Загадки великого голландца. К 400-летию со дня рождения Рембрандта
«Рембрандт, его предшественники и последователи»
в ГМИИ им. А.С. Пушкина
На протяжении более трех веков художественное наследие гениального мастера не перестает восхищать зрителей необычайно проницательным и по-философски мудрым восприятием личности человека и окружающего его мира. В последующие эпохи было достаточно разное, основанное на багаже собственной духовной культуры и несхожее с предшественниками понимание образно-пластического содержания рембрандтовских творений. В этом смысле не подлежит сомнению тот факт, что каждое новое поколение нуждается в «своем» Рембрандте и словно заново открывает его для себя. В нашей стране, в Москве и Санкт-Петербурге (Ленинграде), в 1936, 1956 и 1969 годах проводились выставки, приуроченные к юбилейным датам великого голландца. Однако с момента осуществления последней из них прошло почти сорок лет. За это время интенсивная публикация результатов исследований ученых достигла столь впечатляющих результатов, что возникла вполне очевидная необходимость посмотреть новым свежим взглядом на бессмертные произведения мастера и его учеников, хранящиеся в музейных собраниях разных стран, и более объективно определить их место в истории мировой художественной культуры.
Главная идея выставки заключается в показе на примере отдельных выдающихся живописных и графических работ не только художественного своеобразия и эволюции творчества гениального мастера, но и сути его профессиональных контактов с предшественниками, старшими современниками, многочисленными учениками и последователями. Ее основу составляют картины, всего более трех десятков, принадлежащие собранию ГМИИ. Среди них - произведения самого Рембрандта, а также работы Питера Ластмана, Николауса Кнюпфера, Якоба Баккера, Филипса Конинка, Яна Ливенса, Карела Фабрициуса, Гербрандта ван ден Экхаута, Фердинанда Бола и Эберхарда Кейля. Созданные в разные периоды и в разных жанрах, они показывают органичное взаимодействие творчества великого голландца и его современников. В состав экспозиции также включены пять шедевров кисти Рембрандта из собрания Метрополитен-музея в Нью-Йорке (США), автопортрет из Музея Гране в Экс-ан-Провансе (Франция), произведения мастеров школы Рембрандта из коллекции Государственного Эрмитажа в Санкт-Петербурге, а также восемь редко публиковавшихся и оттого мало известных массовому зрителю картин, принадлежащих региональным музеям России (Рязань, Нижний Новгород, Воронеж и Серпухов). Органичным дополнением к живописи также являются представленные на выставке рисунки и офорты Рембрандта и его школы из собрания ГМИИ.
Выставка в залах ГМИИ предоставляет возможность для наглядного уяснения достижений и границ возможностей современного знаточества в контексте качественной эволюции науки об искусстве, совершенствования методологии стилистической критики и технико-технологических исследований. Ведь многие прославленные произведения, которые в свое время были приобретены коллекционерами как оригинальные творения мастера, современное рембрандтоведение справедливо считает образцами творчества его учеников и последователей. При этом меняется не столько представление о памятнике, образно-художественное содержание которого объективно остается неизменным, сколько о масштабе дарования и круге интересов его подлинного создателя. Подробный анализ стиля и элементов живописного и графического языка у современных специалистов слагается из совокупности отдельно взятых и по своей природе субъективных категорий: специфика построения человеческой фигуры и пространства, передача движения, фактура и направленность мазка, чувство цвета и, наконец, неповторимый у каждого мастера художественный почерк. Будучи рассмотренными вместе, наряду с доскональной проверкой происхождения памятника, технико-технологическими особенностями досок, холстов, грунтов и красок, они в известном смысле позволяют сделать объективные выводы. Причем не все работы, ранее приписывавшиеся Рембрандту, обретают имена его конкретных учеников и последователей. Некоторые образуют отдельные анонимные группы, последующее изучение которых способно принести позитивные результаты. С одной стороны, идет процесс освобождения живописного и графического корпуса Рембрандта от работ, по тем или иным причинам представляющихся сомнительными. С другой - сейчас, как никогда прежде, расширились и углубились знания о мастерах рембрандтовской школы.
Рембрандт был одинаково гениален как живописец, офортист и рисовальщик. И его новаторский вклад в историю развития изобразительного искусства Голландии и всей Западной Европы трудно переоценить. Однако живопись, безусловно, была наиболее существенной и трудоемкой формой его творческой активности. Великий мастер проявил себя здесь не только как виртуоз, с одинаковым совершенством владевший различными техническими приемами и с их помощью умевший в разных жанрах воплощать тонкие нюансы жизненных наблюдений или сложные композиционные замыслы. Он также был новатором в понимании эстетической и функциональной самоценности фактуры живописного произведения и реформатором системы обучения молодых художников, решительно вторгаясь в незыблемые гильдейские традиции. Но блестящие достижения Рембрандта возникли не на пустом месте. Мастер, для которого творчество было каждодневной жизненной и духовной потребностью, органично усвоил и творчески переосмыслил опыт нескольких поколений нидерландских, немецких и итальянских художников. Непосредственным связующим звеном между молодым Рембрандтом и европейской художественной традицией были его учителя и их единомышленники, которых в науке об искусстве принято называть прерембрандтистами. В то же время он, как никто другой среди коллег, оказал огромное влияние на искусство Голландии своей эпохи, в первую очередь на многочисленных учеников и последователей, работавших здесь и в соседних странах.
Перед исследователем, изучающим художественное наследие Рембрандта, в неразрывной связи стоят по меньшей мере три важные проблемы: своеобразие творчества Рембрандта в контексте его стилистической и хронологической эволюции (равно как и критерии определения границ его oeuvre'd; отношение к достижениям предшественников и старших современников и Рембрандт-учитель (специфика художественно-педагогической системы Рембрандта и вытекающая из нее проблема подражания его манере в работах учеников и последователей). От того, каким образом будет дан анализ названных аспектов, в конечном счете зависит оценка места и роли мастера в истории не только нидерландского, но и всего западноевропейского искусства. Интенсивные штудии, проделанные специалистами за последние два десятилетия, позволили по-новому взглянуть на многие понятия и суждения, казавшиеся единственно верными и потому непререкаемыми. Тенденция такова, что гораздо чаще из художественного наследия Рембрандта произведения изымаются, нежели удается обнаружить новые. Среди последних, как правило, оказываются ранние и оттого нетипичные работы.
В этом смысле очень показательна история изучения двух картин Рембрандта, представленных на выставке. Принадлежащая ГМИИ композиция «Изгнание торгующих из храма» исполнена в 1626 году, когда Рембрандту было всего 20 лет. Примечательно, что, несмотря на наличие авторской монограммы и даты, раскрытых в 1930-1931 годах в процессе реставрации, долгие годы эта картина, в начале XX столетия входившая в состав собрания известного московского коллекционера Г.А. Брокара и его зятя П.К. Жиро, мало кем из исследователей воспринималась собственноручным произведением Рембрандта, а такой авторитетный искусствовед, как академик И.Э. Грабарь, даже считал ее искусной подделкой. В современной науке авторство голландского художника ни у кого не вызывает сомнений, и практически каждое из многочисленных изданий о творчестве молодого Рембрандта не обходится без упоминания картины «Изгнание торгующих из храма».
Между тем маленький и к тому же незавершенный «Автопортрет в берете» (Музей Гране) совсем недавно оказался возвращенным в художественный корпус Рембрандта. Неслучайно, энергичное brio в манере наложения открытых фактурных мазков, фиксирующих очертания контрастно освещенных деталей лица, одежды и одновременно передающих их пластическую структуру и цвет и в свое время так восхищавших знатоков прошлого, показалось послевоенным ученым чрезмерно «неопределенным», не соответствующим качественным стандартам аутентичных произведений Рембрандта. Некоторые специалисты в данной работе пытались видеть даже позднюю имитацию. Однако предпринятая в последнее десятилетие расчистка поздних записей и комплексное исследование технико-технологических и стилистических особенностей исполнения данного автопортрета позволили ученым, входящим в «команду» международного «Исследовательского проекта - Рембрандт» (Rembrandt Research Project), прийти к обоснованному заключению, что живописный почерк несомненно рембрандтовский, а дубовая доска, использованные красочные пигменты и наполнители грунта объективно соответствуют времени написания - около 1659 года.
Новейшие атрибуции работ, прежде считавшихся вдохновенными откровениями мастера, его ученикам и последователям, свидетельствуют о том, что Рембрандт был также и выдающимся педагогом. Он сумел воспитать целую плеяду талантливых мастеров, составлявших его окружение и создававших картины и рисунки, высочайшее художественное качество которых вводило в заблуждение исследователей. Показательной как с точки зрения объективной сложности атрибуционной проблематики, так и совершенствования качественного уровня методики современного знаточества является история изучения двух картин из собрания ГМИИ, которые принято связывать с именем Карела Фабрициуса, вне всякого сомнения самого талантливого и самобытного среди рембрандтовских учеников. Одна из них - мастерски исполненная работа «Гера, скрывающаяся у Океана и Тефии» - в разные годы с переменным успехом предположительно приписывалась Говерту Флинку и Саломону де Браю. Публикация появившейся около двадцати лет назад на антикварном рынке подписной картины Карела Фабрициуса «Меркурий и Аргус» (в дальнейшем она была приобретена Окружным музеем искусств в Лос-Анджелесе), исполненной вскоре после обучения у Рембрандта, позволила не только однозначно связать с именем этого мастера чрезвычайно близкую по типажу и манере исполнения картину «Меркурий и Аглавра» (Музей изящных искусств, Бостон), но и по-новому взглянуть на атрибуцию картины из ГМИИ. На монографической выставке творчества Карела Фабрициуса, состоявшейся в 2004-2005 годах в Гааге и Шверине, эти три работы экспонировались рядом, и практически ни у кого из специалистов не возникло сомнения в их стилистической однородности и принадлежности кисти раннего Карела Фабрициуса. Причем, если произведения из Лос-Анджелеса и Бостона принято датировать 1645-1647 годами - временем начала самостоятельной творческой деятельности Фабрициуса, то картину из ГМИИ Фритц Дюпарк, директор Музея Мауритсхейс в Гааге и организатор упомянутой выставки, справедливо относит к годам обучения молодого художника в рембрандтовской мастерской, ссылаясь на наибольшее сходство с работами Рембрандта и Говерта Флинка.
Напротив, другая картина - «Усекновение главы Иоанна Крестителя» - в первой половине XX века считалась в ГМИИ работой неизвестного мастера школы Рембрандта. Так было до тех пор, пока Б.Р. Виппер, беспрекословный авторитет в области рембрандтоведения в послевоенной Москве, создавая капитальный труд о голландской живописи XVII века, не приписал это полотно раннему Карелу Фабрициусу, ссылаясь на казавшееся ему убедительным некоторое сходство манеры исполнения с одноименной композицией из собрания Государственного музея в Амстердаме. Но такая атрибуция не была поддержана зарубежными учеными. Более того, авторство Карела Фабрициуса в картине из Амстердама, бывшей для Б.Р. Виппера эталоном, также было решительно отвергнуто новым поколением знатоков. В настоящее время работа из собрания ГМИИ снова осторожно определяется как «школа Рембрандта». И это - яркое свидетельство критического пересмотра сложившихся представлений о художественном наследии учеников и последователей мастера. Ведь более или менее обстоятельно изучен творческий облик самых известных среди них; от других авторов сохранились только отдельные достоверные оригиналы, но многих мы знаем только по именам в старинных источниках. Возможно, произведения последних продолжают скрываться под чужими именами и их идентификация - реальная задача для будущих исследователей. О перспективности и пользе такого рода изысканий свидетельствует, например, экспонируемая на выставке картина «Крёз и Солон» из Нижегородского государственного художественного музея, которую сейчас удалось приписать к редким, и оттого нетипичным, ранним работам Питера Верелста - художника, который после периода обучения стремительно отошел в своем творчестве от традиций Рембрандта и его школы.
Основу классической атрибуционной методики ХХ столетия определяли анализ особенностей формального языка, сопоставление с близкими рисунками и офортами, а также пристальный интерес к истории происхождения памятника. Важнейшим качеством знатока той поры было владение всем материалом, что при недостаточно полном уровне публикаций удавалось немногим, тогда как современные специалисты, располагающие несравнимо большими возможностями, в качестве практических форм исследований предпочитают подробные научные каталоги крупных собраний или статьи, касающиеся отдельных проблем рембрандтовского творчества. Наличие убедительного стилистического и типологического сходства дало возможность решительно отторгнуть от рембрандтовского наследия в пользу учеников немало первоклассных произведений, атрибуция которых еще совсем недавно представлялась достаточно достоверной. Старшее поколение ученых исходило из априорного убеждения о превосходстве гения, полагая, что исключительный по художественному качеству памятник мог быть создан только выдающимся мастером.
Однако это положение развенчали достаточно убедительные доводы современных исследователей, согласно которым многие выдающиеся картины, вроде «Старика в золотом шлеме» (Картинная галерея, Берлин) или «Польского всадника» (собрание Фрик, Нью-Йорк), которые прежде было принято считать одними из главных воплощений живописных особенностей рембрандтовского гения, на самом деле исполнены другой рукой. Иное дело, кто в действительности был их автором, обладавшим столь незаурядным творческим даром? Но увы, на этот вопрос современная наука пока не может дать сколько-нибудь однозначный ответ.
Дерево, масло. 30,7×24,3. Музей Гране, Экс-ан-Прованс
Холст, масло. 73×94. ГМИИ им. А.С. Пушкина
Дерево, масло. 53×92,5. Рязанский государственный областной художественный музей им. И.П. Пожалостина
Холст, масло. 98×76. Серпуховский историко-художественный музей
Холст, масло. 59 × 54. ГМИИ им. А.С. Пушкина
Холст, масло. 105×138. Нижегородский государственный художественный музей
Дерево (доска паркетирована), масло. 53,1×50,5. ГМИИ им. А.С. Пушкина
Дерево, масло. 43×32. ГМИИ им. А.С. Пушкина
Холст, масло 100×91,8. Метрополитен-музей, Нью-Йорк
Холст, масло. 160×133. ГМИИ им. А.С. Пушкина
Холст, масло. 77×67. ГМИИ им. А.С. Пушкина
Холст, масло 78,4×68,9. Метрополитен-музей, Нью-Йорк