В течение второй половины нынешнего года в здании Третьяковской галереи на Крымском Валу прошел ряд персональных выставок современных авторов, объединенных идеей поколения 1960-1970-х годов. Среди них - Мария Эльконина, Андрей Гросицкий, Ольга Булгакова и Александр Ситников из Москвы, Герман Егошин и Завен Аршакуни из Санкт-Петербурга. Каждый из этих художников в свое время ярко заявил о себе, каждого из них можно назвать лицом поколения. Но вместе с тем каждый из них - это отдельное явление в отечественном искусстве. Все они принадлежат к тому направлению, которое считается левым - либо к левому МОСХу и ЛОСХу, либо к авангарду второй волны ХХ века.
ОБРАТНЫЙ ОТСЧЕТ
Глядя на сегодняшние работы московского живописца Ольги Булгаковой, неискушенному зрителю трудно представить произведения, с которых она начинала свой творческий путь. Если взять за основу обратный отсчет, то станет очевидным, насколько последовательной, логично оправданной была эволюция ее мироощущения, восприятия и понимания сущности бытия.
Полотна, написанные Булгаковой в 2007 году, обращены в далекое прошлое человечества, к его истокам. Доархаические и архаические сюжеты для художника явились особой формой образного осмысления собственного отношения к духовным ценностям и, конечно же, открытия новых изобразительных возможностей решения этой задачи. Такие произведения, как «Адам», «Ева», «Возвращение блудного сына», воспринимаются не только в контексте библейской мифологии, адаптированной автором в соответствии с современным миропониманием, но и в чисто эстетическом и художественном аспектах. Праотец и праматерь человеческого рода, вкусившие с древа познания добра и зла запретный плод, были изгнаны из Эдема, что стало божественным предостережением, символом грехопадения. Вот почему Адам и Ева издревле волнуют воображение, являются непременными мифологическими фигурами, на протяжении веков появляющимися, словно по неписанным канонам, в искусстве разных эпох и народов. Они как бы обозначили границу между Добром и Злом. Дистанцию от греха до покаяния каждый определяет для себя сам.
Неслучайно вслед за «Адамом» и «Евой» Ольга Булгакова создает сразу несколько вариантов «Возвращения блудного сына», стремясь найти наиболее чувственную, драматургическую стилистику живописно-пластического воплощения извечной темы. Художница идет к этому преимущественно интуитивным путем внутреннего сопереживания, благодаря чему ее работы обладают мощной духовной энергетикой и магнетизмом. Она на свой лад, соответственно собственным нравственным принципам и убеждениям, философски трактует сюжеты, почерпнутые из Ветхого Завета, находит оригинальную систему их изобразительной трансформации через семантику формы и цвета, в которой видит возможность их идентификации с этимологией слова. Булгакова то меняет традиционные форматы картинной плоскости, создавая много ступенчатый абрис пространства, то возвращается вновь к классическому прямоугольнику. Краски на холсте обретают необъяснимую материальную сущность в сложных нюансах переходов глубокого красного, киновари, охры к бесконечным оттенкам насыщенного черного. Она пишет мастихином, придающим необходимую динамику поверхности картин, создающим иллюзию звучания фактуры цвета.
Появлению последних произведений Ольги Булгаковой предшествовала работа над серией полотен «Матриархат», которая свидетельствует о целеустремленности и последовательности развития и совершенствования образно-пластической драматургии в ее творчестве. Каждая картина из этой серии имеет самостоятельное значение и обладает собственным эмоциональным, психологическим и содержательным смыслом. Вместе с тем один холст как бы расширяет представление о другом; изменение ракурсов женских фигур, цветовой интенсивности живописного пространства передает множественность различных чувственных состояний собирательного сложносочиненного образа, но не конкретного исторического периода развития общества, а символа начала начал, гинекократии, лежащей в основе продолжения рода человеческого. Обобщенность пластических форм, амплитуда подвижных красок, напряжение цвета придают одиноким господствующим женским фигурам, едва умещающимся в пространстве картин, удивительную монументальность по форме и содержанию. Они одновременно архаичны и современны, метафоричны и конкретны, осязаемы по пластическому объему и массе, даже скульптурны.
До «Матриархата» в 2006 году Ольгой Булгаковой разрабатывалась, пожалуй, самая многочисленная по количеству полотен серия «Имена», имеющая принципиальное значение для обращения к библейским образам, к заповедям Ветхого Завета, переосмысления прошлого и настоящего, ухода от умозрительного и идеалистического восприятия реалий нашей жизни.
Именно в этой серии наиболее остро проявилось желание художника разработать свою систему семантики цвета, которая, по внутреннему ощущению автора, могла бы быть тождественна этимологии слова, семиотике. Имена праотцев и пророков, взятые Булгаковой за основу ее живописных экспериментов, сами по себе отражают иерархическое соотношение между вечным и сущим. Любое имя, которым наречен тот или иной человек, в определенном смысле судьбоносно, имеет знаковый характер.
Для Ольги Булгаковой имя становится носителем сущности личности, наделенной им от Бога, оно воплощает в себе некий вселенский смысл. Быть может, поэтому художница, изображая лицо, как правило, вписывает его в яйцевидный овал или круг, являющиеся символами жизни, начала начал. В полотнах мастера лица подобны маятникам бесконечного времени, времени ирреального. И здесь, благодаря мастихину, Булгакова достигает ощущения внутреннего движения цвета и фактуры. Лица-имена то рельефно проступают на поверхности холста, то превращаются в сгустки кинетической энергии. Впервые в ее творчестве появляется монументальная масштабность, особая патетическая глубина, символическая знаковость изображения.
Этому новому периоду творчества мастера должны были предшествовать абсолютный отказ от фигуративизма, раскрепощение, которые привели к необходимости обращения к опыту абстракционизма и супрематизма, к наследию классического авангарда, к искусству Казимира Малевича, Пита Мондриана, Марка Ротко. Повторение пройденного, трансформация традиций нефигуративной живописи в конце девяностых годов уже прошлого века стали для Ольги Булгаковой серьезным этапом, рубежом перехода к новому качеству художественного мышления. А до этого был процесс длительного накопления, происходившего постепенно - от ранних, овеянных романтизмом «игровой», «карнавальной» культуры, метафорических произведений, к работам, стилистика которых скорее напоминала о метафизической системе живописно-пластических решений.
В середине 1990-х годов, обобщая предыдущую практику работы над сюжетно-тематическими картинами, отмеченными интеллигентностью, творческим воображением, эрудицией и высоким профессионализмом, Булгакова все более увлечена формальной эстетикой чистого искусства, фактически лишенного социально-исторического подтекста. Ее полотнам того времени присущи метафизическая отстраненность и таинственность, лирическая загадочность. Она изображает женщин в кринолинах, с веерами, игральными картами; они подобны видениям, манящим и завораживающим зрителя. Утонченность колористических комбинаций, фронтальная статичность вымышленных персонажей привносят в работы живописца идиллические интонации ностальгического свойства, вызывающие в нашем сознании череду неоднозначных ассоциаций.
Всему вышеперечисленному предшествовал наиболее продолжительный по времени период, связанный с началом творческой биографии, становлением и развитием яркой, самоценной в своей индивидуальности личности Ольги Булгаковой. На одной из самых ранних работ - двойном портрете - автор изобразила себя и своего супруга Александра Ситникова, замечательного московского художника. В картине, названной «Молодые художники», искренне и глубоко передано чувство романтической увлеченности, присущей юности, веры в безоблачное будущее и свою путеводную звезду, которой для них стало искусство. В работе есть ощущение пространства, света и воздуха, любовь к деталям. «Молодые художники» сегодня воспринимаются как образ верности и мечты, вызывают и определенные литературные реминисценции во многом благодаря поэтической окраске сюжетной фабулы.
Однако идиллические, лирические ноты вскоре сменяет образная драматургия иного рода. Семидесятые годы XX столетия отмечены в отечественной культуре сложными коллизиями и противоречиями. Юношеский идеализм сталкивается с реалиями повседневной жизни, с политическими манипуляциями, идеологическими ограничениями. Молодое поколение вынуждено обратиться к эзопову языку, к языку иносказаний и метафор. Это прочно укореняется в сознании отдельной личности и общества, но по-настоящему одаренный человек раскрывается в любых условиях, несмотря ни на что.
Талант Ольги Булгаковой - явление особое, ее нельзя сравнивать ни с кем, хотя в искусстве этого мастера мы видим те черты и качества, которые были характерны для многих достойных представителей творческой молодежи тех лет. Произведения Булгаковой отличает удивительное чувство нравственной причастности к историческим судьбам нашей культуры, людям, являвшимся носителями ее непреходящей духовности, к продолжателям великих традиций, своим современникам. Отсюда и особая пронзительность образной драматургии полотен мастера. Ее работы 1970-х годов носят подчеркнуто театрализованный характер. Конкретное сценическое действо, увиденное, например, на подмостках любимого «Современника», ее кисть превращает в аллегорическую картину времени. Она создает и полотна на отвлеченные темы, в которых возникают вымышленные, полуфантастические персонажи, лишенные внешних атрибутов наших будней, такие как в работах «Представление», «Фокусник и клоун», «Застолье при луне». В них появляется та самая иносказательность, метафоричность, которые выделяют, выводят Ольгу Булгакову из общего, сводного хора, определившего на долгие годы самостоятельную, новую тенденцию в отечественном искусстве. Одновременно она пишет картины-посвящения Н.В. Гоголю и А.С. Пушкину. Ее воображение рисует собирательные драматические образы гениев русской литературы. В них нет бытовизма, иллюстративной описательности, поскольку она на редкость избирательна в создании содержательной, многоассоциативной фабулы художественного воплощения своего замысла, что свидетельствует и о деликатном, нравственном чувстве историзма. По цвету и пластике, по композиции и эмоциональному содержанию эти произведения буквально заставляют зрителя внутренне ощутить трагическую парадоксальность судьбы гения, чье творчество является вневременным и общечеловеческим достоянием, живущим уже обособленной от своего создателя самоценной жизнью.
Последние экспрессионистические произведения, в том числе и только начатый цикл «Ангелы», свидетельствуют об обретении живописцем нового образно-пластического стиля, перехода от языка аллегорий и метафор к искусству притч и заповедей, к современной художественной трактовке извечных истин на ином чувственном и интеллектуальном уровне.
Холст, масло. 116×100
Холст, масло. 150×100
Холст, масло. 200×100
Холст, масло. 210×250