство, за кощунство с образами, за цинизм — к величайшим идеям христианства. Грабитель нес свой нож для окропления святой водой и долгогривый хам-раб, в своем гнусном невежестве[2], благословлял и освящал на грабеж чужого добра загипнотизированных рабов бессловесных, лукавых... они бежали...

Искренно желаю Вам и всей семье Вашей всего лучшего.

Ваш по-прежнему.

И. Репин

 

На конверте рукой И.Е. Репина:
«Полковнику Александру Владимировичу Жиркевичу. Смоленск».

Инв. № 64196. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 172.

  1. Теодор Рузвельт (1858-1919), президент США (1901-1909). Предложил свое посредничество для подписания мирного договора с Японией, который и был подписан 16 августа 1905 г. в Портсмуте, США (Портсмутский договор).
  2. Речь идет о Григории Ефимовиче Распутине (Новых) (1869-1916). Приехал в Петербург в 1903 г., быстро приобрел известность в высших кругах российского общества своими «чудесами» и целительной силой. Утверждение его влияния при царском дворе относится к началу 1905 г.

 

№ 116
11 ноября 1905.
<Петербург>.

Дорогой Александр Владимирович,

Я только что вернулся из север<ной> Италии, где жил два с пол<овинной> месяца...

Да, счастью России помогло несчастье. Слава Богу! Слава Богу! Свобода завоевана[1].

Я боюсь теперь исторического возмездия. Угнетенный раб через Прометея овладел огнем... Страшно делается за будущее — если дикарь — одурелое войско — захочет отомстить...

Как я приветствую антимилитаризм! Теперь он идет!.. Там, в Европе.

И человечество... скоро расстанется с страшилищем — вооруженным идиотом. Эта опасная игрушка королей — их опора — скоро сделает королей своей игрушкой: без жалости сломает и забросит этих болванчиков, уже надоевших людям... Старые игрушки уже без глаз, без носов, без рук, без ног, — их скоро выметут в сор. Как природа мстительна!

Ваш И. Репин

Инв. № 64197. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 173.

  1. 17 октября 1905 г. императором Николаем II был подписан Высочайший Манифест об учреждении государственного порядка (Октябрьский манифест) — таково полное название Манифеста. Государственная власть распределялась между императором и законодательным органом Государственной Думой. Манифест провозглашал свободу: совести, слова, собраний, союзов и неприкосновенность личности. Репин с надеждой и энтузиазмом отнесся к дарованию свобод. В 1907, 1911 гг. им была написана картина «17 октября 1905 года» (ГРМ).

 

№ 117
11 февр <аля> 1906
г. Куоккала.

Дорогой Александр Владимирович,

Я действительно вышел в отставку из Академии худ<ожеств>[1] больше всего потому, что учить некого, а даром пользоваться квартирой и жалов<анием> я не хочу; меня и так всё за это упрекают газеты.

Яковлева я помню одного (в Москве был). Он писал: «Поле, побитое градом», «Не стая воронов слеталась», 1-я была в гал<ерее> Третьяковых[2]. А «Нагорной проповеди» Яковлева я не знаю, может быть, это другой?.. А тот не знаю, жив ли.

Я не знаю, о каком эскизе «Христос в пустыне» Вы пишете[3]. У меня их было много и есть несколько. Потому я не решусь посылать наугад. Не знаю, в какую цену Вы желаете иметь вещь. Лучше это мы отложим; когда-нибудь будете в Питере — выберете сами и сойдемся в цене.

Здесь теперь время выставок. Я устраиваюсь в Куоккала[4], но петерб<ургская> академическая кв<артира> за мною еще будет до лета.

Ваш И. Репин

 

На конверте рукой И.Е. Репина:
«Александру Владимировичу Жиркевичу. Смоленск».

Инв. 64198. Впервые: Письма к писателям. С. 174.

  1. В ноябре 1905 г. Репин подал в АХ заявление об отставке, решив оставить преподавание в Академии. Но в апреле 1906 г., уступив настойчивым просьбам учеников, Репин вновь вернулся в ВУХ при АХ. Однако в сентябре 1907 г. он окончательно отказался от преподавательской деятельности, сославшись на усталость и желание полностью погрузиться в творчество.
  2. Яковлев Павел Филиппович (1853-1921), живописец, рисовальщик; жанрист. В 1867-1877 гг. учился в МУЖВЗ (курса не окончил) у В. В. Пукирева, В. Г. Перова, пользовался покровительством инспектора училища К. А. Трутовского. П. М. Третьяков в 1875 г. купил картину Яковлева «На пожарище» (ГТГ), а в 1884 г. — «После градобития (Крестьянин в поле)». В 1894 г. Третьяков передал картину в Виленскую рисовальную школу, возглавлявшуюся И. П. Трутневым. Ныне картина находится в НХМБ, Минск.
  3. Речь идет о картине Репина «Иди за мною, Сатано!».
  4. Дачный участок в Куоккала, названный позже «Пенаты», был куплен Репиным в мае 1899 г. на имя Н. Б. Нордман-Северовой. Постепенно, в течение нескольких лет, дом и усадьба приобрели удобный для жизни и работы Репина характер. В июле 1903 г. Репин переехал в Пенаты, бывая в Петербурге по делам АХ и преподавательским обязанностям. В 1904 г. в Пенатах принимали первых гостей, для которых был определен приемный день — среда. Репин окончательно обосновался в Пенатах в 1906 г. Куоккала.

 

№ 118
Ст<анция> по Финл<яндской> ж. д.
25 марта 1906 г.

Дорогой Александр Владимирович,

В Петербурге я бываю редко, хотя еще моя мастерская не очищена от моих вещей.

Если Вы думаете собраться в Петербург и быть у меня в мастерской, то уведомьте заранее: письма сюда всегда опаздывают (я думаю, что все это забота наших опекунов о нашем образе мыслей), а потому известите о дне и часе, когда Вы располагаете быть.

Тогда я приготовлю все, что найдется к желаемому Вами сюжету, и Вы выберете. Может быть, того эскиза уже у меня и нет — их несколько ушло с тех пор, как вещь сделалась известной публике.

Пожалуйста, не церемоньтесь: 150 р. мне пригодятся — я теперь в Куоккала строю себе мастерскую, а потому Вы хорошо знаете, что при постройке и 150 рублей мало.

Прошу Вас только не назначать среду, так как в этот день я в Петербурге быть не могу[1].

Ваш И. Репин

 

Адрес: Куоккала, ст<анция> Фин<ляндской> ж. д., д<ом> Нордман.

Инв. № 64199. Впервые: Письма к писателям. С. 175.

  1. Среды были приемным днем в Пенатах.

 

№ 119
26 июня 1906.
<Куоккала>.

Александр Владимирович,

Когда я увидел на присланной Вами книжке имя Крушевана, я сейчас же бросил эту книжку в огонь[1]. Мне это имя омерзительно, и я не могу переносить ничего, исходящего от этого общения.

Жалко то миросозерцание, которое гарцует на погромах поляков и жидовск<их>. Только дрянное ничтожество может жаловаться, что его заедают жиды.

Русский полицейский прихвостень Суворин всегда заест благородствующего жида Ното- вича...[2]

С Вашим взглядом на нашу Г<осударственную> думу никогда не соглашусь. Я восхищен и в восторге, что еще вчерашние холопы России вдруг, как в сказке, сделались народными героями, и дай им Бог им помочь угнетенной России! Дай Бог поскорей отделаться от всех мерзавцев Крушеванов, которые позорят и губят наше отечество...
Ох, идет, идет грозная сила народа; они фатально вызывают это страшилище, невежды-правители, как вызывали японцев, и также будут свержены со всей их гнусной и глупой интригой. И самые даже благородные от природы, совращенные в лагерь Кру- шеванов людишки навеки будут заклеймены позором в глазах истинных сынов родины. И чем дальше в века, тем гнуснее будут воспоминания в освободившемся потомстве об этих пресмыкающихся гадах обскурантизма, прислужниках подлых давил. — Сколько бы они не прикрывались «чистым искусством»... Видны ясно из-под этих драпировок их крысьи лапы и слышна вонь их присутствия.

И. Репин

 

К этому письму Жиркевич приложил записку: «Я послал Репину книжку Крушевановского «Друга» с моей статьей об И. К. Айвазовском. И вот какое грубо-безумное письмо от него получил! Отсюда конец наших сношений!.. А. Жиркевич».

Инв. № 64200. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. 175-176.

  1. Жиркевич прислал Репину сборник «Книжка “Друга“» (№ 1. Кишинев. 1906), ежемесячное приложение к черносотенной газете П.А. Крушевана «Друг», издававшейся в Кишиневе. В этой книжке Жиркевич поместил стихотворение «У памятника Глинке», рассказ «Вампир» (из записок военного следователя) и очерк «В гостях у Айвазовского». Крушеван Павел Александрович (1860-1909), известный в свое время черносотенец, принимавший участие в погромах, член 2-й Государственной Думы. Этим письмом закончилась переписка Репина и Жиркевича, прервались многолетние личные отношения.
  2. Нотович Осип Константинович (1849-1914), журналист, издатель и редактор газеты «Новости», конкурировавшей с издававшейся А.С. Сувориным газетой «Новое время».
Иллюстрации
И.Е. Репин в мастерской. 1907–1908
И.Е. Репин в мастерской. 1907–1908
Фотография И. Глыбовского. ОР ГТГ
К. М. Фофанов
К. М. Фофанов
Фотография
И.Е. РЕПИН. Портрет В.К. Менка. 1884
И.Е. РЕПИН. Портрет В.К. Менка. 1884
Холст, масло. 53,5 * 45,3. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года. 1885
И.Е. РЕПИН. Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года. 1885
Холст, масло. 199,5 * 254. ГТГ
А.В. Жиркевич. 1885
А.В. Жиркевич. 1885
За два года до знакомства с Репиным
Фотография. Архив Н.Г. Жиркевич-Подлесских
Е. К. Жиркевич
Е. К. Жиркевич
Фотография. Архив Н.Г. Жиркевич-Подлесских
И.И. Ясинский
И.И. Ясинский
Фотография с дарственной надписью А.В. Жиркевичу
ОР ГМТ
Е.К. и А.В. Жиркевичи во время свадебного путешествия, СПб, 1888
Е.К. и А.В. Жиркевичи во время свадебного путешествия, СПб, 1888
Фотография. Архив Н.Г. Жиркевич-Подлесских
И.Е. Репин с В.А. Репиной и детьми. 1883
И.Е. Репин с В.А. Репиной и детьми. 1883
Петербург. Фотография Ю. Штейнберга. ОР ГТГ
В.А. Репина. 1877
В.А. Репина. 1877
Фотография. ОР ГТГ
И.Е. Репин. 1870-е
И.Е. Репин. 1870-е
Петербург. Фотография. ОР ГТГИ.Е. Репин. 1870-е. Петербург. Фотография. ОР ГТГ
В.А. Репина с дочерью Надей. 1874
В.А. Репина с дочерью Надей. 1874
ОР ГТГ
И.Е. РЕПИН. Портрет Александра Владимировича Жиркевича. 1888
Холст, масло. 60 ×51. УОХМ

На обороте полустершаяся надпись: «Портрет с натуры Александра Владимировича Жиркевича работы друга его художника И.Е.Репина написан в Петрограде в квартире Репина, вечером при электрическом освещении в память посещения его мастерской А.В.Жиркевичем и его молодой женой. Написан черной масляной краской, разведенной скипидаром... г.Симбирск. А.В.Жиркевич. 18 июля 1922 г.»

И.Е. Репин с сыном Юрием на Эйфелевой башне во время посещения Всемирной выставки в Париже. 1889
И.Е. Репин с сыном Юрием на Эйфелевой башне во время посещения Всемирной выставки в Париже. 1889
Фотография. ОР ГТГ
П.Ф. ЯКОВЛЕВ. Портрет С.А. Жиркевича. 1912
П.Ф. ЯКОВЛЕВ. Портрет С.А. Жиркевича. 1912
Холст, масло. Частное собрание
И.Е. РЕПИН. Портрет В.И. Репиной. 1886
И.Е. РЕПИН. Портрет В.И. Репиной. 1886
Холст. масло. 134,5 × 63,5. ГРМ
И.Е. Репин с детьми. 1880-е
И.Е. Репин с детьми. 1880-е
Петербург. Фотография В. Павловского. С дарственной надписью И.Е. Репина Е.К. Жиркевич. 17 марта 1890 ОР ГМТ
И.Е. Репин. 1880-е
И.Е. Репин. 1880-е
Петербург. Фотография В. Павловского. С дарственной надписью И.Е. Репина. Е.К. Жиркевич. 17 марта 1890. ОР ГМТ
Ц.А. Кюи. 1899
Ц.А. Кюи. 1899
Фотография с дарственной надписью А.В. Жиркевичу. ОР ГМТ
И.Е. РЕПИН. Портрет Ц.А. Кюи. 1890
И.Е. РЕПИН. Портрет Ц.А. Кюи. 1890
Холст. масло. 125 × 98. ГТГ
Л.Н. Толстой и В.Г. Чертков. Июль 1906. Ясная Поляна
Л.Н. Толстой и В.Г. Чертков. Июль 1906. Ясная Поляна
Фотография С.А. Толстой
И.Е. РЕПИН. Портрет Луизы Мерси д,Аржанто. 1890
И.Е. РЕПИН. Портрет Луизы Мерси д,Аржанто. 1890
Холст, масло. 86,5 × 108. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Портрет Л.Н. Толстого. 1887
И.Е. РЕПИН. Портрет Л.Н. Толстого. 1887
Холст, масло. 124 × 88. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Л.Н. Толстой на косьбе. 1887
И.Е. РЕПИН. Л.Н. Толстой на косьбе. 1887
Бумага, черный карандаш. 32,8 × 24,2. ГРМ
И.Е. РЕПИН. Въезд в усадьбу Ясная Поляна. 1891
И.Е. РЕПИН. Въезд в усадьбу Ясная Поляна. 1891
Бумага, графитный карандаш. 23,7 × 32 (в свету). ГМТ
И.Е. РЕПИН. На меже (Вера Алексеевна Репина с детьми идет по меже). 1879
И.Е. РЕПИН. На меже (Вера Алексеевна Репина с детьми идет по меже). 1879
Холст, масло. 61,5 × 48. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Отдых. Портрет В.А. Репиной, жены художника. 1882
И.Е. РЕПИН. Отдых. Портрет В.А. Репиной, жены художника. 1882
Холст, масло. 143 × 94. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Портрет В.И. Репиной в детстве. 1874
И.Е. РЕПИН. Портрет В.И. Репиной в детстве. 1874
Холст, масло. 73,4 × 60. ГТГ
И.Е. РЕПИН. «Стрекоза». 1884
И.Е. РЕПИН. «Стрекоза». 1884
Холст, масло. 111 × 84,4. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Портрет Ю.И. Репина в детстве. 1882
И.Е. РЕПИН. Портрет Ю.И. Репина в детстве. 1882
Холст, масло. 107,5 × 54. ГТГ
К.М. Фофанов в своем рабочем кабинете
К.М. Фофанов в своем рабочем кабинете
И.К. Айвазовский. Фотография с дарственной надписью А.В. Жиркевичу
И.К. Айвазовский. Фотография с дарственной надписью А.В. Жиркевичу
ОР ГМТ
Феодосия. Крым. Мыс Св. Ильи
Феодосия. Крым. Мыс Св. Ильи
Фотография
А.М. Скабичевский
А.М. Скабичевский
Петербург. Фотография А. Пазетти. С дарственной надписью А.В. Жиркевичу. 8 ноября 1894. ОР ГМТ
Ялта. Крым
Ялта. Крым
Открытка
В.П. Буренин
В.П. Буренин
Фотография
Д.С. Мережковский
Д.С. Мережковский
Фотография
И.Е. РЕПИН. Портрет Д.С. Мережковского. Около 1900
И.Е. РЕПИН. Портрет Д.С. Мережковского. Около 1900
Бумага, графитный карандаш. 34,5 × 24,3. Музей-квартира И.И. Бродского, СПб
И.Е. РЕПИН. Крестный ход в дубовом лесу. Эскиз. 1878
И.Е. РЕПИН. Крестный ход в дубовом лесу. Эскиз. 1878
Холст. масло. 24,7 × 31,8. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Крестный ход в Курской губернии. 1880–1883
И.Е. РЕПИН. Крестный ход в Курской губернии. 1880–1883
Холст. масло. 178 × 285,5. ГТГ
И.Е. РЕПИН. В.В. Стасов в деревне Старожиловка близ Парголова. 1889
И.Е. РЕПИН. В.В. Стасов в деревне Старожиловка близ Парголова. 1889
Дерево, масло. 40 × 37,6. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Портрет Элеоноры Дузе. 1891
И.Е. РЕПИН. Портрет Элеоноры Дузе. 1891
Холст, уголь. 108 × 139. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Портрет Пелагеи Стрепетовой. 1882
И.Е. РЕПИН. Портрет Пелагеи Стрепетовой. 1882
Этюд. Холст, масло. 61 × 50. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Л.Н. Толстой на отдыхе в лесу. 1891
И.Е. РЕПИН. Л.Н. Толстой на отдыхе в лесу. 1891
Холст, масло. 60 × 50. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Пахарь, Л.Н. Толстой на пашне. 1887
И.Е. РЕПИН. Пахарь, Л.Н. Толстой на пашне. 1887
Бумага, графитный карандаш. 12,8 × 19,7. ГТГ
Н.С. Лесков
Н.С. Лесков
Петербург. Фотография Н.А. Чеснокова. С дарственной надписью А.В. Жиркевичу. 20 февраля 1892 ОР ГМТ
И.Е. РЕПИН. Л.Н. Толстой на диване за чтением. 1891
И.Е. РЕПИН. Л.Н. Толстой на диване за чтением. 1891
Бумага желтая, графитный карандаш. 24,1 × 33. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Арест пропагандиста. 1880–1889, 1892
И.Е. РЕПИН. Арест пропагандиста. 1880–1889, 1892
Дерево, масло. 34,8 × 54,6. ГТГ
Запорожцы. 1880-1891
Запорожцы. 1880-1891
Холст, масло. 203 × 358. ГРМ
И.Е. РЕПИН. Белорус. 1892
И.Е. РЕПИН. Белорус. 1892
Холст, масло. 102 × 71,5. ГРМ
И.Е. РЕПИН. Л.Н.Толстой за работой. 1891
И.Е. РЕПИН. Л.Н.Толстой за работой. 1891
Бумага, графитный карандаш. 32 × 23. ГРМ
И.Е. РЕПИН. Портрет Н.Н. Ге. 1880
И.Е. РЕПИН. Портрет Н.Н. Ге. 1880
Холст, масло. 83,4 × 68. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Портрет А.В. Жиркевича. 1891
И.Е. РЕПИН. Портрет А.В. Жиркевича. 1891
Бумага, итальянский карандаш, растушка. 40,9 × 29,8. ГРМ
А.П. Чехов
А.П. Чехов
Фотография с дарственной надписью А.В. Жиркевичу. 1 мая 1895. ОР ГМТ
Дом И.Е. Репина в Здравнёве. Вторая половина 1890-х
Дом И.Е. Репина в Здравнёве. Вторая половина 1890-х
Фотография. ОР ГТГ
И.Е. Репин. 1893
И.Е. Репин. 1893
Фотография. ОР ГТГ
Дом И.Е. Репина в Здравнёве
Дом И.Е. Репина в Здравнёве
Современная фотография
Ясная Поляна
Ясная Поляна
Фотография
С.А. Андреевский
С.А. Андреевский
Петербург. Фотография с дарственной надписью А.В. Жиркевичу. 28 ноября 1894
ОР ГМТ
Соляной городок
Соляной городок
И.Е. РЕПИН. Портрет Н.И. Репиной, дочери художника. 1898
И.Е. РЕПИН. Портрет Н.И. Репиной, дочери художника. 1898
Холст, масло. 71 × 57,5. Атенеум. Хельсинки
И.Е. РЕПИН. Осенний букет. 1892
И.Е. РЕПИН. Осенний букет. 1892
Холст, масло. 111 × 65. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Портрет В.Н. Герарда. 1893
И.Е. РЕПИН. Портрет В.Н. Герарда. 1893
Холст, масло. 126 × 90. ГРМ
И.Е. РЕПИН. Портрет великого князя Константина Константиновича. 1891
И.Е. РЕПИН. Портрет великого князя Константина Константиновича. 1891
Холст, масло. 93 × 76. ГТГ
В.С. Соловьев
В.С. Соловьев
Петербург. Фотография Н.А. Чеснокова. С дарственной надписью А.В. Жиркевичу. ОР ГМТ
Я.П. Полонский. 1895
Я.П. Полонский. 1895
Петербург. Фотография А. Ренц и Ф. Шрадер. ОР ГМТ
И.П. Трутнев
И.П. Трутнев
Фотография
И.Е. РЕПИН. Берег реки. Здравнёво
И.Е. РЕПИН. Берег реки. Здравнёво
Бумага, графитный карандаш. 29,9 × 41,1. Атенеум. Хельсинки
И.Е. Репин. 1880–е
И.Е. Репин. 1880–е
Фотография. ОР ГТГ
М.В. ВЕРЕВКИНА. Автопортрет. 1893
М.В. ВЕРЕВКИНА. Автопортрет. 1893
Холст, масло. 69 × 51. Музей современного искусства, Аскона
Л.Н. Толстой. Царство Божие внутри вас
Л.Н. Толстой. Царство Божие внутри вас
Женева: изд-во М. Элпидина, 1895
Семья И.Е. Репина в Здравнёве. 1894
Семья И.Е. Репина в Здравнёве. 1894
Фотография. ОР ГТГ
И.Е. РЕПИН. На косьбе. Здравнёво. 1892
И.Е. РЕПИН. На косьбе. Здравнёво. 1892
Бумага, графитный карандаш. 29,9 × 41. Атенеум, Хельсинки
Александр III. 1890
Александр III. 1890
Траурная процессия шествует на вокзал, откуда тело усопшего императора будет доставлено в Москву. 1894
Траурная процессия шествует на вокзал, откуда тело усопшего императора будет доставлено в Москву. 1894
И.Е. РЕПИН. Портрет композитора М.П. Мусоргского. 1881
И.Е. РЕПИН. Портрет композитора М.П. Мусоргского. 1881
Холст, масло. 69 × 57. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Портрет императора Николая II. 1895
И.Е. РЕПИН. Портрет императора Николая II. 1895
Холст, масло. 210 × 107. ГРМ
А.Н. Апухтин
А.Н. Апухтин
Фотография
М.М. Антокольский
М.М. Антокольский
Фотография
И.Е. РЕПИН. «Не ждали». 1884, 1888
И.Е. РЕПИН. «Не ждали». 1884, 1888
Холст, масло. 160,5 × 167,5. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Лодки у берега на Двине. 1892
И.Е. РЕПИН. Лодки у берега на Двине. 1892
Бумага, графитный карандаш. 30 × 41,2. Атенеум. Хельсинки
В.Г. Короленко. 1891
В.Г. Короленко. 1891
Нижний Новгород. Фотография А. Карелина. С дарственной надписью А.В. Жиркевичу. Сентябрь 1891. ОР ГМТ
Д.Н. Мамин-Сибиряк. 1896
Д.Н. Мамин-Сибиряк. 1896
Фотография. С дарственной надписью А.В. Жиркевичу. 9 марта 1896. ОР ГМТ
И.Е. РЕПИН. Портрет баронессы В.И. Икскуль фон Гильденбандт. 1889
И.Е. РЕПИН. Портрет баронессы В.И. Икскуль фон Гильденбандт. 1889
Холст, масло. 196,5 × 71,7. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Портрет М.К. Тенишевой за мольбертом. 1896
И.Е. РЕПИН. Портрет М.К. Тенишевой за мольбертом. 1896
Картон, акварель. ГРМ
Е.К. Жиркевич с детьми Сергеем и Варей. Середина 1890-х
Е.К. Жиркевич с детьми Сергеем и Варей. Середина 1890-х
Архив Н.Г. Жиркевич-Подлесских
К.П. Победоносцев. 1899
К.П. Победоносцев. 1899
Фотография А. Деньера. ОР ГМТ
И.Е. РЕПИН. Дуэль. 1896
И.Е. РЕПИН. Дуэль. 1896
Холст, масло. 52 × 104. ГТГ
Сын Репина Юрий с лисенком у дома в Здравнёве
Сын Репина Юрий с лисенком у дома в Здравнёве
И.Е. Репин и Пегас у сосны
И.Е. Репин и Пегас у сосны
И.Е. Репин с группой учеников в ИАХ. 1890-е
И.Е. Репин с группой учеников в ИАХ. 1890-е
Фотография. ОР ГТГ
И.Е. РЕПИН. П.М. Третьяков на заседании в Академии художеств. 1896
И.Е. РЕПИН. П.М. Третьяков на заседании в Академии художеств. 1896
Бумага, графитный карандаш. 35,4 × 22,1. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Портрет Г.Г. Мясоедова. 1884 — 1886
И.Е. РЕПИН. Портрет Г.Г. Мясоедова. 1884 — 1886
Холст, масло. 90 × 69,8. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Иди за мною, Сатано! 1894
И.Е. РЕПИН. Иди за мною, Сатано! 1894
Холст на фанере, масло. 43,4 × 75,5. ГТГ
И.Е. Репин перед картиной «Иди за мною Сатано!». Конец 1890-х – 1903
И.Е. Репин перед картиной «Иди за мною Сатано!». Конец 1890-х – 1903
НИМ РАХ
И.Е. РЕПИН. Иди за мною, Сатано! 1895
И.Е. РЕПИН. Иди за мною, Сатано! 1895
Эскиз. Холст, масло. 45 × 61. ГРМ
И.Е. РЕПИН. Раненый. Этюд для варианта картины «Дуэль». 1913
И.Е. РЕПИН. Раненый. Этюд для варианта картины «Дуэль». 1913
Холст, масло. 40 × 50. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Дуэль. 1896
И.Е. РЕПИН. Дуэль. 1896
Открытка
И.Е. РЕПИН. Христос, благословляющий детей. 1897
И.Е. РЕПИН. Христос, благословляющий детей. 1897
Бумага, итальянский карандаш. 59,8 х 46,4. Справа внизу подпись: Екатерине Константиновне Жиркевич. И. Репинъ 1897. УОХМ
Е.К. Жиркевич
Е.К. Жиркевич
А.В. Жиркевич (с эполетами). 1897
А.В. Жиркевич (с эполетами). 1897
Фотография. Архив Н.Г. Жиркевич-Подлесских
«Господи! Дай силы для борьбы! Не всели в меня привычку к чужому страданию! Разбей мое сердце в тот миг, когда умрет в нем сострадание к судимому ближнему.» (Запись в дневнике). ОР ГМТ
А.Ф. Кони
А.Ф. Кони
Фотография с дарственной надписью А.В. Жиркевичу. 15 октября 1915 г. ГМТ
Е. К.и А.В. Жиркевичи, с детьми Сережей и Варей. Середина 1890-х
Е. К.и А.В. Жиркевичи, с детьми Сережей и Варей. Середина 1890-х
На обороте:
«Счастливое семейство». Фотография. Архив Н.Г. Жиркевич-Подлесских
К.К. Случевский
К.К. Случевский
Фотография с дарственной надписью А.В. Жиркевичу. 7 января 1894 г. ОР ГМТ
И.Е. РЕПИН. Портрет вице-президента Академии художеств графа И.И. Толстого. 1899
И.Е. РЕПИН. Портрет вице-президента Академии художеств графа И.И. Толстого. 1899
Холст, масло. 129 × 87. ГРМ
Великий князь Константин Константинович (К.Р.). 1901
Великий князь Константин Константинович (К.Р.). 1901
Петербург. Фотография А. Пазетти
И.Е. РЕПИН. Голова Данте. Конец 1890-х
И.Е. РЕПИН. Голова Данте. Конец 1890-х
Холст, масло. 70,5 × 57,4. Костромской государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник
И.Е. РЕПИН. Портрет Максима Горького. 1899
И.Е. РЕПИН. Портрет Максима Горького. 1899
Холст, масло. 75 × 57. ГРМ
И.Е. РЕПИН. На солнце (Портрет Надежды Ильиничны Репиной, дочери художника). 1900
И.Е. РЕПИН. На солнце (Портрет Надежды Ильиничны Репиной, дочери художника). 1900
Холст, масло. 94,3 × 67. ГТГ
В.В. Верещагин. Одесса
В.В. Верещагин. Одесса
Фотография Б.М. Подольского. С дарственной надписью А.В. Жиркевичу. ОР ГМТ
И.Е. Репин
И.Е. Репин
Фотография. С дарственной надписью «Танечке». 22 апреля 1901. ОР ГТГ
И.Е. РЕПИН. Портрет Н.Б. Нордман (в шляпе). 1901
И.Е. РЕПИН. Портрет Н.Б. Нордман (в шляпе). 1901
Бумага, сангина. 62,1 × 48,4. ГРМ
И.Е. РЕПИН. Л.Н. Толстой за работой в темной блузе. 1887
И.Е. РЕПИН. Л.Н. Толстой за работой в темной блузе. 1887
Бумага, акварель, графитный карандаш. 33,5 × 24,2. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Лев Николаевич Толстой босой. 1901
И.Е. РЕПИН. Лев Николаевич Толстой босой. 1901
Холст, масло. 207 × 73. ГРМ
Л.Н. Толстой. Июль 1906
Л.Н. Толстой. Июль 1906
Ясная Поляна. Фотография С.А. Толстой. С дарственной надписью А.В. Жиркевичу. 12 августа 1906. ОР ГМТ
И.Е. РЕПИН. Портрет А.П. Боткиной. 1901
И.Е. РЕПИН. Портрет А.П. Боткиной. 1901
Бумага, пастель, уголь, белила. 75,7 × 54,5. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Портрет П.М. Третьякова. 1901
И.Е. РЕПИН. Портрет П.М. Третьякова. 1901
Холст, масло. 111 × 134. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Портрет А.П. Иващенкова. 1901–1903
И.Е. РЕПИН. Портрет А.П. Иващенкова. 1901–1903
Холст, масло. ГРМ
И.Е. РЕПИН. Портрет П.П. Семенова-Тян-Шанского. 1901
И.Е. РЕПИН. Портрет П.П. Семенова-Тян-Шанского. 1901
Холст, масло. 97 × 62. ГРМ
И.Е. РЕПИН. Портрет И.Л. Горемыкина и Н.Н. Герарда. 1903
И.Е. РЕПИН. Портрет И.Л. Горемыкина и Н.Н. Герарда. 1903
Холст, масло. 66,5 × 48,5. ГТГ
И.Е. РЕПИН. Портрет К.П.Победоносцева. 1903
И.Е. РЕПИН. Портрет К.П.Победоносцева. 1903
Холст, масло. ГРМ
И.Е. РЕПИН. Торжественное заседание Государственного совета. 1901–1903
И.Е. РЕПИН. Торжественное заседание Государственного совета. 1901–1903
Эскиз. Холст, масло. ГРМ
И.Е. РЕПИН. Портрет великого князя Владимира Александровича. 1903
И.Е. РЕПИН. Портрет великого князя Владимира Александровича. 1903
Холст, масло. ГРМ
И.Е. РЕПИН. Портрет А.П. Игнатьева. 1902
И.Е. РЕПИН. Портрет А.П. Игнатьева. 1902
Холст, масло. 89 × 62,5. ГРМ
Дети А.В. Жиркевича: Сергей, Варвара, Мария. 1901
Дети А.В. Жиркевича: Сергей, Варвара, Мария. 1901
Фотография. Архив Н.Г. Жиркевич-Подлесских
И.Е. РЕПИН. Портрет Л.Н. Андреева. 1904
И.Е. РЕПИН. Портрет Л.Н. Андреева. 1904
Холст, масло. 76 × 66,5. ГТГ
И.Е. Репин и Н.Б. Нордман в Пенатах. Фотография 1900-х
И.Е. Репин и Н.Б. Нордман в Пенатах. Фотография 1900-х
НИМ РАХ
Е.К. Жиркевич с дочерью Тамарой. Смоленск. Около 1906
Е.К. Жиркевич с дочерью Тамарой. Смоленск. Около 1906
Фотография И. Горбунова. Архив Н.Г. Жиркевич-Подлесских
Е.К. Жиркевич с дочками (слева направо): Тамара, Маня и Катя. Вильна, 1908
Е.К. Жиркевич с дочками (слева направо): Тамара, Маня и Катя. Вильна, 1908
Фотография А. Штрауса. Архив Н.Г. Жиркевич-Подлесских
Дети А.В. Жиркевича на даче с гувернанткой
Дети А.В. Жиркевича на даче с гувернанткой
Фотография. Архив Н.Г. Жиркевич-Подлесских
Семья А.В. Жиркевича на даче. Фотография. 1910
Семья А.В. Жиркевича на даче. Фотография. 1910
Архив Н.Г. Жиркевич-Подлесских

Вернуться назад

Теги:

Скачать приложение
«Журнал Третьяковская галерея»

Загрузить приложение журнала «Третьяковская галерея» в App StoreЗагрузить приложение журнала «Третьяковская галерея» в Google play