Искусство. Время и судьбы. Скульптор Екатерина Дмитриевна Никифорова-Кирпичникова (1879-1955)

Скульптор Екатерина Дмитриевна Никифорова (в замужестве Кирпичникова), ныне почти забытая, прожила трудную жизнь, хотя в ее судьбе ярко отразились все испытания, выпавшие на долю русской интеллигенции в первую половину ХХ века. Скромная девочка из провинциальной Калуги не оставила искрометного следа в искусстве, хотя на равных с блестящими мастерами принимала участие в многочисленных значимых выставках в России и за рубежом, входила в круг знакомств элиты мировой культуры. Трагически решенная линия судьбы не позволяет считать ее творчество выдающимся явлением в истории ни русского, ни советского искусства, хотя дает основание для вполне обоснованных предположений о существовавшей для нее возможности занять достойное место в ряду его важнейших представителей.

А.С. ГОЛУБКИНА. Портрет Е.Д. Никифоровой («Сирень»). 1909
Мрамор. © ГРМ

Она появилась на свет в семье мелкого чиновника, коллежского секретаря Дмитрия Федоровича Никифорова и его жены Елисаветы Ивановны. Окончив полный курс женской гимназии и получив звание домашней учительницы, в двадцать лет девушка решила всецело посвятить себя скульптуре, тем самым продемонстрировав особый склад характера.

К азам искусства ее приобщила, вероятно, Любовь Андреевна Губина (1870-1949), калужанка, студентка скульптурного отделения Московского училища живописи, ваяния и зодчества (МУЖВЗ), занимавшаяся репетиторством. Получив всю необходимую для поступления подготовку, Никифорова поехала в Москву, где начала новую жизнь - с 1901 года по 1908-й она обучалась в качестве вольнослушательницы художественного отделения МУЖВЗ. Впоследствии она вспоминала о своих студенческих годах: «Когда я училась в Училище живописи, то у нас считался преподавателем Трубецкой. Я говорю считался, так как он никому ничего не преподавал <...>. Мы учились на тех произведениях, которые стояли в мастерской у Трубецкого <. >. Я считаю, что из всех скульпторов, которых я видела, самым талантливым и самым замечательным был скульптор Трубецкой по ощущению его формы. Мы форму чувствуем глазами, чувствуем мозгом и, конечно, осязаем, но у Трубецкого он пальцами одновременно ощущал три измерения. Он не лепил, а выдавливал из глины портрет. <...> Это не натурализм. Он через форму физическую передавал внутреннее содержание изображаемого субъекта»[1]. Учителями Никифоровой в МУЖВЗ также стали такие мастера живописи, как Леонид Осипович Пастернак и Валентин Александрович Серов (в ее личном студенческом деле сохранилось прошение с просьбой допустить в класс для занятий живописью). О Серове Екатерина Дмитриевна говорила, что в его картинах всегда присутствует гармоничный синтез двух сплавленных воедино личностных характеристик модели: «Серов как раз подошел к этому синтезу - совершеннейшая форма и внутреннее содержание. <. > В его портретах люди сидят совершенно просто, как, например, портрет Орловой[2]. Меня он поражает. Сидит особа, нога на ноге, она совершенно покойна, и в то же время вы чувствуете тип этого человека»[3].

Пребывание Никифоровой в Москве, в гуще художественной жизни, общение с молодыми выпускниками МУЖВЗ, скульпторами Анной Семеновной Голубкиной и Сергеем Тимофеевичем Коненковым не могли не оказать влияния на формирование ее художественного почерка, близкого символизму. Яркая личность Никифоровой тоже не оставляла никого равнодушным. В 1902 году недавно вернувшаяся из Парижа Голубкина не устояла перед искушением пропеть гимн одухотворенной ликующей юности и вылепила портрет молодой студентки[4]. Скульптуру, считающуюся одним из главных голубкинских шедевров, называют еще «Сиренью»: «В этом девичьем лице со свисающими локонами и вытянутой шеей есть та прелесть, та строгая чистота, тот весенний аромат, сильный и скромный, который делает понятным имя “Сирень”, данное ей автором», - пишет Максимилиан Волошин[5]. Спустя несколько лет Голубкина вновь возвращается к полюбившемуся образу и в 1909 году (возможно, и в 1908-м) трижды переводит ранний портрет из тонированного гипса (1902, ГТГ) в мрамор (местонахождение первых двух мраморных вариантов неизвестно, последний вариант 1909 года - мрамор, ГРМ). При этом «Никифорова не была ученицей Голубкиной, нельзя даже утверждать, что Екатерина Дмитриевна была хорошо знакома с ней. Упоминаний о знакомстве с Никифоровой нет и в переписке Голубкиной, а также в воспоминаниях ее родных и друзей. Только в одном из сохранившихся писем Анна Семеновна сообщает об этом произведении, называя его “Девушка с косичками”»[6]. Изображение, сохранившее для нас портретные черты Кати Никифоровой, стало олицетворением девичьей внутренней чистоты и заняло достойное место не только среди многочисленных женских портретов, но и в галерее образов русской интеллигенции, воплощенных Голубкиной.

После окончания МУЖВЗ, уже с 1 октября 1909 года, Екатерина Дмитриевна была определена учительницей рисования и чистописания в Калужскую женскую учительскую семинарию. Она с большим энтузиазмом включилась в культурную жизнь родного города, став одним из организаторов выставок Калужского художественного кружка (1909-1917), где в разные годы демонстрировали свои произведения представители различных художественных объединений Москвы и Санкт-Петербурга - «Мира искусства», «Московского товарищества художников», «Нового общества», «Московского салона». Никифорова, создавая фактурные изображения, выступала на равных с признанными столичными мастерами.

Помимо выставок, Калужский художественный кружок проводил и просветительские мероприятия: лекции, спектакли, концерты, вечера с обсуждением современных тенденций в литературе и искусстве. В местной прессе сохранился отзыв на публичное выступление Екатерины Дмитриевны под названием «Художники и общество», где докладчица, «сделав краткий обзор истории живописи, перешла к современному состоянию ее, к картинам, собранным в музеях, этих, по ее выражению, кладбищах искусства...»[7]. Запальчиво критикуя известных авторитетов, она почти дословно цитировала слова своего кумира Михаила Александровича Врубеля, у которого, как известно, было развито враждебное чувство к музеям: «Надо, чтобы перестали перелистывать искусство прошлого, тогда нас признают. <...> Музей - это покойницкая»[8]. Так, на выставку 1912 года в Калуге Никифорова представила скульптурную группу «Восток», эта работа была вскоре переименована автором в «Кавказ» и по экспрессии напоминала врубелевские изображения Демона и Тамары (ныне в Калужском музее изобразительных искусств).

Мечтательная одухотворенность и нетерпеливая порывистость, подмеченная Голубкиной в Екатерине и переданная в образе «Сирени», претворилась в максималистскую одержимость Никифоровой творческими исканиями нового пластического языка скульптуры в 1910-х годах. В результате появился ряд вылепленных, «выдавленных» бюстов, имеющих большое чувственное наполнение: «Маска Цирцеи», «Лев и львица», «Революция» (ранее «Этюд») (все в Калужском музее изобразительных искусств), «Траурный марш Грига» (1913, местонахождение неизвестно). Молодой скульптор еще обращает внимание на отчетливое выражение характера персонажей, но в дальнейшем будет стремиться к выявлению их духовности, в будущем символистские черты в художественном почерке Никифоровой будут только развиваться.

После знакомства с прапорщиком 192-го запасного пехотного батальона Алексеем Васильевичем Кирпичниковым и скорого замужества в военный 1916 год Екатерина Дмитриевна оставила Калугу и Россию[9]. Подтверждено документально только пребывание четы Кирпичниковых в Париже и Лондоне, где Екатерина Дмитриевна открыла новую страницу в книге своей жизни. Новаторски используя древесину, она мастерски исполняет подобно живописным рельефные панно, выражая тончайшие вибрации души. Как известно, в июне 1921 года в галерее «La Боёйе» открылась важнейшая для русской колонии в Париже выставка возрожденного объединения «Мир искусства», в которой участвовала также Екатерина Дмитриевна. Наряду с произведениями Н. Рериха, Н. Гончаровой, М. Ларионова, С. Сорина, С. Судейкина и других блестящих представителей русского зарубежья[10] демонстрировались и ее работы: «Квази уна фантазия», «Аккорд», «Голова турка». Очень показательным оказалось название первого представленного ею рельефа из гипса, в переводе с итальянского означающего «нечто вроде фантазии»[11]. «Quasi una fantasia» («Сновиденье...») - название стихотворения Афанасия Фета, оно было написано поэтом в 1889 году, через десять лет после появления на свет Кати Никифоровой. Вот строки из него: «Сновиденье, / Пробужденье, / Тает мгла. / Как весною, / Надо мною / Высь светла. / Неизбежно, / Страстно, нежно / Уповать, / Без усилий / С плеском крылий / Залетать / В мир стремлений, / Преклонений / И молитв; / Радость чуя, / Не хочу я / Ваших битв».

Вскоре скульптор повторила рельеф «Квази уна фантазия» в дереве, внеся небольшие изменения; он получил название «К бесконечности» (до 1922; местонахождение неизвестно, фотография в архиве Музея Виктории и Альберта, Лондон). Эта работа - бесспорно удачная иллюстрация настроения Фета. Надо отметить, что почти все работы Никифоровой-Кирпичниковой зарубежного периода отличаются духовностью, индивидуализмом и необычным почерком, соединяющим в себе элементы нескольких стилей. Ее скульптура не имеет каких-либо признаков национальной традиции, скорее обнаруживает преломление в современной западной интерпретации и, возможно, близость поискам Осипа Цадкина. Его творчество в конце 1910-го - начале 1920-х годов приобретает ярко выраженный индивидуальный характер: «Кубизм в его чистом виде уже не устраивает мастера. Отталкиваясь от кубистических новаций, он их трансформирует, подчиняя своему видению мира и человека. О сути этой эволюции хорошо сказал Ж. Кассу, введя в оборот такой термин, как “бароккизм”. <...> Легко догадаться, что этот неологизм происходит от слова “барокко”, которое обозначает стиль, характеризуемый его создателями как причудливый, динамичный, антиклассический.

Однако “бароккизм” Цадкина - это не возвращение к прошлому. Это новое понимание формы, основанное на очень личном, глубоко поэтичном восприятии всего окружающего, прежде всего природы. <...> Мотив дерева органически входит в творчество Цадкина, и именно с ним связано появление термина “бароккизм”»[12]. Никифорова в своем понимании «бароккизма» в таких работах, как «Печаль» (до 1922, местонахождение неизвестно, фотография в архиве Музея Виктории и Альберта, Лондон), приходит к космополитическому пониманию формы и мелодичности, выражающей духовность. Ее скульптурные композиции можно рассматривать как монохромные живописные панно, где резец выполняет функцию кисти, и автор «живописует» со всей страстью неофита.

О творчестве и взглядах Екатерины Дмитриевны стало известно благодаря ее активному участию в европейских выставках и становлению авторитета в художественных кругах. Британский историк искусства и писатель Уильям Кинетон Паркс (1865-1938) в 1921 году опубликовал книгу «Sculpture of To- Day» (том I был посвящен скульптуре Америки, Великобритании, Японии, том II - скульптуре европейского континента, в том числе истории русской скульптуры и ее современному состоянию)[13]. Следующий труд, запланированный Парксом на основе собранного материала, предполагался узкой направленности, и в нем ученый рассматривал только произведения, высеченные из камня или вырезанные из дерева. В рамках задуманного им обзора в 1922-1926 годах скульпторам были разосланы анкеты со специально разработанными вопросами, с просьбой предоставить информацию об образовании, карьере, а также фотографии значимых на их взгляд работ. Откликнулось более 300 мастеров из 23 стран, часть которых дала краткие ответы, а другие - подробные и развернутые. Анкеты демонстрируют увлекательную панораму художественной жизни середины двадцатых годов ХХ столетия, а разные по качеству фотографии - не только произведения, но и интерьеры мастерских, и самих скульпторов в процессе работы.

Часть посланий Паркса была адресована Екатерине Дмитриевне. В ответном письме среди присланных Никифоровой снимков рельефов есть несколько портретных бюстов, один из которых, судя по названию, изображает М. Кирпичникова (до 1922; местонахождение неизвестно, фотография в архиве Музея Виктории и Альберта, Лондон). Со слов родственников известно, что такого человека среди близкого им круга не было. Явное сходство с сохранившейся фотографией говорит в пользу воплощения Екатериной Дмитриевной образа мужа, Алексея Васильевича, а появившаяся в английском тексте буква «m», скорее всего, опечатка (описка) или обозначает укороченное слово «мистер». Другой бюст, выполненный из дерева «Последний портрет миссис Харди» (до 1922; местонахождение неизвестно, фотография в архиве Музея Виктории и Альберта, Лондон), примечателен романтической утонченностью и одухотворенностью облика (в «Альбоме с фотографиями работ Е.Д. Кирпичниковой и ее же рисунками», хранящемся в ГТГ, портрет уже переименован автором в «Беатриче»).

По итогам исследований Паркса в 1931 году в издательстве «Chapman and Hall» вышло два тома под названием «The Art of Carved Sculpture»: первый был посвящен скульптуре Западной Европы, Америки и Японии, второй освещал пластические достижения мастеров Центральной и Северной Европы.

В третий том[14] для рассказа о скульптуре стран Восточной Европы в раздел России Парксом были отобраны в основном работы тех ваятелей, которые проявили себя на Западе и прислали заполненные анкеты с фотографиями работ: Александра Архипенко, Давида Гинзбурга, Хелен Грюнхофф, Леона Инденбаума, Моисея Когана, Оскара Мещанинова, Ханы Орловой, Серафима Судьбинина, Саши (Рудольфа Карла Александра) Шнейдера, Мориса Штерна, Осипа Цадкина. В этот круг мастеров, по разным причинам тогда находившихся за пределами родины, вошла и Никифорова.

Состав был разнородный и по уровню мастерства, и по последующей творческой судьбе каждого из героев. Говоря об авторах анкет русского раздела, исследователь Кати Корбетт указывает, что «все, кроме одного из двенадцати русских скульпторов, учились в Париже, как и большинство респондентов со всей Европы»[15]. Этим единственным скульптором, не получившим образование во Франции, но почерпнувшим многое из ее живительного источника вдохновения, являлась скорее всего Никифорова-Кирпичникова.

Как видим, выбор Паркса в конечном счете не знакомил читателей книги с искусством русской скульптуры, а показывал ее узкий эмигрантский срез. Видимо, понимая это, Екатерина Дмитриевна продолжила общение с английским писателем, предложив ему помощь, на что тот с благодарностью ответил 22 января 1922 года[16].

Второе из сохранившихся в архиве ГТГ писем Паркса А.В. Кирпичникову, посланное спустя несколько месяцев, свидетельствует об интенсивной переписке и установившейся духовной близости с семейной парой: «Дорогой мистер Кирпичников! Полученное от Вас этим утром письмо доставило мне счастье, более того, оно натолкнуло меня на мысль, что я должен кое-чем поделиться с Вами и мадам Кирпичниковой. Как и раньше, я прошу Вас принять в подарок книгу, написанную более чем двадцать лет назад, в то время, когда я был увлечен образовательным процессом, который занимал большую часть моего времени и, похоже, уничтожил мою душу. <...> Краткая информация о Вашей судьбе заинтересовала меня, и я не могу не думать о схожести Вашей жизни с жизнью Джозефа Конрада[17]. Я рад, что Вы поделились ею со мной, и надеюсь, что еще поделитесь [нрзб] однажды <...>. Другие новости в Вашем письме ужасны: печальный конец Закки[18], прискорбная бедность Коненкова! <...> Я с большим удовольствием ожидаю получения первой части Ваших заметок о русской скульптуре. <...>»[19]. Судя по письму, Екатерина Дмитриевна помогала Парксу с литературой, посещала необходимые ему мастерские, встречалась со скульпторами, была в самом центре парижской художественной среды. Десять предоставленных Парксу фотографий ее собственных скульптур, насыщенных многозначностью трактовок, демонстрируют всю меру обеспокоенности будущим (ныне в архиве Музея Виктории и Альберта, Лондон)[20].

После возвращения в Советскую Россию в начале 1924 года Е.Д. Никифорова-Кирпичникова переехала в Москву, на короткое время посетив Калугу. На 3-й выставке работ калужских художников (1925) она показала свои созданные за рубежом деревянные скульптуры: «Мука» («Бегут, бегут испуганные тучи.»), «По ту сторону», «Аккорд». Уезжая в Москву и открывая для себя, как она считала, новые жизненные горизонты, подарила эти работы и несколько старых, выполненных до отъезда в 1916 году, художественному отделу Калужского областного краеведческого музея (ныне Калужский музей изобразительных искусств)[21].

В Москве, хотя и не сразу освоившись в реалиях жизни при социализме, Е.Д. Никифорова-Кирпичникова продолжала участвовать в выставках как российских, так и за границей[22]. Но изменившееся время потребовало жертвенной новизны в творчестве. В каталогах второй половины 1920-х годов она представлена произведениями в жанрах анималистики и детского портрета, выполненными в излюбленной ею технике рельефа в дереве, и немногочисленной графикой. Однако уже через несколько лет Никифорова-Кирпичникова состоялась в объемной полнофигурной скульптуре реалистического направления, интенсивно работая по договорам на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке и в объединении «Всекохудожник». «Так, в 1933 г. в залах Государственного музея изобразительных искусств открылась выставка “15 лет РККА”, посвященная достижениям Рабоче-Крестьянской Красной Армии. <...> Произведения Никифоровой, вошедшие в экспозицию, были лишены героического пафоса. Не было в них и духа монументализма, часто использовавшегося в идеологической и пропагандистских целях. Екатерина Дмитриевна показала скульптурные композиции малых форм под названием “Танцовщица” и “Сильвия Чен”, выполненные в дереве и гипсе. Обе работы связаны с передачей красоты пластики женской фигуры, запечатленной в движении»[23].

Созданные по заказам официальных учреждений рельефы «Люди, идущие в Мавзолей Ленина» (1934, керамика) и «Восточный базар» (1934, пластилин) разительно отличаются от таких наполненных личностным чувством работ, как «Женский портрет» (1932, липа), «Обнаженная» (1932, гипс), «Портрет В.А. Чуркиной (Кирпичниковой)» (1935, гипс; местонахождение всех работ неизвестно, фотографии в альбоме, хранящемся в ГТГ).

15 февраля 1937 года Никифорова-Кирпичникова выступает на заседании Московского областного союза советских художников-скульпторов с речью о создании портрета юного А.С. Пушкина[24]. Как и ее калужский доклад ранних лет, это выступление демонстрирует прекрасное знание искусства и литературы, но, как обычно, по-максималистски полемически заострено: «Конечно, очень хорошо, что кроме тематики от нас требуют еще красоту, но с этой красотой мы иногда попадаем в неприятное положение. Например, часто смешивают красоту передачи художественного произведения с красивостью воспроизводимого. <...> Наши заказчики будут требовать от нас красивости, и мы должны с этим бороться, бороться с тем, чтобы не смешивали красоту произведения с красивостью изображаемого. Для того чтобы сделать прекрасную вещь, не нужно выбирать красивого человека. Нужно делать русских детей, а не выдуманных детей»[25].

Но все изменилось в один момент. 1 октября 1937 года по обвинению в участии в контрреволюционной белогвардейской террористической организации и проведении шпионской работы был арестован муж Екатерины Дмитриевны, через месяц осужден и в тот же день расстрелян. Вскоре, 27 ноября 1937 года, была взята под стражу она сама и как «социально опасный элемент» сослана в Павлодарскую область Казахской ССР на 5 лет[26]. Имея скудную возможность для самовыражения, она все-таки выполнила там несколько художественных работ в графике и пластике малых форм. После окончания срока ссылки из-за начавшейся Великой Отечественной войны скульптор не смогла сразу вернуться в Центральную Россию. Ее единственный брат, проживавший вместе с ней в Москве, к тому времени был тоже репрессирован и погиб в лагере, поэтому оставшуюся часть жизни с конца 1940-х годов она провела в семье у приютивших ее родственников мужа в маленьком городке Санчурск Кировской области. Не имевшая первоначально никакой работы, семидесятилетняя женщина с изломанной судьбой со временем получила небольшие заказы на оформление: «Вы спрашиваете меня о моих удобствах. Их нет. У меня нет “своей” комнаты. Я живу на сундуке. Работаю не дома, а в клубном помещении медиков, где выполняла заказ. Теперь все же я чувствую почву под ногами. Меня здесь хвалили по радио, и это подняло мой престиж. И мои родственники стали более считаться со мной»[27]. Не найдя возможности заниматься скульптурой, в вятской глубинке она состоялась как художник, выражающий приверженность идеологическим принципам социалистического реализма: «Теперь я живописец. Меня все же предпочли местным живописцам. Главным образом я владею рисунком, который получила у В.А. Серова. Пастернак меня все тянул на живопись, когда я была в Уч[илище] Ж[ивописи], В[аяния] и Зодчества, и уверял меня, что я больше живописец, чем скульптор. Не знаю, был ли он прав. Жизнь же заставила меня стать живописцем. В октябре у нас здесь будет выставка художественная, и я ставлю на нее две работы по скульптуре. Одна из дерева, а другая под бронзу. Оба барельефы. Вот Вам моя художественная жизнь...»[28]. Работая на заказ над портретами выдающихся русских врачей и историческими картинами на темы из их жизни, отдушину она находила в создании образов столь любимых ею музыкантов[29]. До своей реабилитации, а также полной реабилитации мужа и брата в 1957-1958 годах она не дожила.

Картина мира, созданная воображением Екатерины Дмитриевны Никифоровой-Кирпичниковой, отличалась от реалий окружающей ее действительности, но, резонируя с вызовами эпохи, позволила ей остаться в нашей памяти незаурядным человеком и творцом.

1. РГАЛИ. Ф. 2942. МОССХС. Оп. 1. Ед. хр. 110. Стенограмма заседания МОССХС, посвященного 100-летию со дня смерти А.С. Пушкина. Л. 22 об.
2. Имеется в виду «Портрет княгини О.К. Орловой» (1911; холст, масло; 237,5 * 160; ГРМ).
3. РГАЛИ. Ф. 2942. МОССХС. Оп. 1. Ед. хр. 110. Стенограмма заседания МОССХС, посвященного 100-летию со дня смерти А.С. Пушкина. Л. 22 об.
4. Видимо, благодаря знакомству Л.А. Губиной с А.С. Голубкиной во время учебы в МУЖВЗ Е.Д. Никифорова послужила моделью для указанной скульптуры.
5. Анциферов А.А. Екатерина Никифорова-Кирпичникова: в тени голубкинской «Сирени» // Третьяковские чтения, 2021: Материалы отчетной научной конференции. М., 2022. С. 186.
6. Анциферов А.А. Екатерина Никифорова-Кирпичникова: в тени голубкинской «Сирени» // Третьяковские чтения, 2021: Материалы отчетной научной конференции. М., 2022. С. 187.
7. Гей С. Художники и общество // Калужский курьер. 1915. №127. 10 ноября.
8. Яремич С.П. Михаил Александрович Врубель. Жизнь и творчество. М., 1911. С. 120.
9. О последующей жизни семейной пары свидетельствует племянник мужа, П.А. Кирпичников: «За участие в одной из первых студенческих сходок младший брат отца, Алексей, в 1903 году был исключен из Московского университета и отдан в солдаты. Алексей Васильевич, человек сугубо штатский, не мог с этим смириться и тайно перешел границу <...>, в Россию вернулся только во время Первой мировой войны, в 1915 году, после выхода указа царя, позволявшего всем эмигрантам вернуться на Родину, чтобы участвовать в ее защите. Он сразу же был зачислен в школу прапорщиков, а затем в экспедиционный корпус, поскольку знал в совершенстве несколько европейских языков. Этот корпус дислоцировался в Салониках (Греция), но туда нужно было ехать только одному, а он к этому времени уже был женат на <...> довольно известной художнице Кате Никифоровой. Ее тоненькая фигурка позволила ей выдать себя за денщика, и таким образом семья оказалась вместе. Пришлось долгое время сохранять этот маскарад в большой тайне. После революции дядю посылали в Петербург с разведывательной миссией, а его жена оставалась в Греции. Вскоре было получено разрешение для всех участников экспедиционного корпуса вернуться в Россию. Однако дядя с тетей были направлены в советское полпредство в Англию, а затем во Францию». (Цит. по: Очерки, воспоминания, материалы. О времени и о себе. Казань, 2000. С. 21-22.)
10. Нигде не упоминается об участии Никифоровой-Кирпичниковой совместно с этими художниками в парижском Осеннем салоне, Салоне независимых, а также в Первой русской выставке искусств и ремесел, проходившей в галерее «Whitechapel» в английской столице. First Russian Exhibition of Arts and Crafts. London, Whitechapel Art Gallery. 28 июня - 16 июля 1921 г. В каталоге выставки скульптор ошибочно была названа «Кирпичникова (урожд. Никанорова)».
11. Так называются две сонаты опуса 27 (№13 и 14) Людвига ван Бетховена, созданные в 1800-1801 годах, одну из них часто называют «Лунной».
12. Калитина Н.Н. Скульптуры Осипа Цадкина // Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2011. Вып. 3. С. 150.
13. Parkes K. Sculpture of To-Day. New York: C. Scribner's Sons, 1921. Очень показательно с современных позиций оценить выбор автором героев и его видение пластического искусства России. Некоторые из упомянутых им имен сейчас почти забыты, часть из них нуждается в переоценке и переосмыслении творческого вклада. Вместе с тем много хвалебных строк было посвящено Александру Архипенко и Осипу Цадкину. Интересно мнение Паркса о живописцах, оставивших свой след в скульптуре, - Марии Башкирцевой и Михаиле Врубеле, которые своими пластическими работами, по мнению автора, «внесли блеск в русское искусство».
14. Кинетон Паркс так и не завершил третий том, завещав после смерти свою рукопись и собранные документы Музею Виктории и Альберта в Лондоне. (Archive of Art and Design Kineton Parkes, sculpture researcher. Completed questionnaires. 1924-1926. Reference code AAD/1990/12/250 - AAD/1990/12/262.)
15. Corbett C. The forgotten Kineton Parkes questionnaires: a resource for 20th century sculpture // Online Magazine of the PMSA, May 2016. Электронный ресурс: URL (Дата обращения: 25.03.2023 г.)
16. Письмо Кинетона Паркса Е.Д. Никифоровой-Кирпичниковой. // ГТГ. НВФ-5244/1-65. Перевод Е.Е. Напыловой.
17. Джозеф Конрад (1857-1924, наст. имя - Юзеф Коженёвский, поляк по происхождению, родился в России) - писатель- романист, офицер английского торгового флота, получил признание как классик английской литературы. Прожил бурную, полную приключений жизнь.
18. Имеется в виду Йожеф Чаки (1888-1971), венгерский художник-авангардист, скульптор и график, наиболее известный своими работами в стиле кубизм. Ведущая фигура в нефигуративном искусстве 1920-х годов. В 1922 году в Париже он начал создавать мебель в стиле ар-деко, в которую были интегрированы скульптурные элементы из мрамора, дерева и стекла.
19. Письмо Кинетона Паркса А.В. Кирпичникову. // ГТГ. НВФ-5244/1-66, НВФ-5244/1- 66 об. Перевод Е.Е. Напыловой.
20. Archive of Art and Design Kineton Parkes, sculpture researcher. Completed questionnaires. 1924-1926. Reference code AAD/1990/12/250 - AAD/1990/12/262. Kirpichnikova, Catherine. AAD/1990/12/254. Дубликаты фотографий вошли в альбом, подаренный ГТГ в 2006 году родственниками мужа Екатерины Дмитриевны. В течение многих лет она собирала изображения своих работ, датировала и, видимо, иногда переименовывала.
21. В 2019 году родственники мужа Екатерины Дмитриевны продолжили семейную традицию и передали в дар Калужскому музею изобразительных искусств ее графические и живописные работы. В 2021 году там состоялась персональная выставка Е.Д. Никифоровой-Кирпичниковой, к которой был издан красочный каталог произведений.
22. В 1929 году Екатерина Дмитриевна была приглашена к участию в Художественно-кустарной выставке СССР, проходившей в Нью-Йорке, Филадельфии, Бостоне и Детройте, где демонстрировали свое творчество широко известные в Советском Союзе живописцы и скульпторы.
23. ГорюноваЛ.Б. Скульптор Е.Д. Никифорова-Кирпичникова. Из серии «Забытые имена» // Герценка: вятские записки. №27. Электронный ресурс: URL (Дата обращения: 17.01.2023 г.)
24. Никифоровой-Кирпичниковой были выполнены мемориальные доски на доме №40 по улице Баумана, который считался местом рождения А.С. Пушкина, и на здании Музея-квартиры А.С. Пушкина на Арбате, 53 (местонахождение неизвестно).
25. РГАЛИ. Ф. 2942. МОССХС. Оп. 1. Ед. хр. 110. Стенограмма заседания МОССХС, посвященного 100-летию со дня смерти А.С. Пушкина. Л. 20 об.
26. Письмо из Центрального архива ФСБ России Фридгельм В.Н. от 21.02.2023 г. Исх. №10/А/ Ф-286.
27. Горюнова Л.Б. Скульптор Е.Д. Никифорова-Кирпичникова. Из серии «Забытые имена» // Герценка: вятские записки. №27. Электронный ресурс: URL (Дата обращения: 17.01.2023 г.)
28. Анциферов А.А. Память о себе. Альбом Екатерины Дмитриевны Никифоровой-Кирпичниковой в собрании Музея-мастерской А.С. Голубкиной (отдел Государственной Третьяковской галереи) // Калуга в шести веках: Материалы 13-й городской краеведческой конференции. Калуга, 2021. С. 420.
29. Родственниками мужа Е.Д. Никифоровой-Кирпичниковой в 2022 году был обнаружен портрет Никколо Паганини ее кисти.