Три родины Льва Вебера: РОССИЯ, ФРАНЦИЯ, ШВЕЙЦАРИЯ
Имя Льва Николаевича Вебера (1870-1956) мало знакомо широкой публике. В литературе, посвященной Марии Васильевне Якунчиковой-Вебер, упоминания о нем немногочисленны и однотипны. По сути они ограничиваются повествованием о дружбе Марии и Льва, зародившейся в 1889 году и вылившейся в 1897-м в счастливый брак, а также о его заботе о художнице в последние годы ее жизни и той роли, которую он сыграл в сохранении ее творческого наследия и осуществлении первой персональной выставки в 1905 году. В опубликованных материалах по истории жизни матери Вебера, Александры Гольштейн, его имя встречается еще реже.
Предлагаемая статья опирается на текст воспоминаний Вебера, которые редко попадают в поле зрения исследователей. Впервые книга «From Orient to Occident. Memoirs of a Doctor» (пер. с англ. «С востока на запад. Мемуары доктора») вышла в свет в 1940 году. В ней раскрывается история судьбы нашего соотечественника, прожившего вдали от России, во Франции и Швейцарии, и не потерявшего духовной связи со своей родиной.
Л.Н. Вебер. Фотография [1910-е]. © ОР ГТГ
Лев Николаевич Вебер появился на свет 12 июня 1870 года[1] в Петербурге в семье успешного юриста Николая Ивановича Вебера и Александры Васильевны Вебер (1850-1937, урожденной Баулер), в будущем общественного деятеля, литератора и переводчика (более известной как Гольштейн - под фамилией второго мужа). Лев, или Мака, как его звали близкие, был старшим ребенком в семье. Младший сын Валериан[2], или Макуся, родился 14 (26) сентября 1871 года также в Петербурге.
Лев Вебер принадлежал к незаурядной семье, в которую, как в широкую реку, на протяжении веков вливалась кровь разных народов - швейцарцев, французов, финнов, монголов, казаков и русских. Размышляя о собственной национальности, Вебер отмечал, что по складу характера и менталитету «он был русским, но не без швейцарских и французских прожилок»[3].
Полная фамилия Льва Николаевича - Вебер-Баулер - имела финско-швейцарское происхождение. Его дедом по отцу был чистокровный финн - землемер из Выборга Юхани Вебер, который женился на дочери российского адмирала Вере Ханыковой, имевшей монгольские корни. Как отмечал Вебер: «В отцовских венах текла смешанная кровь
финского народа, пришедшего Бог знает откуда и говорящего на языке, ни на один не похожий, а также кровь ханов Монголии, людей Золотой орды»[4]. Брак аристократки Веры и безродного Юхани, тайно повенчанных финским пастором, стал большим скандалом. Молодая семья обосновалась в Выборге, затем в Петербурге, где родился их сын Николай - отец Льва Вебера.
По материнской линии Вебер имел швейцарские, французские и русские корни. Его прадед Жан-Жакоб Баулер был потомственным врачом из Базеля. Будучи по духу республиканцем, Жан-Жакоб не выносил бюргерский уклад швейцарской жизни. В 1814 году он вместе с женой Елизабет Дегут приехал в Россию, где, по его убеждению, стараниями Наполеона Бонапарта должен был быть учрежден новый мир, основанный на идеалах революции. После службы в Петербурге помощником врача при дворе он по приглашению предводителя костромского дворянства уехал в Кострому, где стал главным врачом лазарета и хирургом гусарского полка. Здесь родился его сын Василий (1822-1884) - дед Льва Вебера. В возрасте 18 лет Василий Баулер уехал в Москву, где стал студентом физико-математического отделения Московского университета. Он вошел в круг либерально настроенной молодежи: в числе его ближайших товарищей были Огарев, Герцен, Станкевич, Белинский и Бакунин. В 1840 году Баулер женился на Наталье Ивановне Семеновой, принадлежавшей к одному из самых богатых русско-казацких родов России. Союз столь разных людей - прогрессивно мыслящего студента, талантливого математика, в будущем признанного изобретателя, и светской барышни, не отличавшейся образованностью, - счастливым не был, однако продлился более 40 лет. В 1850 году у Баулеров родилась дочь Александра - мать Льва Вебера.
Вебер очень сильно любил свою мать, относясь с пониманием к ее сложному характеру и кипучей энергии. По его оценке, главной чертой ее натуры было врожденное чувство лидерства, стремление к господству. В 1870-1880-е годы Александра находилась под сильным влиянием социалистических идей, в основе которых лежали революционные устремления. Ее брак с Николаем Вебером продлился недолго и фактически распался к 1876 году. Причиной размолвок супругов были жизненные взгляды Александры, отличные от ориентиров ее мужа и в целом от семейных ценностей. «Что значило супружество, семья, отношения и традиционная среда для девушки-студентки в России тех дней?»[5] - задавался вопросом Лев Вебер и следом отвечал: «Nihil, ничего». По его словам, отец - «этот величавый финн, исправный, добросовестный юрист и судебный следователь, всегда хорошо и опрятно одетый, всегда во всем правильный, не соответствовал мужскому идеалу женщины-нигилистки того времени, которую в большей степени привлекал иной тип мужчины: поглощенный решением теоретических проблем, пренебрегающий опрятностью в одежде и прическе, а также буржуазным комфортом»[6].
Раннее детство Льва Вебера прошло в его родном городе - Петербурге. Его первым сознательным воспоминанием был вид скованной льдом Невы из окна детской комнаты, откуда он наблюдал за полнолунием в возрасте примерно 4 лет. На всю жизнь сохранил он светлую память и о большом уютном доме в родовом имении его матери Нестерове[7] близ Оки, с мерно текущей по старинке помещичьей жизнью.
В 1876 году Александра Вебер, забрав обоих сыновей, покинула Россию[8]. В жизни маленького Левушки началась новая страница, окрашенная частыми переездами и яркими впечатлениями, волновавшими живой, пытливый детский ум. Сначала они втроем поехали на родину их предков - в Швейцарию. До глубины души русского мальчика поразил невиданный прежде сказочный мир белоснежных гор и прозрачных голубых озер. На несколько месяцев семья осела в деревне Кастаньола на озере Лугано у подножия Монте-Брэ в Тичино, италоязычном кантоне на юге Швейцарии. Сначала дети находились на домашнем обучении, затем пошли в местную школу, где быстро освоили итальянский язык. Фоном неизменно протекала подпольная деятельность матери, ее частые дневные и ночные отлучки. Узнав, что Бакунин, друг молодости отца, находится в Лугано, Александра отправилась к нему сначала одна, потом с сыновьями. Их встреча состоялась за пару месяцев до кончины Бакунина, ушедшего из жизни летом 1876 года. В памяти Вебера сохранился яркий образ революционера, которого они, дети, по его словам, обожали за то, что он поощрял их проказы. Следуя последней воле Бакунина, в ноябре 1876 года Александра с детьми отправилась в Равенну, где познакомилась с бакунистами, а также сторонниками Джузеппе Гарибальди. Там произошло сближение с Владимиром Гольштейном[9], ее лечащим врачом в Швейцарии и будущим мужем. В памяти Вебера сохранилось первое впечатление от Гольштейна, когда он увидел из окна «свою мать, сидящую рядом с приятелем, одетым в великолепный белоснежный плащ, что выделяло его на фоне темной массы итальянцев. Мне он показался чрезвычайно красивым, с его каштановой бородой и круглым гарибальдийским беретом»[10]. Спустя несколько лет у Александры и Владимира родились дочь Наталья[11] и сын Алексей, которого в семье ласково звали Ука. Как вспоминал близкий друг Гольштейнов Владимир Вернадский: «Это была прекрасная интеллигентная семья, любящая друг друга»[12].
В январе 1877 года, уходя от полицейской облавы, Александра Гольштейн с детьми под покровом ночи бежала из Италии. На этот раз их семья осела в Париже. Во Франции они вели аскетичный образ жизни из-за нехватки средств. В этот период они снимали небольшие квартиры в Ла-Виллет и в Латинском квартале. Александра Васильевна стремилась самостоятельно зарабатывать на жизнь, желая влиться в ряды пролетариев. Следуя примеру мужа, который был врачом, но трудился плотником и столяром, она устроилась работницей в мастерскую по изготовлению искусственных цветов. По-прежнему все свободное время она уделяла общественной деятельности. Дети, полностью предоставленные сами себе, росли сорванцами. Это было счастливое детство, полное веселья и шалостей. Как спустя годы писал Лев Вебер: «Я с благодарностью вспоминаю мою маму, которая разрешила мне наслаждаться свободой и радостями жизни, поскольку в то время у нее не было возможности уделять мне много времени»[13].
Жизнь Льва была омрачена лишь одним событием - разъединением с горячо любимым братом Валерианом. Если старший брат легко воспринимал выпавшие на их долю перемены, то младший продолжал сильно скучать по отцу. В возрасте 6 лет Макусю увезли в Петербург к Николаю Веберу. Все последующие годы Лев тосковал по брату, которого увидел вновь лишь много лет спустя. Этот драматический эпизод подвел невидимую черту под его безмятежным детством.
Отрочество Льва Вебера прошло в Швейцарии, куда семья вернулась летом 1879 года из Франции. Вначале они поселились в небольшой деревне Кларанс в кантоне Во, затем в деревне Тавель. Несмотря на то что Льву очень полюбилась жизнь на природе, уже осенью родители перевезли его в Женеву, где он оставался до пятнадцатилетнего возраста. В Женеве Гольштейны смогли реализовать себя в их новом начинании - журналистике. Взросление сына-подростка проходило без их участия: Владимир Августович не уделял ему внимания, тратя все дни на написание статей для русских медицинских журналов, а Александра Васильевна погрузилась в исследования вивисекции, будучи ассистенткой немецкого физиолога Морица Шиффа, к тому же она вновь стала матерью.
В это время Гольштейны переживали кардинальную трансформацию политических взглядов в сторону либерализма. Их старший сын держался в стороне от любых дебатов, не проявляя к ним никакого интереса. Он с головой ушел в книги, зачитываясь романами Вальтера Скотта, Фенимора Купера, Диккенса, а также Гоголя, Пушкина, затем Плутарха и Гомера. В это время он впервые открыл для себя Большой театр Женевы. Важным событием в его жизни стало зачисление в Женевский колледж (в настоящее время Колледж Кальвина), где он впервые соприкоснулся с научными дисциплинами и заметно расширил знания в самых разных областях. По окончании двухгодичного обучения Лев получил диплом бакалавра. Примерно в 1885 году Гольштейны покинули Женеву, чтобы вернуться в Париж, теперь уже навсегда.
Как личность Лев Вебер сформировался, прежде всего, в Швейцарии и во Франции. По достижении совершеннолетия он принял решение отказаться от российского подданства в пользу французского. Вспоминая этот эпизод, Вебер писал: «Мой отец, именитый судья, получил через министра Столыпина царскую подпись на указе, по которому я освобождался от верности императору. Этот указ мне был передан лично дипломатом Моренгеймом. Так что теперь я получил возможность стать подданным той страны, с которой имел культурную связь»[14].
В выборе профессии Лев Вебер последовал примеру отчима Владимира Гольштейна и стал врачом, о чем никогда не сожалел. В 1888 году он был зачислен в парижский Лицей Людовика Великого на медицинский факультет. Сфера его основных интересов включала психиатрию, хирургию и бактериологию. Ему посчастливилось встретить талантливых наставников, составивших плеяду ведущих медиков Франции: психиатра Жана Мартена Шарко, хирурга Жана-Франса-Огюста Ле Дантю, гистолога и физиолога Матиаса Дюваля, а также химика и микробиолога Луи Пастера. Вебер посвятил всю жизнь медицине, пройдя путь от ассистента хирурга, частного психотерапевта, доктора в Госпитале Святого Луи до медицинского эксперта в секретариате Лиги Наций. В годы Первой мировой войны он был мобилизован и служил главным врачом и хирургом в госпиталях Лиона, Валенсии, коммуны Ля-Куртин. В 1916 году Вебера, свободно владевшего русским языком, назначили медиком при русской дивизии, прибывшей из Владивостока в Марсель. С этого времени он привлекался к решению различных вопросов, связанных с русскими солдатами: как к лечению, так и урегулированию административных сложностей.
С юности Лев Вебер испытывал сильную ностальгию по России. Он мечтал посетить места молодости матери и своего детства, увидеть Волгу, Оку, Москву. С большим рвением он изучал русский язык и литературу. Покинув Россию в 6 лет, в сознательном возрасте Вебер впервые побывал на родине лишь в 1897 году, накануне своей женитьбы. Его избранницей стала Мария Якунчикова - родственница отчима, Владимира Гольштейна. Вспоминая образ жены, Вебер отмечал, что по своей натуре Маша была «немного отстраненной, задумчивой наблюдательницей. Из-за высокого роста она слегка сутулилась. <...> Ее сине-серые глаза внимательно вглядывались в окружающий мир - формы и цвета. Она обладала умом Минервы, в котором все раскладывалось по полочкам и ждало нужного момента, чтобы получить пластическое воплощение. <...> Она была созданием спокойным, не обуреваемым страстями. В ней сочетались утонченная женственность и мужской аналитический ум. Моя семья не сразу прочувствовала ее натуру, видя за сдержанностью и отстраненностью равнодушие. Порыв моей матери всегда доминировать был сокрушен этим, казалось бы, кротким существом, твердо державшимся своих ценностей и отстаивающим свою индивидуальность. Мы были одного возраста и в миг стали близкими друзьями. <...> В конце второго десятилетия наших жизней мы шли вперед бок о бок <...>»[15]. Мария сыграла огромную роль в постижении Львом Вебером его родины - их связь помогала ему лучше прочувствовать и осознать Россию. Якунчикова стала тем долгожданным проводником, через которого он погружался в мир русской культуры.
По желанию Марии их свадьба состоялась в России. В июне 1897 года Лев Вебер отправился в длительное путешествие из Парижа в Москву, где его уже ожидала невеста. «Маша вся светилась, ее золотистые волосы, уложенные по-венециански, сверкали под небольшой шляпкой, а нежные щеки раскраснелись от чувств. А громадный Владимир (брат Марии, В.В. Якунчиков. - А.Д.), русский индустриальный магнат, поднял свою голову Перикла и протянул мне руку»[16], - вспоминал Вебер их встречу на вокзале. Согласно обширной запланированной программе Лев под началом невесты посетил все значимые для нее места: родительский дом в Среднем Кисловском переулке, усадьбу ее сводной сестры Натальи Поленовой - Борок, дачу другой сводной сестры Елизаветы Сапожниковой - Любимовку, дачу брата Владимира Якунчикова и его жены Марии - Нару, Абрамцево - имение ее дяди Саввы Мамонтова, а также Троице-Сергиеву Лавру и, конечно же, Введенское - бывшую усадьбу Якунчиковых. Мария познакомила жениха и с кругом своих друзей - Михаилом Врубелем, Константином Бальмонтом, Федором Шаляпиным.
После венчания[17] молодая чета Веберов отправилась в самое дорогое для Марии место - туда, где прошло ее детство. «Наш непродолжительный медовый месяц стал паломничеством в Введенское. <...> В Звенигороде мы поселились в отеле при монастыре. В нашей комнате стоял тонкий аромат благовоний и масла гвоздики. Недалеко все еще возвышался на вершине холма классический фасад помещичьего дома. Но интерьеры его были в ветхом состоянии! Новые владельцы усадьбы забросили дом, и его постигла судьба всех старых вещей: дряхление и разрушение. Панели времени Людовика XVI в большом зале полиняли, кресла утратили набивку, а на лирообразных спинках чудесных стульев были заметны следы топора... Великолепное зеркало, до сих пор целое, из-за позеленевшей фольги замутнило отражение наших лиц. <...> С другой стороны, природное окружение: тропинки и деревья в парке приобрели величественный шарм древнего леса. <...> Мы оставили это проникнутое печалью место наедине с его прошлым, которое никогда не возвратится»[18]. Посещение Введенского подействовало на Марию окрыляюще. В частности, она создала картину «Из окна старого дома. Введенское» (1897, ГТГ), изобразив вид на верхнюю часть колоннады, открывающийся из комнаты, в которой ей суждено было появиться на свет.
С началом первых холодов Веберы вернулись в Париж, где поселились в квартире на авеню Ньель. Частыми гостями их дома были как медики, так и художники, в частности, Головин, Коровин, Бакст, Бенуа, Дягилев. Зиму семья проводила в Париже, а лето - в Савойе. Там, в местечке Монтэ, они строили небольшой дом на лесной поляне у подножия Мон Блана. «Здесь в священном предвкушении Маша ожидала рождение ребенка. Он родился в начале зимы, в чудесные дни <...>. «Теперь, - прошептала она мне, - я целостная сущность благодаря искусству и рождению дитя»[19], - отмечал ее муж. Их безмятежное счастье продлилось недолго. С появлением первого ребенка Степана Мария начала медленно угасать от мучившего ее недуга - туберкулеза. «Помню, как холодный пот выступил на моем лбу, когда в микроскоп в крохотном мазке я увидел зловещие багровые бациллы Коха.»[20], - вспоминал Вебер. После рождения второго сына Якова болезнь усилилась, и после отчаянной борьбы жизнь Марии оборвалась.
М.В. ЯКУНЧИКОВА-ВЕБЕР. Мать с ребенком. 1898
Бумага, карандаш. 23,5 × 21,9. © Музей-заповедник В.Д. Поленова
Лев Вебер окончательно обосновался в Швейцарии, в местечке Шен-Бужери. Он выкупил дом, где прошел последний год жизни Марии. Со временем он женился на швейцарской медсестре горного санатория в Лэзене, крестьянке Берте Андерегг. Она служила сиделкой Марии и по просьбе больной взяла на себя воспитание ее сыновей. «Она была особенной, одной из тех, кому Господь дает силу в заботе о других. Стройная золотоволосая Диана, она словно летала вверх-вниз по лестницам, и, когда открывала дверь, казалось, что все внутри озарялось светом[21], - писал Лев Николаевич о Берте.
С Россией Лев Вебер связь не обрывал. Для него было важным, чтобы сыновья знали русский язык. С осени 1905-го по весну 1906 года он вновь посетил Россию, испытав сильную ностальгию. В тот визит он побывал в Москве, где навестил родителей покойной жены, погостил на даче Якунчиковых в Наре, где стал свидетелем забастовки. Впервые за многие годы Вебер посетил свой родной город Петербург. Рождество он провел в Финляндии в Таапери, в доме старинного друга. Он отправился туда, где прошли последние годы жизни отца, умершего за несколько лет до этого.
Л.Н. Вебер на посмертной выставке М.В. Якунчиковой-Вебер (в рамках 2-й выставки СРХ). Москва. 1905
Фотография. © ОР ГТГ
С болью в сердце в отдалении он неизменно следил за политическими событиями, разворачивающими в России. Метаморфозы, происходящие с родиной предков, пугали и огорчали его. В глубине души он хранил образ иной, прежней России, который был созвучен пейзажам Марии Якунчиковой-Вебер. Глядя на ее полотна, украшавшие стены дома в Шен-Бужери, а также перечитывая живые письма Марии из России, Лев Вебер мысленно обращался к самому дорогому человеку своей молодости: «Твои картины, Маша, твои нежные письма и рассказы о том, что увидела и сделала! Любовь в них рисует мне тебя и заставляют меня любить твою Россию»[22].
- Вебер отмечал, что был ровесником жены, которая родилась в 1870 году. В 1950-м он праздновал восьмидесятилетие (см.: Doctor Leon Weber-Bauler was 80 years old on June 12, 1950 // Med Hyg (Geneve). 1950. Jun 15; №8 (172). P. 213).
- Валериан Николаевич Вебер (1871-1940) - крупный советский геолог, палеонтолог, педагог, ученик В.И. Вернадского, выпускник Горного института (1897). Его научная жизнь была связана с изучением Туркестана, Кавказа и Крайнего Севера. Был женат на Е.Д. Бекарюковой, двоюродной сестре М.С. Гревс, супруги И.М. Гревса.
- Dr. L. Weber-Bauler. From Orient to Occident. Memoirs of a Doctor / translated by B. Miall. Kessinger Publishing, LLC. 2007. P. 15 (Далее: Memoirs of a Doctor).
- Там же. P. 17.
- Там же. P. 64-65.
- Там же. P. 70.
- Спустя несколько лет имение Нестерово было продано. Барский дом не сохранился.
- Решение было принято после ее «хождения в народ», которое пришлось на осень 1875-го - начало зимы 1876 года.
- Владимир Августович Гольштейн (1849-1917) - врач, политический эмигрант (с 1871). Обучался на медицинском факультете Московского университета, из которого был исключен в 1869 году за участие в «Полунинской истории». В 1870-м привлекался по «Нечаевскому делу». Все состояние употребил на революцию (см.: Вернадский В.И. Дневники, 1935-1941: В 2 кн. Кн. 2: 1939-1941. М., 2006. С. 158, 176 (Далее: Вернадский. Дневники. Кн. 2).
- Memoires of a Doctor. P. 122.
- Наталья Владимировна Гольштейн (1880-1953) - профессиональный музыкант, жена Юлия Федоровича Семенова (1873-1947), доктора физики, ученика В.И. Вернадского, литератора (см.: Вернадский. Дневники. Кн. 2. С. 155, 176).
- Вернадский. Дневники. Кн. 2. С. 158.
- Memoires of a Doctor. P. 157.
- Там же. P. 189.
- Там же. Р. 185-186.
- Там же. Р. 190.
- Венчание состоялось «в освещенной теплым светом свечей большой церкви на Арбате, напротив окон, где родилась моя мать». (Там же. Р. 203).
- Там же. Р. 203-204.
- Там же. Р. 210-211.
- Там же. P. 211.
- Там же. P. 212.
- Там же. P. 188.
Бумага, акварель. 29,2 × 22,5
© Музей-заповедник В.Д. Поленова
© ОР ГТГ
Фото: Л.Н. Вебер (?)
© ОР ГТГ
Фотография
© ОР ГТГ
(L.N. Weber-Bauler «Échos d’une vie. De Russie en Occident», 1940) с репродукцией одного из вариантов композиции «Вид с колокольни Саввино-Сторожевского монастыря» (1890-е годы)
Офорт. 9,5 × 8,1
© Музей-заповедник В.Д. Поленова
© ОР ГТГ
© ОР ГТГ
Бумага на картоне, пастель. 40,2 × 32,7
© Музей-заповедник В.Д. Поленова
Бумага, акварель, тушь. 45,6 × 23,7
© Музей-заповедник В.Д. Поленова
Бумага, акварель, тушь. 30,2 × 23,3
© Музей-заповедник В.Д. Поленова
Холст, масло. 63,6 × 49,3
© ГТГ
Бумага, карандаш. 34,5 × 24,5
© Музей-заповедник В.Д. Поленова
Холст, масло. 32,5 × 23,5
© Музей-заповедник В.Д. Поленова
Фото: Л.Н. Вебер
© ОР ГТГ
Фото: М.В. Якунчикова-Вебер
© ОР ГТГ
Бумага, карандаш. 22,7 × 17,8
© Музей-заповедник В.Д. Поленова
Фото: М.В. Якунчикова-Вебер
© ОР ГТГ