«Близко и глубоко чувствую вас...» Из переписки М.В. Якунчиковой и Е.Д. Поленовой

Имена Елены Дмитриевны Поленовой¹ и Марии Васильевны Якунчиковой-Вебер² навсегда вписаны в историю русского искусства и связаны с зарождением и утверждением стиля модерн. Поиски новых путей сближали двух художниц. Их общение, нашедшее отражение в переписке, помогало каждой в творческом развитии, взаимно обогащало. Письма свидетельствуют, насколько важной постепенно становилась эта связь. Елена Дмитриевна, сдержанная по натуре, скупыми строками выражает свое беспокойство: «От Маши давно не имею известий, писала ей уже несколько раз, а от нее только одно письмо получила»³. Мария Васильевна пишет: «Близко и глубоко чувствую вас и робко надеюсь получить когда-нибудь словечко»⁴.

На роль переписки в духовном общении художниц обратили внимание их первые биографы — В.В. Стасов и Н.В. Поленова. Стасов, настороженно и в какой-то степени враждебно относившийся к исканиям Е.Д. Поленовой в последний период ее жизни, лишь констатировал «негативное», по его мнению, воздействие переписки с М.В. Якунчиковой на столь милый его сердцу реализм в работах Поленовой. Он отмечал: «Мы знаем теперь отрывки из писем ее, 90-х годов, к приятельницам, где она верно, метко и подробно описывает возникающие у нее новые вкусы и стремления. Символизм, идеализм мало-помалу завладевали ею, начинали наполнять все ее помышления»⁵. Наталья Васильевна Поленова в воспоминаниях о М.В. Якунчиковой говорила об огромном влиянии личности Е.Д. Поленовой и ее писем на творчество сестры: «Поленова была гораздо старше Якунчиковой, но они близко сошлись на почве искусства; вот почему в биографическом очерке о Якунчиковой приходится неоднократно прибегать к ее переписке с Поленовой»⁶. В.В. Стасов и Н.В. Поленова, отметив значение переписки художниц не только для написания их биографий, но и для понимания творческого кредо, стали первыми публикаторами писем. Особенно много сделала Н.В. Поленова, фактически проследившая по эпистолярному наследию Елены Дмитриевны и Марии Васильевны становление и развитие таланта Якунчиковой. Избранные письма художниц друг другу вошли в книгу племянницы Е.Д. Поленовой — Е.В. Сахаровой «Василий Дмитриевич Поленов. Елена Дмитриевна Поленова. Хроника семьи художников»⁷. Корреспонденции художниц уделяется много внимания и в монографии М.Ф .Киселева «Мария Васильевна Якунчикова»⁸, где некоторые письма цитируются достаточно полно. Однако переписка до сих пор не опубликована целиком. В какой-то мере восполняя этот пробел, мы помещаем в основном неизданные тексты, включая опубликованные фрагменты лишь для сохранения связности диалога.

Знакомство художниц состоялось в начале 1880-х годов. Несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте, оно постепенно переросло в настоящую дружбу. В 1882 году сестра Марии Якунчиковой, Наталья, вышла замуж за художника Василия Поленова, брата Елены Дмитриевны. Юная Маша Якунчикова все чаще проводила время у сестры. Н.В. Поленова вспоминала: «В 1886 году М.В. сблизилась с семьей Поленовых. Это знакомство создало для нее новую эпоху в ее жизни. Е.Д. Поленова обладала особым даром вызывать в людях сознание их сил, внушать им веру в себя, направлять и воодушевлять их на работу. Это влияние М.В. сильно почувствовала на себе и всегда чувствовала и сознавала его и впоследствии»⁹.

Шестнадцатилетняя Мария Якунчикова, попав в творческую атмосферу семьи Поленовых, сразу выделила для себя личность Елены Дмитриевны. В какой-то степени Е.Д. Поленова стала наставницей Якунчиковой на многие годы. Прежде всего, их объединила общность интересов. Более опытная Елена Дмитриевна делилась своими мыслями и наблюдениями, увлекала Марию Васильевну новыми идеями.

Преклонение Елены Дмитриевны перед русским народным творчеством передалось и Якунчиковой, которая активно включилась в деятельность по собиранию и изучению предметов народных ремесел, стала делать наброски и зарисовки. Елизавета Григорьевна Мамонтова, хозяйка Абрамцева, писала впоследствии о необыкновенном вдохновляющем влиянии личности Е.Д. Поленовой: «Работая, она всегда умела создать мирок, полный поэзии, в котором каждый чувствовал себя хорошо, даже дети. Для каждого находился около нее интерес — так у нее много было содержания. Вот этим-то богатым содержанием жила и она сама и увлекала за собой в эту жизнь других, наталкивала и их на деятельность. Она не любила и избегала большого и шумного общества, но зато тот, кто попадал в число ее близких друзей, получал от нее страшно много»¹⁰.

Таким другом на многие годы стала Мария Васильевна Якунчикова. Она не любила писать письма и часто извинялась перед Еленой Дмитриевной за долгое молчание: «Я вам так редко пишу, потому что не могу писать безразличных писем, нужно непременно дать вам добросовестный отчет обо всем, а это, вы знаете, как редко умеешь»¹¹. При этом письма художницы действительно насыщенны и интересны, нередко наполнены каким-то внутренним светом, тонко переданными ощущениями. Не случайно Елена Дмитриевна в одном из писем младшей подруге замечает: «Вы созданы, чтобы писать записки. Очень жаль, что Вы питаете к ним антипатию...»¹².

Переписка художниц является ценнейшим источником для воссоздания их творческих биографий. Делясь впечатлениями, обе они подчас не довольствуются словами, а делают зарисовки на страницах писем. Как правило, это акварели, живо передающие непосредственное восприятие увиденного: улицы городов, виды из окна, сельские пейзажи — и характеризующие прежде всего самих авторов. Чуть размытые, волнующие, реально-нереальные зарисовки Якунчиковой не перепутаешь с более сдержанными, четкими, но в то же время поэтически одухотворенными рисунками Поленовой. И если в ранних посланиях Марии Васильевны с детально прорисованными картинками еще чувствуется влияние старшей подруги, то в поздних письмах — зарисовки совсем иного типа. Кроме путевых впечатлений, обсуждаются художественная жизнь России и Франции, собственная творческая работа, нюансы задуманных и осуществленных произведений. В переписке почти нет бытовых подробностей (если это не связано с творческими планами), лишь последние строки писем касаются жизни родных и близких.

Больная туберкулезом Якунчикова подолгу живет и лечится за границей, оттуда шлет она свои письма, полные впечатлений от увиденного и прочувствованного. Приезжая в Россию, Мария Васильевна старается как можно больше встречаться с Е.Д. Поленовой, буквально напитываясь общением перед предстоящей разлукой. Елена Дмитриевна так описывает совместный досуг: «Была в субботу Маша Якунчикова (Васильевна), провела всю субботу и обедала у нас. На другой день ездили вместе в Третьяковскую галерею»¹³. Поленова, оказываясь в Париже, много времени проводит в обществе Якунчиковой, о чем свидетельствуют письма последней: «Какая чудная пастельная выставка. Вот мы с Еленой Дмитриевной вспоминали, какие есть картины совершенные. Просто сердце от радости прыгает, так хорошо»¹⁴.

Елена Дмитриевна заразила Якунчикову идеей участия в организации Народных выставок, задуманных Московским Товариществом художников для поднятия культурного уровня провинции. Предполагалось создать некоторое количество картин из русской истории и на библейские сюжеты; эти произведения должны были стать основой выставок для простого народа по всей России. Мария Васильевна взяла себе тему северных монастырей и выразила желание работать бок о бок с Поленовой: «Я рассчитываю, что вы дадите мне уголок в вашей мастерской для моей картины монастыря»¹⁵. Елена Дмитриевна была этому рада, о чем сообщала Н.В. Поленовой: «Я теперь буду с большим удовольствием ждать Машу Васильевну, мы много виделись в Париже и решили часто видеться в Москве, тем более, что она увлеклась мыслью народных выставок, и на этой почве работы приятно будет иметь с ней общение»¹⁶. Неизвестно, что помешало осуществлению планов, но картина «Северные монастыри» так и не была написана.

В 1896 году Мария Якунчикова вышла замуж за Льва Вебера и стала еще реже появляться в России, неизменно ностальгируя по родине. Из-за плохого самочувствия она тяжело переносила переезды. Природа Верхней Савойи, где художница лечилась, напоминала русскую, о чем свидетельствует письмо Елене Дмитриевне: «Здесь я очутилась неожиданно в райском одиночестве, во мху, чернике, землянике, елках, густой траве осеннего запаха России, с отсутствием всяких чуждых ассоциаций французской природы.»¹⁷. Последний раз художницы работали вместе в Париже с осени 1897 по весну 1898 года.

Несмотря на тяжелую болезнь Елены Дмитриевны, начавшуюся после несчастного случая в 1896 году, и слабость здоровья М.В. Якунчиковой- Вебер, ждавшей ребенка, обе художницы были полны надежд. Муж Марии Васильевны, врач Лев Вебер, лечит не только свою жену, но и Елену Дмитриевну, которая сообщает Н.В. Поленовой: «Завтра Маша с мужем едут на пасхальную неделю на Mont St. Michel. Она в последнее время в очень хорошем настроении духа и ее надежды еще не разрушены»¹⁸.

После отъезда Поленовой весной в Россию опять завязалась переписка: снова мечты о совместной работе, планы на будущее. Отдельной темой становится сотрудничество с Дягилевым. Обе художницы понимали важность его начинаний и были полны решимости оказать поддержку. Якунчикова-Вебер пишет старшей подруге: «Как я счастлива, как я ликую за то, что Дягилев вас размягчил¹⁹, а то меня мучает, как же я 7 вещей от вас (или 5?) ему обещала...»²⁰. Сама Елена Дмитриевна стала уговаривать Марию Васильевну не отказываться, а сделать по просьбе Дягилева обложку для журнала «Мир искусства». В результате Якунчиковой-Вебер была создана обложка с лебедем, ставшая заметным явлением в истории русской книжной графики. Елена Дмитриевна не увидела выхода журнала, она умерла в декабре 1898 года. Мария Васильевна пережила ее всего на четыре года. Дягилев писал: «В тот день, как в Петербурге открылась посмертная выставка картин Поленовой, в Швейцарии умерла М.В. Якунчикова. В этом совпадении дней есть что-то фатальное, какая-то тяжелая последовательность. Якунчикова недолго пережила своего ближайшего друга, свою вдохновенную наставницу»²¹.

После смерти Е.Д. Поленовой Мария Васильевна глубоко страдала от потери и считала своим долгом продолжить художественные проекты Е.Д. Поленовой. В частности, она выполнила задуманную и начатую незадолго до смерти Е.Д. Поленовой работу — большое вышитое панно для всемирной выставки в Париже. Бенуа в обзоре выставки отмечал: «Ковер этот бесконечно сильнее и прекраснее самого оригинала: мощная стилистическая способность г-жи Якунчиковой сообщила ему необычайный размах и выдержанность»²². Это панно можно считать закономерным результатом сотворчества двух художниц. Неслучайно Н.В. Поленова писала о последнем периоде творчества Марии Васильевны: «Тот вдохновительный призрак, который поочередно являлся то Е.Д., то ей, теперь остался с ней одной, и она почувствовала двойную ответственность. Она одна должна продолжать задуманные вместе работы»²³.

Образ Елены Дмитриевны продолжал жить в душе М.В. Якунчиковой-Вебер, о чем свидетельствуют ее собственные строки: «Все, что есть для меня самого дорогого, так тесно связано с ней, что не могу на каждом шагу не вспоминать ее.»²⁴.

Не было больше рядом старшего товарища, не было и писем, тех ярких, добрых, вдохновляющих даже своими мечтами. Осталась неуловимая внутренняя связь, сложившаяся в те годы, когда Мария Якунчикова писала Елене Поленовой: «Я недавно слышала такую фразу: «Il faut attendre et après on fini to- ujours par créer son milieu»²⁵. Я твердо верю в это. Неподходящие люди незаметно отпадают и путные дополняющие вас люди приближаются. Случайности и всякие искусственные средства только ускоряют или замедляют сближение или отдаление; в общем же все зависит от каких-то главных причин.»²⁶. Причиной сближения и дружбы художниц стали не только их личные качества, но и общее направление творческих поисков, художественные вкусы, глубокое понимание своей миссии. Как справедливо отмечает М.Ф. Киселев, «именно Е.Д. Поленова во многом способствует переходу Якунчиковой к стилистике модерна»²⁷. И хотя творчество Елены Дмитриевны Поленовой имело большее влияние на развитие таланта Марии Васильевны Якунчиковой-Вебер, обратная связь была не менее важной, особенно в последние годы.

Публикуемая переписка дает почувствовать глубину взаимного проникновения и единство духовных поисков художниц, чье творчество еще недостаточно хорошо известно. Письма из собрания Государственной Третьяковской галереи печатаются в соответствии с правилами современной орфографии и пунктуации, с сохранением особенностей авторского стиля.

 

М.В. Якунчикова — Е.Д. Поленовой
27 апреля/9 мая 1889. Биарриц²⁸
Hotel Continental

Дорогая Елена Дмитриевна!

Ну что вы скажете, что я только теперь пишу вам²⁹? Да, впрочем, лучше не думать, что вы скажете, а просто писать. Покамест все письма, которые я с самой Москвы начинала к Вам, содержали только просьбы о том, чтобы вы мне писали, и хотя теперь я должно быть ничего интересного не скажу вам, я все-таки поддаюсь, хотя эгоистичному, но не совсем преступному желанию.

Когда сидишь пятый день здесь и имеешь постоянно этот подлый вид перед глазами, не мудрено, что изобретательность начинает иссякать, а не зеленые мысли увеличиваться. Когда вам понадобится собраться с мыслями, поезжайте в Биарриц, тут уж ничто и ничего вам не помешает, можете даже изучать Дарвина и иметь отличное доказательство его теории за табльдотом.

Вы, может быть, все-таки напишите мне что-нибудь о себе и о нашей сонной милой России. Обещаюсь вам за это все, что ни попросите. <...>
Ваша Мария Якунчикова

ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 9682. Л. 1-2 об.

 

Е.Д. Поленова — М.В. Якунчиковой
3/15 мая 1889. Москва

Получила ваше письмо с картинкой, милая Маша, и ужасно ему обрадовалась. Отвечаю вам тем же: то, что вы видели здесь, — это сюжет моей теперешней картинки. Как Иванов³⁰ не может расстаться с переселенцами, так я с шарманщиками. <...>

ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 7346. Л. 1.

 

М.В. Якунчикова — Е.Д. Поленовой
9 / 21 мая 1889. Биарриц
2 часа дня

Дорогая Елена Дмитриевна,

Ваше письмо меня так bouleversировало³¹, что я, право, не знаю, что сказать вам, хочется все зараз.

Представьте себе Биарриц: мутная жаркая солнечная погода, пыльная дорога, скошенная трава, рабочие возят песок, море светло-зеленое ровно шумит и никто не обращает внимания, мы шляемся по магазинам, покупаем спички, мыло, пыль лезет в глаза и пахнет скошенной травой. Потом в 12 завтрак и скучный разговор с двумя англичанами — единственными поскребками зимнего сезона в гостинице. Поднимаюсь наверх и по силе инерции думаю по-английски: «What shall I do next»?³² Вдруг на ручке двери ваше письмо. Знаете, вы мне написали так хорошо, лучше, лучше гораздо, чем мне надо было. Ваша картинка мне ужасно нравится, чувствуешь утро, не хочется заниматься серьезным скучным делом, желтофиоль пахнет очень сильно (так же, как те цветы, которые сейчас стоят у меня на столе). Вдруг шарманка, которая четверть часа тому назад играла на соседнем дворе, уже совсем близко, под окном, и невольно отрываешься от занятий и идешь к окну. Это очень хорошо, что мальчик не смотрит и не обращается к зрителю, потому, что тогда зритель бы сделался действующим лицом, и это испортило бы все дело, приятнее подозревать кого-нибудь другого в другом окне, только внизу или наверху. Как вы думаете: оставить ноги мальчика выше или ниже рамы?

Завидую вам, что у вас есть серьезная интересная для вас и не касающаяся знакомых работа, а я здесь, кроме их гнета, ничего не чувствую; конечно, когда они пристанут ко мне, я к счастью могу ответить, что доктора запретили утомляться и т.д.
<...>

Как мне еще много хочется написать вам по части философствования, но это как-нибудь в другой раз, и к тому же только мне интересно.
Ваша М. Якунчикова

ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 9683. Л. 1-3.

 

Е.Д. Поленова — М.В. Якунчиковой
[Июнь 1890]. Москва

<...> Мне было бы крайне любопытно узнать, в какое время вам работалось хорошо и жилось содержательно. Я уверена, что вы поразительно наполнены вдохновением в ту минуту, когда я пишу вам это письмо, потому что я просто двух мыслей в голове не могу связать. Если у нас с вами по сию пору все по-прежнему, один призрак помогает жить и действовать, то вдохновение, которое не покидало вас от декабря до марта, перестало вам служить в начале марта, окончательно покинуло вас с конца марта и до половины мая не возвращалось. Зато теперь вы им должны быть переполнены. Верно ли это? В сущности, это пустое и бессмысленное суеверие. Но, знаете ли, что, когда я начинаю чувствовать первые симптомы отсутствия призрака, т.е. сухость в горле, пустоту в голове, а потом ужаснейшую тоскливость, то мне делается, конечно, ужасно грустно при мысли, что вдохновение мое отлетает, но утешаюсь всегда тем, что представляю себе, как вы ему бываете рады, и как хорошо вам до поры до времени с ним работается.

Пишу вам это письмо, а мне вдруг приносят ваше, ужасно, разумеется, ему обрадовалась, как и всегда всякому известию от вас, и очень, очень благодарю за подробности. Хочется узнать только, что вы сами-то поделываете, об этом уж очень мало вы пишете. <...>

ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 7348. Л. 2-2 об.

 

М.В. Якунчикова — Е.Д. Поленовой
1 января 1892. Париж

Дорогая Елена Дмитриевна!

Наступает новый год, не знаю, придаете ли началу его какое-нибудь значение, мне кажется, что приятно относиться к нему с ожиданием исполнения всех своих надежд. Во всяком случае, пожелаю вам того же, что пожелала себе написать на бумажке вчера в 12 часов, — призрака, никогда не уходящего, и сочувствия ему окружающих. Ведь не правда ли, он у нас с вами самый любимый приятель и к тому же общий.

Рада очень была получить от вас весточку. Грустно только стало думать о Москве. Боже, как не тянет назад туда! Тут на меня нахлынул такой поток всего, что надо сделать, что я даже боюсь, что все эти струи затопят друг друга и выйдет в результате неудовлетворительно. <...>

Большой charme приобретает улица (только парижская), по которой пробегаешь 4 раза в день в разных настроениях и у которой видишь тоже ее разные настроения. Каждый угол, каждый фонарь, афиша, окно, будка связывается с известной мыслью, известным чувством. Больше всего люблю я Champs Elysees утром, в 8-м часу. В конце над place de la Concorde низкий красный шар зимнего солнца, от него розовый туманный отблеск по всей пустынной громаде улицы, на которой мертвая тишина утра, пробуждаются только concierge’ы, рабочие метлами гонят воду у тротуаров, кое-где в киосках идет уборка газет. Открыта дверь в пустом заспанном извозчичьем кафе <...>

ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 9690. Л. 1-2.

 

М.В. Якунчикова — Е.Д. Поленовой
[январь 1893. Москва]

Оказывается, Елена Дмитриевна, голубчик, что я не могу к вам сегодня приехать — простужена и застряла дома, если отъезд в Морево³³ отложится, то позвольте заехать завтра. Ваша Маша.

У меня нет белой краски для копирования вашего кусочка³⁴ — значит, не взыщите, если цвет получится жидкий.

ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 9695. Л. 1.

 

Е.Д. Поленова — М.В. Якунчиковой
[9 января 1893. Москва]

Милая Маша, завтра и послезавтра у меня утра заняты. Если хотите в четверг, то я могу, но мне кажется лучше назначить свидание в Историческом Музее, это ближе к подземелью и потом мне вчера сказали, что там приобретено новое резное донце удивительной красоты. Съедемтесь туда в половине второго. До свидания.

Ваша Е. Поленова.

ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 7349. Л. 1.

 

М.В. Якунчикова — Е.Д. Поленовой
9-15 мая 1894. 23 Avenue de Wagram, Paris

Ужасная Елена Дмитриевна, неужели, правда, невозможно было устроиться, чтобы приехать сюда? Это так, так было бы хорошо! Вот теперь изволь писать вам вместо того, чтобы живьем с вами участвовать в весеннем парижском водовороте.

Я вам так редко пишу, потому что не могу писать безразличных писем, нужно непременно дать вам добросовестный отчет обо всем, а это, вы знаете, как редко умеешь <...>

Вы, наверно, ждете от меня удивительных новостей. Уж право, не знаю, что вам сказать, все как-то последнее время принимаю в виденной живописи лично, то или другое затрагивающее впечатление идет внутрь на помощь своей постройки, и не могу достаточно объективироваться, чтобы дать отчет другому. Ах, если бы вы были здесь! Может быть, я одностороння, но мне много дает помощи художественной нынешняя весна в Париже, которая так и кишела выставками. <...>

Написала много, а толку мало. Скажу о своих планах. Останусь здесь еще месяц, надо написать кое-что. Потом в Москву. Сначала хорошенько увидимся, потом, вероятно, в Морево, там готовится хорошая атмосфера для работы. Приезд Веры³⁵ там благотворствует моей производительности, но существует колебание. Если вы в Бехово³⁶, то Бехово или Морево? Я бы мечтала так: всю первую часть лета наезжать к вам в Москву. Жить в Мореве, отправиться писать во Введенское³⁷ (какие чудеса я бы там сделала), потом в Бехово.

До свидания. Ваша Маша.

ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 9697. Л. 1-2; 4-4 об.

 

М.В. Якунчикова — Е.Д. Поленовой
2 июля / 20 июня [1895. Париж]

Дорогая Елена Дмитриевна!

Вернулась из Лондона и нахожу целую кипу писем от вас, не знаю, уж на что прежде вам отвечать. Начнем издалека. Я не ожидала, что так сильно почувствую ваш отъезд. Такой громадный vide³⁸ оказался, что я просто изумилась. Вскоре я уехала в Лондон. Ну что мне вам о нем рассказать? Он меня покорил совершенно, но не сразу. Первое впечатление было странное. Я в первый раз попала туда из весеннего Парижа. Контраст смутил. К французс[кому] поголовному изяществу привыкли и только сознаем его, когда видим другую не поддающуюся легко культуре грубую сильную расу. С первого взгляда это коробит. Воспоминание морской болезни и утомительного путешествия — плохие помощни[ки] в восприятии хороших сторон шумных жарких пыльных черных улиц, несуразной разнообразной контрастной толпы. Но живя, вдумываясь, вглядываясь, проникаешь[ся]³⁹ симпатией к сочному живому сильному оригинальному народу. Ничего для внешности, для фразы (кроме протяжно-скучного приличья, но это не мешает), простота страшная во всем. Все отвечает непосредственной цели. Дома для жилья не требуют фальшивых украшений, нет там ни напутанных железных решеток в окнах, отлитых псевдоренессансовых empir’истых рококовских фруктов[ых] гирлянд из штукатурки и камня, ets... просто гладко, а если украшено, то с творчеством живым, сочным, настоящим. Во всех окнах со стороны улицы вот эти горшки с цветами⁴⁰, которые я в большом количестве привезла с собой для вдохновения.

Ну да описывать трудно.

Музеи обворожительные, можно черпать такую безграничную массу, что просто захлебнешься <...>

Ваша Маша.

ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 9700. Л. 1-2 об.

 

М.В. Якунчикова-Вебер — Е.Д. Поленовой
18 июня 1898. Франция
Hôtel des Montées
Par Chamonix
(Haute Savoie)

Ах, Алэна, Алэна⁴¹, как много интересного хочется написать вам, но письмо ваше так как-то беспокойно всколебало поверхность моей воды (как можно больше воды и т.д.), что сама не знаю, с чего начать. Да в сущности и интересного для вас ничего нет, только для меня. Как только решила не ехать в Россию (это оказалось невозможным, я насилу-то сюда благополучно доехала), хотела вам сообщить, но проза сборов взяла воду от писем.

Здесь я очутилась неожиданно в райском одиночестве, во мху, чернике, землянике, елках, густой траве осеннего запаха России, с отсутствием всяких чуждых ассоциаций французской природы и со всей необорванной нитью этой зимы. Вы, вероятно, сами не знаете, насколько ваше пребывание в Париже подвинуло меня к окончательному равновесию. Моя голова совершенно вылечилась (как бы поскорей вылечилась и ваша, для этого тоже еще такую зиму!)

Я здесь очутилась, как больной после серных ванн у моря, доканчиваю лечение. Не знаю отчего, но мне кажется, первый раз в жизни я начинаю в сознании прямо словами понимать, как нужно делать, чтобы подвигаться по жизненному пути и по пути искусства, не слишком сворачивая в тупики. (Кстати, помните Выползов переулок⁴²?) Странную активность испытываю, мне полюбились «слова» как подспорье своей эволюции, читаю с забытым давно интересом. Вижу, что слова не такой враг живописи, если есть свободный угол, куда их вклеить.

Очень хорошо, что здоровье не позволяет целый день тут ипотировать⁴³ с художеством, что ничего не обязана делать для знакомых (нужно бы теперь заменить это выражение), и потому то малое, что делаю, делаю со смаком. Жалею только, что игрушки без вас и без России не так интересно сделать, и потому пока отлож[ены] в очереди: книжка, переплет и еще все, что полезет. Как я счастлива, как я ликую за то, что Дягилев вас размягчил⁴⁴, а то меня мучает, как же я 7 вещей от вас (или 5?) ему обещала, а сама не буду в России. Я не знаю отчего, но чувствую, что ваш приезд в Париж сбудется <...>

Ваша Маша.

ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 9707. Л. 1-3 об.

 

Е.Д. Поленова — М.В. Якунчиковой-Вебер
 [Лето 1898. Москва]

Как я обрадовалась вчера вашему письму, милая, чудная Маша, я и сама не ожидала, что до такой степени. Я Вам завидую, что Вы теперь делаете со смаком то, что хочется. Я напротив, после Парижского отъезда работаю ту работу, относительно которой связала себя словом. Впрочем, я ее делаю с удовольствием и без утомления. Я говорю о комнате Марии Федоровны⁴⁵. В минуту отдыха, так сказать во время антрактов, заставляю Аннушку (прачку) сказывать сказки и упиваюсь. Сколько соку, сколько вдохновенья в России и насколько ее видишь колоритней и интенсивней после долгого отсутствия — прелесть как это хорошо. <...>

ОР ГТГ. Ф. 205. Ед. хр. Л. 1-2 об.

 

М.В. Якунчикова — Е.Д. Поленовой
[1890-е]

Елена Дмитриевна, голубчик, как страшно захотелось к вам!! Пожить с вами это время. Серьезно подумывала, как это сделать, но невозможно.

Близко и глубоко чувствую вас и робко надеюсь получить когда-нибудь словечко.
Прощайте, увидимся ли скоро?
Всей душой ваша Маша.

ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 9704. Л. 1.

Подготовка писем к печати, комментарии Н.В. Ильиной, Е.А. Теркель

 

1. Поленова Елена Дмитриевна (1850—1898) — художница, сестра Василия Дмитриевича Поленова.
2. Якунчикова Мария Васильевна (1870—1902), в замужестве Вебер, — художница.
3. Письмо Е.Д. Поленовой Н.В. Поленовой от 14 июля 1898 года. ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 7309. Л. 2.
4. Письмо М.В. Якунчиковой-Вебер Е.Д. Поленовой. [1896 год]. ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 9704. Л. 1.
5. Стасов В.В. Елена Дмитриевна Поленова: Биографический очерк // Искусство и художественная промышленность. 1899. № 13. С. 47.
6. Борок Н. (Поленова Н.В.). М.В. Якунчикова // Мир искусства. 1904. № 3. С. 105.
7. Сахарова Е.В. Василий Дмитриевич Поленов. Елена Дмитриевна Поленова. Хроника семьи художников. М., 1954.
8. Киселев М.Ф. Мария Васильевна Якунчикова. М., 1979.
9. Борок Н. Указ. соч. С. 107.
10. Стасов В.В. Указ. соч. С. 21.
11. ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 9697. Л. 1.
12. Борок Н. Указ. соч. С. 110.
13. Письмо Е.Д. Поленовой Н.В. Поленовой от 28 июня 1893 года. ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 7231. Л. 1.
14. Письмо М.В. Якунчиковой Н.В. Поленовой. [1889 год]. ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 12215. Л. 26.
15. Письмо М.В. Якунчиковой Е.Д. Поленовой от 2 июля [1895 год]. ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 9700. Л. 2.
16. Письмо Е.Д. Поленовой Н.В. Поленовой от 1 июня 1895 года. ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 7254. Л. 3.
17. Письмо М.В. Якунчиковой-Вебер Е.Д. Поленовой от 18 июня 1898 года. ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 9707. Л. 1.
18. Письмо Е.Д. Поленовой Н.В. Поленовой [1896 год]. ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 7315. Л. 1 об. - 2.
19. Имеется в виду подготовка С.П.Дягилевым выхода журнала «Мир искусства». 22 мая 1898 г. Е.Д. Поленова писала В.В. Стасову: «Мое сотрудничество, тоже в Париже, я обещала Дягилеву, с которым там познакомилась. Самого Дягилева я мало видела и мало знаю, но его художественные вкусы, направление его журнала и характер его выставок мне симпатичны».
20. Письмо М.В. Якунчиковой-Вебер Е.Д. Поленовой от 18 июня 1898 года. ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 9707. Л. 2 об.
21. С. Д[ягилев]. М.В. Якунчикова // Мир искусства. 1902. № 12. С. 363.
22. Александр Бенуа. Письма со всемирной выставки // Мир искусства. 1900. № 17-18. С. 109.
23. Борок Н. Указ. соч. С. 121.
24. Сахарова Е.В. Указ. соч. С. 583.
25. Надо ждать, и потом всегда кончается созданием своей среды (фр.).
26. Письмо М.В. Якунчиковой Е.Д. Поленовой от 4 декабря 1894 года. ОР ГТГ. Ф. 54. Ед. хр. 9698. Л. 5.
27. Киселев М.Ф. Круг Поленова. Творчество М.В. Якунчиковой // Василий Дмитриевич Поленов и русская художественная культура второй половины XIX — первой четверти ХХ века: Сборник материалов. М., СПб., 2001. С. 99.
28. У М.В. Якунчиковой был обнаружен туберкулез легких, и врачи рекомендовали ей продолжить лечение на юге Франции. В марте 1889 года она уезжает в Биарриц.
29. Как правило, в переписке художницы обращались к друг к другу на «вы» со строчной буквы.
30. Иванов Сергей Васильевич (1864—1910) — исторический и жанровый живописец, ученик В.Д. Поленова. В 1889 году на XVII-й передвижной выставке экспонировалась его картина «В дороге. Смерть переселенца».
31. От французского «bouleverser» — перевернуть вверх дном; сильно волновать, потрясать.
32. «Что я буду делать»? (англ.)
33. Морево — подмосковное имение родителей М.В. Якунчиковой-Вебер: В.И. и З.Н .Якунчиковых.
34. Вероятно, речь идет о копировании одной из работ Е.Д. Поленовой. Летом 1893 г. Якунчикова работала вместе с Е.Д. Поленовой в России.
35. Имеется в виду Вера Васильевна Якунчикова (1871—1923), в замужестве Вульф, сестра М.В. Якунчиковой.
36. Бехово — усадьба В.Д. Поленова на Оке, недалеко от Тарусы.
37. Введенское — подмосковная усадьба, где прошло детство М.В. Якунчиковой, до 1884 года Введенское принадлежало ее отцу — В.И. Якунчикову, затем было продано С.Д. Шереметеву.
38. Пустота (фр.).
39. Далее зачеркнуто одно слово.
40. В тексте письма — цветной рисунок.
41. В тексте «Алена, Алена» исправлено на «Алэна, Алэна»; в одном из писем Е.Д. Поленова подписалась Алэн Вандэн — возможно, шуточная подпись связана с именем Вандэна, оперного певца (бас), который в 1880-е годы выступал в Частной русской опере С.И. Мамонтова.
42. Выползов переулок находится в центре Москвы, в районе Самотёки.
43. Возможно, имеется в виду эпатировать, от фр. épater.
44. Имеется в виду подготовка С.П. Дягилевым первого номера журнала «Мир искусства».
45. Имеется в виду заказ М.Ф. Якунчиковой (жены брата М.В. Якунчиковой) на оформление интерьера столовой в подмосковной усадьбе Якунчиковых на реке Наре.

Вернуться назад