Художественные работы для вокзала в начале Первой мировой воины. Вторая половина 1914-го-1915 годы
Через полтора месяца после закладки вокзала, 19 июля (1 августа по новому стилю) 1914 года, Российская империя вступила в Первую мировую войну. В.В. фон Мекк уехал на фронт в качестве уполномоченного госпитальных складов. Всеобщая мобилизация замедлила строительство, но оно не прекратилось. Изменилась экономическая ситуация, и заказчик попросил Щусева немного сократить стоимость отделки сооружения. Работая над правкой декора (как говорил сам Щусев, «урисовкой»), архитектор стремился сохранить его качество и выразительность. Так, наружные колонки Главной башни (вестибюль 1-2-го классов), украшенные орнаментом вьющейся виноградной лозы (любопытная отсылка к храмовому зодчеству мастера) и коринфскими капителями, заменены на дорические с пирамидальными «шапочками». Подобным образом упрощены пучки колонок зала ожидания 1-2-го классов, внутренняя скульптурная отделка практически всех интерьеров. Живописное оформление, напротив, решили заказать еще для нескольких крупных помещений: вестибюля 3-го класса, Башни прибытия, Царского павильона.
В связи с военными действиями в Европе Александр Бенуа в спешке вернулся в Санкт-Петербург и был готов к участию в дальнейшем проектировании ресторана. 1 сентября он писал Н.К. фон Мекку: «Прибыв не без мелких затруднений в Россию... спешу заявить, что срок представления первой части моих работ наступает... Мной исполнен ряд эскизов общей декорировки буфета Казанского вокзала, и мне теперь необходимо для дальнейшей работы остановиться на одном из вариантов»[14]. К этому времени Бенуа сделал четыре примера решения торцевой стены ресторана. По его дневниковым записям известно, что 5-6 сентября он находился в Москве и представил их Щусеву и фон Мекку: «<...> показывал эскизы Н.К. фон Мекку - все очень понравилось, и Н.К. пожелал их оставить у себя, чтобы решить, на которых вариантах следует остановиться»[15]. По мотивам этих вариантов Щусев сделал перспективные рисунки интерьеров, и орнаментация показалась ему слишком сложной. Несколько позже он писал художнику: «<...> спешу Вам выслать 2 Ваши эскиза и 3 мои наброска, которые обсуждались с Николаем Карловичем! Дело в том, что ему и мне хочется иметь ресторан в стиле русского барокко (фотогр. я Вам дам), которое как оно ни есть западное, по мотивам все-таки не позволяет щеголять построением сложных перспектив, в этом и есть его отличие от итальянского, что оно примитивнее и на этом и придется строить архитектуру зала, допуская перспективу лишь в живописи, не смешанной с архитектурой. <...> Ваши эскизы включают все нужные элементы, и Вам только придется дать меньше размаха живописной композиции, а это будет выгодно, т. к. масштаб зала чересчур колоссален и при большом количестве живописи может напоминать или театральный зал, или, что всего горше для русского стиля, - иконостас. <...> На основании присланного Вы можете делать окончательные разбивки, причем колонны, капители и орнаменты придется рисовать строго в типах русского барокко, т.е. площе и менее пышно. Как только рисунки выяснятся, я закажу вылепить модель и пришлю Вам, и Вы в нее впишите картины»[16].
В процессе дальнейших преобразований проекта ресторана к 1915 году его свод постепенно приобрел геометрию лоткового с распалубками над окнами. Окраска плафона и стен поменялась на синюю и зеленую соответственно. Но с количеством и размещением живописных панно, их орнаментальным обрамлением еще предстояло определиться. Для этих целей Щусев с помощью Бенуа создал два новых варианта проекта декоративной отделки зала и заказал Евсееву их исполнение в макетах.
Общее между этими вариантами: в центре плафона размещено главное панно и лейтмотив всего вокзала - аллегория на тему «Россия соединяет Европу и Азию», на торцевых стенах заданы вторые по величине композиции «Триумф Европы» и «Триумф Азии», по боковым стенам между окнами - небольшие панно, изображающие восточные народы. Отличались варианты плотностью орнаментального обрамления росписей и количеством панно, дополнительных к перечисленным выше. Кроме того, «народы Востока» трактовались в них по-разному: в одном - стоящие фигуры в традиционных костюмах, в другом - сидящие обнаженные.
Когда в ноябре 1915 года оба макета были представлены заказчику, тот остановился на варианте с менее пышным оформлением. Щусев писал об этом художнику: «Подписывая счет Евсееву, Н.К. Мекк осматривал модель сначала с более богатым, а потом с менее - плафонами. Понравилось ему все в менее богатом (где фигуры народов без костюмов) кроме красных внутренностей буфетов, которые он просил сделать не такими яркими. Богатый плафон его пугал из-за непрактичности (много лепки), хотя я все-таки решил соединить в исполнении элементы обоих плафонов и пока вчерчиваю это в проект вокзала»[17]. Уже тогда обсуждались кандидатуры мастеров для разработки и последующего исполнения живописных композиций. «Триумф Европы» и «Триумф Азии» взялся написать сам Бенуа, для центрального панно им приглашен Евгений Лансере, для восточных народов - Зинаида Серебрякова и Мстислав Добужинский. Щусев и Бенуа предприняли попытку вернуть к оформлению вокзала отвергнутых ранее художников - Кустодиева и Кузнецова. Им предложили дополнительные панно в ресторане, сгруппированные вокруг «Европы» и «Азии». Почти все художники должны были строго придерживаться тематики и стилистики, которые задал Бенуа на утвержденном варианте-макете, о чем ему сообщал Щусев: «Кроме того Н[иколай] Карл[ович] выразил опасение, как бы Вы, раздавая заказы другим, не ухудшили бы своих композиций, особенно народностей без костюмов, которые он не хочет, чтобы были перекомпонованы, т. к. Ваши эскизы очень хороши, а другие художники не смогут справиться с задачей так, как это удалось Вам. Я всецело присоединяюсь к его мнению и прошу Вас, чтобы приглашенные лица писали точно по Вашим картонам, кроме среднего плафона, который к архитектуре имеет мало отношения и при желании Лансере его сможет перекомпоновывать. Вообще лучше Вам пригласить хорошего передатчика вроде Шухаева, а не сочинителя - будет цельнее Ваша живопись, так хорошо задуманная»[18].
В конце 1915 года все перечисленные художники начали рисовать предварительные эскизы своих композиций. Тогда наметилась еще одна важная особенность живописных панно ресторана, которую можно охарактеризовать как «прорыв в небо», чему отчасти вторит и яркая синева окраски свода плафона. И действительно, изображение небес стало присутствовать везде, тем самым зрительно увеличивая объем помещения.
«Триумф Азии» в интерпретации Бенуа - восточная богиня (царица) в толпе подданных. Здесь и слуги, несущие блюда с сокровищами, и танцовщицы, и легкая военная конница. «Триумф Европы» - Афина Паллада и Гермес на колеснице, запряженной быками, в окружении философов, поэтов и героев. Интересно, что Бенуа на всех эскизах изображал «Азию» на фоне небесного зарева, что сообразно с темой произведения олицетворяет восход. В его «Европе», напротив, действие происходит днем. Сгруппированные вокруг этих композиций две четверки дополнительных панно на макете также имеют разное по состоянию небо. Судя по всему, это аллегории времени суток и, может быть, времен года.
Сохранились эскизы Кустодиева 1915 года к одному из четырех второстепенных панно. Возможно, это «Ночь» (сейчас известна как «Одалиска») - спящая султанша или наложница с парящей над ней Пери, крылатым духом, символизирующим ее сон.
Эскиз к другим четырем панно выполнен Кузнецовым, вероятно, в это же время и хранится сейчас в Третьяковской галерее. Сидящая, потягивающаяся обнаженная одалиска, возможно, представляет жаркий «Полдень» или «Лето». Несколько неестественный изгиб ее фигуры может быть связан с геометрией свода, где предполагалась эта живопись. Здесь интересны мелкие детали (петух, овцы, львиная шкура, кальян, фрукты), которые расшифровываются при пристальном изучении рисунка.
Но похоже, что графика Кустодиева и Кузнецова снова не встретила одобрения у заказчика. Позже для второстепенных панно рассматривалась кандидатура Александра Яковлева.
Панно «Народы Востока» сначала компоновались в окружности. Добужинский изображал сидящие и стоящие женские фигуры в национальных одеждах. Серебрякова, напротив, рисовала их обнаженными. Тем самым мастера как бы объединяли решения обоих макетов. Такая вольность, вероятно, пришлась не по нраву заказчику, и художников призвали более точно следовать замыслу Бенуа.
Некоторые любопытные сведения о ходе работ над эскизами для росписей ресторана содержатся в письмах Щусева к Бенуа: «Был у меня и Лансере, целый день рисовал плафон и пришел к заключению, что надо иначе, взял у меня “musee du Trocadero” по скульптуре Индии и уехал в деревню. Он задумал было плафон не по центру, а с центром на боку, т. ч. надо, идя через зал в длину, останавливаться и поворачиваться, что не допустимо, надо в роде того, что у Вас на плафоне - вертеться. Был и Добужинский, побеседовали немного с ним. <...> Настоите, чтобы Добужинский и Серебрякова разрабатывали ракурсные Ваши эскизы и без костюмов»[19].
Возвращаясь к залу ожидания 1-го класса, который находился между рестораном Бенуа и вестибюлем Рериха и оформление которого было поручено князю Щербатову, нужно отметить, что он составил эскизы «вчерне» только после начала войны, осенью 1914 года[20]. Затем сделал перерыв примерно в шесть месяцев, так как активно занимался устройством лазаретов для раненых, и лишь весной 1915 года возобновил работу. Тогда им были завершены эскизы панно для свободных стен вестибюля на темы «Город» и «Поле».
Судьба и местонахождение этих эскизов неизвестны, но оба сохранились в черно-белой фотосъемке, дающей вместе с подробным колористическим описанием самого автора вполне ясное представление о себе.
«Город»: «<...> посреди центральный мотив - огромная белая лошадь - тяжеловоз (битюг), на нем черная сбруя и золотые бубны и бляхи на шлее <...> Коня ведет под уздцы рослый мужик (все фигуры должны были быть несколько больше человеческого роста, для монументального эффекта картины) в красной рубахе, в черных сапогах и серо-голубоватых шароварах. <...> На первом плане две огромные фигуры разносчиков... с поднятыми вверх руками, придерживающими лотки на голове: у одного с красными яблоками, у другого - с золотыми апельсинами. <...> Налево, зеленые крыши лавок базара <...> Слева, над базаром, на площади с круглыми серыми булыжниками, врывался по направлению к центру, наискось, желтый фасад торговых рядов, низкий, с черными жерлами аркад и длинной синей вывеской. <...> Причудливым орнаментом город со своими пестрыми домами, улицами, серо-зеленой рекой с мостами заполнял всю поверхность панно и заканчивался верхней полукруглой его частью, густым орнаментом фабрик, цвета розового коралла, с трубами, темными пятнышками окон и сизо-голубым дымом».
«Поле»: «Центральным мотивом являлась огромная круглая скирда с легко намеченным орнаментом сложенных снопов. На золотисто-желтой монументальной массе скирды выделялась фигура мужика в красной рубахе <...> По полю, в дали, разбросаны с наивной убедительностью... серые телеги, пасущиеся лошади, мелкие фигуры, дающие красные пятна в золоте полей: две большие фигуры согнутых баб, на первом плане, вяжущих снопы <...> Справа на фоне стены хлебов, три женских фигуры на первом плане, одна в бледно-розовом, другая в красном, спят в тех же позах, с закинутой рукой. <...> Богатый орнамент ситцевых сарафанов и платков вторит детально разработанному драгоценному орнаменту фона стены»[21]. Панно были задуманы Щербатовым в примитивистском стиле. Пробу для третьей свободной стены вестибюля он решил отложить до одобрения первых двух.
Однако с момента, как Щербатов получил заказ на панно, до исполнения им эскизов прошел почти год. За это время, как было изложено выше, Щусев и Бенуа серьезно переработали проект смежного с ним помещения - ресторана. Пытаясь добиться большей цельности в решении обоих пространств, архитектор к маю 1915 года «переиграл» декорирование и «щербатовского» зала ожидания 1-го класса. Как и в ресторане, площадь росписей сильно уменьшена, они заключены в обрамление лепных барочных орнаментов. Цвет стены - терракотовый, свода - оранжевый с зеленым. Возможно, причиной подобной трансформации была и неуверенность Щусева в том, что Щербатов, не имеющий опыта в монументальной живописи, справится с большим размером панно. Художнику это показалось неприемлемым. Он отказался вносить какие-либо правки до возвращения с войны В.В. фон Мекка и переговоров с ним как представителем заказчика. Таким образом, с 25 мая 1915 года он официально приостановил работы.
В сентябре 1914 года через посредничество Рериха Щусев повторно обратился к Билибину, но на этот раз уже с предложением создания художественного оформления интерьеров вестибюля 3-го класса и Башни прибытия. Это обращение, безусловно, связано с успехом росписей для Нижегородского отделения Государственного банка (проект В.А. Покровского), которые были исполнены по эскизам Билибина 1913 года на тему 300-летия Дома Романовых. По этому поводу Рерих писал Щусеву: «Я ему говорил о возможности эскизов орнаментальной работы для Вас. Так как он сейчас не при деньгах и работы у него нет, то, я думаю, что он на этот раз будет аккуратен»[22]. Здесь важно и не случайно указание на орнаментальный характер заказа.
Вестибюль 3-го класса располагался во второй по высоте башне вокзала со стороны Каланчевской площади. Размер внутреннего пространства был сравнительно небольшим. Прямоугольное в плане помещение по эскизам Щусева 1914 года предполагалось отделать в нижней части каменной кладкой; от нее до низа окон, освещающих вестибюль со стороны площади, - покраска стен в светлый желтый. На поверхности сомкнутого свода вестибюля архитектором обозначены росписи.
Башню прибытия планировали построить со стороны Рязанского проезда. Приезжая в Москву, пассажиры привилегированных классов через нее должны были покидать здание вокзала. Архитектура башни много раз трансформировалась вслед за изменениями проекта Щусева. В варианте проекта 1914-1915 годов она представляет собой кубический объем, завершенный высокой кровлей с фонарем и шпилем и обстроенный по нижнему ярусу галереей. В интерьере заданы зеленый цвет стен (как в соседних помещениях теплого перрона и ресторана) и сомкнутый свод, который на рисунках Щусева полностью покрыт росписями.
К обоим помещениям Билибин в 1914 году (до ноября)[23] сделал по эскизу на тему «Покорение Казани». Местонахождение обоих рисунков неизвестно, но сохранились черно-белые дореволюционные фотографии с них. На эскизе для вестибюля 3-го класса в центре потолка изображено солнце. Под ним в переплетающемся растительном орнаменте показан осажденный русскими войсками мусульманский город. Эскиз для Башни прибытия решен похоже, но орнаментирован более пышно. В центре города, отражающего русскую конницу, изображен казанский хан. Над городом - герб Казани, мифический змей Зилант. Композиция обеих фресок строго подчинена форме и конструкции сводов. Манера исполнения близка к театральной и книжной графике художника. Эскизы Билибина были одобрены для Башни прибытия, о чем свидетельствует создание им в 1915 году (не позднее сентября[24]) более подробных рисунков в крупном масштабе. Да и в смете на художественное оформление вокзала предположительно 1915-1917 годов за Билибиным закреплена только «роспись потолка в вестибюле прибытия» за плату в 6000 рублей[25]. Расписывать своды должен был сам художник. Несмотря на то, что графика Билибина к Казанскому вокзалу обнаружена лишь в монохромной съемке, сохранились чертежи Щусева, где он довольно точно врисовал билибинские росписи в оба интерьера. По ним можно реконструировать колорит обоих эскизов. В зале ожидания 3-го класса это желтая охра, зеленый и белый на красном фоне; в Башне прибытия - зеленый и красный на оранжевом.
В 1915 году утвержден второй эскиз Рериха, «Взятие Казани Иваном Грозным», для вестибюля 1-2-го классов. Под его надзором постепенно завершалось в Петербурге О.К. Аллегри огромное панно «Сеча при Керженце», приступали к прорисовке деталей фигур.
Примерно тогда же через Евсеева Щусев обратился к Александру Головину с предложением художественного оформления Царского павильона вокзала, и тот явно заинтересовался этим заказом. Поскольку строительство павильона тогда лишь намечалось и сведений о работе Головина над ним в настоящее время не обнаружено, то переговоры можно считать предварительными.
При анализе процесса проектирования Казанского вокзала в начале Первой мировой войны становится очевидным, что, несмотря на некоторое упрощение архитектуры, предпринятое Щусевым, масштаб живописных работ не только не сократился, а, напротив, увеличился. К участию активно приглашались новые мастера. Строительство не прекращалось. Ситуация изменилась только в преддверии революции.
- Письмо А.Н. Бенуа Н.К. фон Мекку от 1 сентября 1914 года. Цит. по: Бенуа А.Н. Дневники. С. 256-257.
- Цит. по: Бенуа А.Н. Дневники. 1908-1916: Воспоминания о русском балете. М., 2011. С. 259.
- Письмо А.В. Щусева А.Н. Бенуа (Без даты. Сентябрь 1914 года (?) // ОР ГРМ. Ф. 137. Ед. хр. 1766. Л. 3, 4. Публикуется впервые.
- Письмо А.В. Щусева А.Н. Бенуа от 5 ноября 1915 года // ОР ГРМ. Ф. 137. Ед. хр. 1766. Л. 9. Публикуется впервые.
- Там же.
- Письмо А.В. Щусева А.Н. Бенуа от 16 ноября 1915 года // ОР ГРМ. Ф. 137. Ед. хр. 1766. Л. 11. Публикуется впервые.
- См.: Письмо С.А. Щербатова А.В. Щусеву от 25 мая 1915 года // Частное собрание.
- Цит. по: Щербатов С.А. Указ. соч. С. 377-381.
- Письмо Н.К. Рериха А.В. Щусеву от 28 сентября 1914 года // Частное собрание. Публикуется впервые.
- На негативах указано, что фотосъемка эскизов Билибина выполнена 14 ноября 1914 года.
- На негативах указано, что фотосъемка проработанных эскизов Билибина для Башни прибытия выполнена 13 сентября 1915 года.
- «Смета для художественных работ. Главный корпус», без даты (1915-1917(?) // Частное собрание. Л. 2 об. Публикуется впервые.
Фотография, иллюминированная А.В. Щусевым. Фотобумага, акварель, бронзовая краска. 29 × 18,2. Частное собрание. Публикуется впервые
Бумага, графитный карандаш, цветные карандаши, акварель, гуашь, бронзовая краска. 48 × 62. Частное собрание. Публикуется впервые
Светокопия. Частное собрание. Публикуется впервые
Фотография, 1910-е. Частное собрание
Калька, уголь, акварель. 67 × 89. Частное собрание. Публикуется впервые
Калька, уголь, акварель, гуашь, бронзовая краска. 54 × 67. Частное собрание. Публикуется впервые
Фотография, 1910-е. Частное собрание. Публикуется впервые
Фотография, 1910-е. Частное собрание. Публикуется впервые
Калька, графитный карандаш, цветной карандаш, акварель, гуашь, бронзовая краска. 44,7 × 54,4. Внизу справа подпись А.В. Щусева: Заканчивайте по бумаге, расцвет[ка] черн[ая] с красным, карнизы светлые. А. Щусев. Частное собрание. Публикуется впервые
Бумага, графитный карандаш, сангина, акварель. 38,7 × 36,7. ГТГ
Бумага, гуашь, графитный карандаш. 66,1 × 51,5. ГТГ
Бумага, графитный карандаш. 102,5 × 68. Частное собрание. Публикуется впервые
Фотография, 1910-е. Частное собрание. Публикуется впервые
Бумага, гуашь, пастель, угольный карандаш. 89,6 × 69,2. ГТГ. Приобретено на средства О.Л. Маргания, 2015
Картон, акварель, гуашь. Диаметр 42 (круг). Одесский художественный музей
Бумага, акварель, графитный карандаш. 21,5 × 19,3. ГТГ
Бумага, сангина. 45 × 34. ГТГ
Бумага, уголь, акварель, гуашь. 70 × 59. ГТГ. Приобретено на средства Благотворительного фонда «Транссоюз», 2017
Фотография, 1910-е. Частное собрание. Публикуется впервые
Фотография, 1910-е. Частное собрание. Публикуется впервые
Калька, уголь, акварель, бронзовая краска. 97 × 67. Частное собрание
Калька, уголь, акварель, гуашь. 58 × 61. ГТГ. Приобретено на средства Благотворительного фонда «Транссоюз», 2017
Фотография, 1910-е. Частное собрание. Публикуется впервые
Картон, графитный карандаш, акварель, тушь, перо. 45 × 37,3. ГТГ. Приобретено на средства Благотворительного фонда «Транссоюз», 2017
Калька, уголь, акварель, бронзовая краска. 65 × 52. Частное собрание
Калька, уголь, акварель, гуашь. 58 × 61. ГТГ. Приобретено на средства Благотворительного фонда «Транссоюз», 2017. Публикуется впервые
Фотография, 1910-е. Частное собрание. Публикуется впервые
Калька, графитный карандаш, акварель, бронзовая краска. 40,6 × 66,7. Частное собрание. Публикуется впервые
Фотография, 1910-е. Частное собрание. Публикуется впервые
Фотография, 1910-е. Частное собрание. Публикуется впервые
Калька, графитный карандаш, акварель. 66 × 86. Частное собрание