Исторический сюрреализм

«Исторический сюрреализм» стал одним из самых заметных явлений художественной культуры минувшего столетия. В нем запечатлелась ярко выраженная тенденция к созданию новой мифологии; он изменил и расширил представления о возможностях и формах восприятия современного человека, оказал непосредственное влияние на эволюционные преобразования в искусстве, предвосхитил появление трансавангарда и новейших тенденций постмодернизма. Официальная хронология движения ограничивается 1924-1968 годами: от открытия «Бюро сюрреалистических исследований» и публикации «Манифеста сюрреализма» Андре Бретона до «Пражской весны» - так, во всяком случае, определяют эти временные границы Ален и Одетт Вирмо. В своем энциклопедическом исследовании «Мэтры мирового сюрреализма» они писали: «Сюрреализм, бесспорно, как ни одно другое течение, оставил глубочайший след в истории ХХ века. Его впитали в себя, порой невольно, несколько сменивших друг друга поколений, перешагнув рубеж мая 1968 г., на всей нашей планете». О чем свидетельствует и творчество отечественных мастеров живописи, скульптуры и графики, которые отнюдь не являются эпигонами, безусловными приверженцами сюрреализма или носителями его постулатов. Применительно ко многим из них вообще неправомерно говорить о каком-либо непосредственном влиянии концепций «чистого психического автоматизма», «параноико-критических доктрин» или другой, условной атрибутики, характерной для оценок этого движения. Конечно, мы находим определенные переклички с наследием Сальвадора Дали, Марселя Дюшана, Рене Магритта, Поля Дельво, Виктора Браунера, Мэна Рэя, Макса Эрнста, Хуана Миро в работах целого ряда российских художников послевоенного поколения, что отнюдь не означает их прямой связи с сюрреалистической традицией, а, напротив, свидетельствует о самостоятельной природе подобного феномена. Примером особого, отстраненного параллелизма, независимого от зрительских ассоциаций и искусствоведческих сравнений, являются отдельные произведения таких наших мастеров, как Александр Рукавишников, Сергей Шаров, Андрей Костин, Олег Сафронов, Игорь Макаревич, творчество каждого из них само по себе глубоко индивидуально и обособленно от общих, коллективных тенденций. Вместе с тем мы знаем многих интересных и самобытных авторов, продолжающих, утверждая свое амплуа, разрабатывать сюрреалистические идеи, следуя известным принципам и канонам, что отнюдь не умаляет достоинств их искусства. Это - Женя Шеф (Шеффер), ныне живущий в Берлине; Виктор Кротов, работающий в Москве и Париже; Сергей Чайкун, Сергей Потапов, Игорь Каменев, Михаил Горшунов, Алла Бедина, Макс Хаазе (1938-1998).

Александр РУКАВИШНИКОВ. Н.В. Гоголь. 1986
Мрамор. 158×140×160

Предрасположенность к фантасмагориям, мистериям, буффонаде, игровой основе творчества позволяет говорить об определенном сюрреалистическом видении мира Александром Ситниковым; опосредованное восприятие действительности в работах Валерия Врадия иными нитями связывает художника с этим явлением в искусстве, как, впрочем, и Владимира Лобанова, но в совершенно другом ракурсе.

В художественной культуре России можно найти немало гениальных примеров сюрреалистического образного мышления, прежде всего в литературе, в наследии Н.В. Гоголя, М.А. Булгакова, Даниила Хармса. Возможно, именно здесь следует искать истоки, корни интерпретационного плюрализма, явившегося одной из побудительных причин возникновения сюрреализма как исторического явления и на русской почве.

Алла БЕДИНА. Манекен «Франт» (верх). Манекен «Кабаре» (низ). 2003
Пластмасса, булавки, часы, гвозди и т.д.

В отличие от зарубежных авторов, культивирующих различные аспекты, темы и приемы «исторического сюрреализма», у российских преобладают иные эмоционально-смысловые доминанты и ассоциативные ряды. Брутальность, агрессия - непременные составляющие метафизической, оккультной образности - в творчестве западных представителей этого движения у наших мастеров фактически сведены на нет. В работах российских носителей сюрреалистического мышления преобладают иные подсознательные мотивации, ощущения и предчувствия. Их сакральная метапсихоза сопряжена с особой романтической чувствительностью, особым интуитивизмом. В творчестве отечественных последователей сюрреализма, конечно же, присутствуют драматические метаморфозы, которые, скорее, являются подтверждением жертвенности не во имя, а вопреки установкам на мутацию духовного сознания, на разрушительный пафос агрессивного сопротивления всему сущему. У нас больше сентиментализма и самобичевания и отрешенности, нежели инстинктивного подчинения всех и вся некой сверхзадаче.

Игровая культура, метафоричность и гротескность русского искусства привносят и в сюрреалистическую стратегию привкус несостоявшихся чувственных ожиданий и желаний, некую пассивную, потустороннюю созерцательность, хотя и не исключающих стихийного бесовства и куража.

Французский литературовед, семиотик, философ Ж. Деррида утверждал: «Буквального значения не существует, его «появление» есть необходимая функция - и ее следует анализировать как таковую в системе различий и метафор». Конечно, в большей степени эти слова относятся к исследованиям литературных текстов, и все же литературоведческая, лингвистическая, философская методология изучения материала в данном случае представляется приемлемой для понимания наследия сюрреалистического искусства, ключом толкования произведений, созданных его родоначальниками и последователями.

В этой связи уместно вспомнить слова Сальвадора Дали, столетие со дня рождения которого отмечалось в этом году. Великий мистификатор, миф и реальность искусства ХХ века, писал: «...когда Возрождение захотело подражать Бессмертной Греции, из этого получился Рафаэль. Энгр желал подражать Рафаэлю, из этого получился Энгр. Сезанн захотел подражать Пуссену - получился Сезанн. Дали захотел подражать Мейсонье. ИЗ ЭТОГО ПОЛУЧИЛСЯ ДАЛИ. Из тех, кто не хочет ничему подражать, ничего не выходит.

И я хочу, чтобы об этом знали. После Поп-арта и Оп-арта появится Арт помпье, но такое искусство умножится всем, что есть ценного, и всеми, даже самыми безумными, опытами этой грандиозной трагедии, называемой Современным искусством».

Сюрреализм как новое явление художественной культуры стал логическим продолжением дадаизма, поисков особого метаязыка, с помощью которого можно было бы найти объяснение или дать анализ другого языка - предметного. Одна из главных исторических заслуг сюрреализма состоит в том, что он объединил вокруг декларированных идей выдающихся поэтов и художников, кинематографистов и музыкантов, которые олицетворяют великую эпоху «бури и натиска». Это - Тристан Тцара и Антонен Арто, Филипп Супо и Андре Бретон, Андре Сури и Луис Бунюэль, Андре Массон и Альберто Джакометти, Ганс Арп и Эрик Сати, Ив Танги и Пабло Неруда, Франсис Пикабиа и Пабло Пикассо, Поль Элюар и Сюзе Такигуши, Сальвадор Дали и Рене Магритт, Макс Эрнст и Мэн Рэй, Вильфредо Лам и Пауль Клее, чьи имена воспринимаются как синонимы наиболее ярких светил на небосклоне искусства века минувшего, просиявших на горизонтах эгоистической глобализации собственного индивидуализма. К их числу мы относим и наших соотечественников, которые, возможно, по искусствоведческой классификации были далеки от сюрреалистических проповедей, таких, как Василий Кандинский, Марк Шагал, Павел Филонов. «Не рожденное внутренним, - писал Кандинский, - мертворожденно». Именно этот тезис подтверждает жизнеспособность сюрреализма как явления вневременного, поскольку весь «авангард» ни что иное как интеллектуальная игра без правил.