О левитановском пейзаже и юбилейной левитановской выставке
Пейзаж не имеет цели, если он только красив.
В нем должна быть история души.
Он должен быть звуком, отвечающим
сердечным чувствам - это трудно выразить
словом, это так похоже на музыку1.
К.А.Коровин
В искусствоведении, равно как и в сознании многих людей, интересующихся искусством, существует устойчивое понятие – «левитановский пейзаж». Он не похож на «шишкинский» и даже на «саврасовский» или «поленовский», хотя и близок к последним.
«Левитановский пейзаж» — это, как правило, простой пейзажный мотив, почти всегда безлюдный: речка, дорожка, уходящие в глубину картины чуть по диагонали, рощи, перелески в разные времена года (кроме зимы, снежных зимних пейзажей у Левитана практически нет — всегда переходный период и, конечно, лето), синие дали и высокое бесконечное небо со своей особой, непостижимой для человека жизнью. Все это пронизано глубочайшим лирическим переживанием, всегда с оттенком грусти, даже если художник изображает, казалось бы, ликующее состояние природы — яркий солнечный свет и голубые тени на подтаявшем снегу («Март», 1895, ГТГ), золото осенней листвы и синеву небес («Золотая осень», 1895, ГТГ). Пушкинская метафора «люблю я пышное природы увяданье» была очень близка миропониманию Левитана, да, возможно, и Чехова, его большого друга. Это их несомненно сближало.
И еще, в понятие «левитановский пейзаж» органически входит некое глубинное, трудно выразимое словами, стихийно-трагическое восприятие времени. Не того быстротекущего повседневного времени, а вечности, в которой собственно и нет никакого времени. С юных лет Левитан остро ощущал и чутко реагировал на проявляющуюся в природе (особенно) метафизику Времени и Вечности. В своем творчестве он постоянно «гнался» за ней, а уловленная — она больно ранила психику художника.
1886 год. Крым. Левитану нет еще и 26 лет: «Вчера вечером я взобрался на скалу и с вершины взглянул на море, и знаете ли что, — я заплакал, и заплакал навзрыд; вот где вечная красота и вот где человек чувствует свое полнейшее ничтожество!»2
1889 год. Первая поездка на Волгу: «Разочаровался я чрезвычайно. Ждал я Волги, как источника сильных художественных впечатлений, а взамен этого она показалась мне настолько тоскливой и мертвой, что у меня заныло сердце и явилась мысль, не уехать ли обратно? И в самом деле, представьте себе следующий беспрерывный пейзаж: правый берег, нагорный, покрыт чахлыми кустарниками и, как лишаями, обрывами. Левый... сплошь залитые леса. И над всем этим серое небо и сильный ветер. Ну, просто смерть. Сижу и думаю, зачем я поехал? Не мог я разве дельно поработать под Москвою и. не чувствовать себя одиноким и с глаза на глаз с громадным водным пространством, которое просто убить может...»3
1896 год. Финляндия. Левитану нет еще и 36 лет: «Вечность, грозная вечность, в которой потонули поколения и потонут еще. Какой ужас, какой страх! Сегодня утром бродил по скалам, они все сглажены, как известно, ледниковым периодом, — значит бес-численны[м] количеством веков <...> Ведь это один сплошной ужас, от которого, говоря словами Гамлета, "трещит череп"»4.
Полнее всего подобные настроения или размышления Левитана о вечности и времени, как известно, выразились в картине «Над вечным покоем» (1893—1894, ГТГ), по поводу которой художник писал П.М.Третьякову, что он в ней «весь, со всей своей психикой и со всем... содержанием»5. Но и в других картинах мастера, гораздо более спокойных и лиричных, неизменно присутствует особая, присущая ему «грустинка». Без нее не существует левитановской лирики, левитановского созерцания вечности природы, т. е. вечности вообще, даже в самом малом, самом скромном ее проявлении. В этом, на мой взгляд, и заключено главное отличие левитановского пейзажа настроения от открытой непосредственности лирических работ А.К.Саврасова или от элегически-спокойных композиций В.Д.Поленова.
Хотелось бы подчеркнуть, что отмеченные выше особенности леви-тановского миропонимания хоть и нашли в натуре художника сконцентрированное воплощение, не были только его духовной прерогативой. В 1880-е — начале 1890-х годов в России, в ее экономической, социальной (в меньшей степени в политической) и гуманитарной сферах жизни наступил период своего рода «смены вех», к чему деятели искусства особенно чувствительны. Два примера: Н.А.Некрасов, чья поэзия безраздельно владела умами в 1860-е и особенно в 1870-е, умирает в 1878 году, и при всей его все еще продолжающейся огромной популярности, в середине и в конце 1880-х в моду входит печальная муза С.Я.Надсона, которому также очень близка тематика кратковременности, бренности человеческого «века»; в 1880-е — 1890-е годы вместо сочинений философа позитивиста-анархиста П.-Ж.Прудона, которые читали художники на собраниях Петербургской артели в 1860-е, общество конца 1880-х и 1890-х с увлечением штудирует труды философа идеалиста-пессимиста А.Шопенгауэра. Левитан не был исключением: «Лежу целые дни в лесу, — пишет он С.П.Дягилеву, — и читаю Шопенгауэра...»6 Я сознательно не привожу конца этой широко известной цитаты. Об этом чуть ниже. Сейчас же для нас важно само подтверждение факта интереса живописца к творчеству новых «властителей дум». Вслед за Европой в русском искусстве начинает формироваться новое направление — символизм с его обращением к темам веков и вечности, ощущением бренности и кратковременности всего сущего, с мечтой и мечтаниями о непостижимой надмирной Красоте, тождественной и Богу, и дьяволу, об одиноких демонах — падших ангелах. Первой символистскую тематику начала осваивать русская поэзия и литература. За ними в конце XIX века последовало и изобразительное искусство.
Все сказанное совсем не подтверждает того, что Левитан стал символистом или даже что он двигался в его сторону. И вот тут важен конец фразы из письма Дягилеву: «Думаете, что и пейзажи мои отныне, так сказать, будут пронизаны пессимизмом? Не бойтесь, я слишком люблю природу»7.
Да, Левитан в конце 1890-х был на распутье. «Тоска, тоска грызущая завладела мной, — писал он в 1897 году. — Ничего почти не работаю, недовольство старой формой — т[ак] сказать — старым художественным пониманием вещей (я говорю в смысле живописи), отсутствие новых точек отправления заставляет меня чрезвычайно страдать»8. Левитан в раздумье, в поиске: Товарищество передвижников переживает жесточайший кризис, «Мир искусства», куда его с сотоварищами упорно «тянут» и А.Н.Бенуа, и С.П.Дягилев, только-только формируется, его направленность еще не вполне определена. Естественно, молодые художники, а в их числе и Левитан, пристально смотрят на Запад и прежде всего внимательно приглядываются и анализируют опыт французских импрессионистов9. «Быть среди сто[ю]щих людей, да еще в Париже, городе, живущем сильной художественной жизнью, — все. — наставляет Левитан своего младшего товарища А.В.Средина. — Заснуть нельзя здесь, мысль постоянно бодрствует, а художник растет. Одно то, что видите много прекрасных произведений, — вот уже рост понимания. Вы наслаждаетесь Monet, Cazin, Renard, а у нас Маковский, Волков, Дубовской и т.п.»10
Трудно сказать, как бы развивалось в дальнейшем творчество Левитана, проживи он дольше, но мастер скончался как раз на рубеже двух веков — в 1900 году. Вполне сознательно сохранив верность взрастившему его Товариществу передвижников, Левитан одновременно принимал участие во многих российских и зарубежных выставках, организуемых Дягилевым или Бенуа — ведущими деятелями «Мира искусства» (хотя подобная двойственность совсем не поощрялась ни теми, ни другими). Волею судьбы он все-таки остался в XIX столетии, явив своим искусством достойнейшее завершение его развития, прежде всего, конечно, в области русской пейзажной живописи. «До такой изумительной простоты и ясности мотива, до которых дошел в последнее время Левитан, никто не доходил до него, да не знаю, дойдет ли кто и после» (А.П.Чехов)"11.
Открывшаяся в Третьяковской галерее выставка произведений Левитана12 посвящена 150-летию со дня рождения выдающегося русского пейзажиста. Мастеру в некотором роде повезло — его искусство никогда не было обделено вниманием современников и потомков, как в отношении выставок, так и в плане поступления работ в крупные коллекции. Один только П.М.Третьяков еще при жизни художника приобрел у него более 20 произведений. «Монография» Левитана в собрании ГТГ была одной из самых обширных среди коллекций работ других художников. Персональные выставки Левитана показывались, как правило, в нескольких городах России и СССР, но чаще всего в Москве, Ленинграде, Киеве. У художника есть «персональный» музей в замечательном волжском городке Плёсе Ивановской области.
Тем не менее каждая выставка отличается от других своими целями. В 1938 и 1960/1961 годах устроители ставили перед собой сходные задачи — собрать максимальное количество произведений художника, подлинных или приписываемых, чтобы разобраться в его огромном наследии и отделить зерна от плевел. Это был огромный труд. Не обошлось и без курьезов. Так, на выставку 1960/1961 годов поступила картина с подписью мастера (при том весьма похожей), но оказалась она картиной служившего в Третьяковской галерее реставратора, что подтверждали и сам автор, и его коллеги-очевидцы. Это была не подделка, но работа «в духе», в стиле обожаемого Левитана, а потом уже в своем путешествии по частным собраниям «дух» и «стиль» обрели вполне материальную подпись. Собрав и обработав обширнейший материал, выставки, естественно, породили огромную библиографию, быть может, самую большую среди библиографий всех русских художников XIX века. Из множества книг, альбомов, статей, посвященных творчеству Левитана, следует особо выделить основополагающие труды выдающегося ученого-искусствоведа профессора А.А.Федорова-Давыдова, на которые спустя почти пять десятилетий опирается все российское (и не только) левитановедение.
Выставка 2010 года не ставит задачи собрать и показать все, что так или иначе связано с искусством Левитана. В нынешних экономических и политических условиях это практически невозможно. Организаторы проекта ограничиваются показом лучшей части творческого наследия великого пейзажиста, которое хранится, главным образом, в российских или близких к России (Беларусь) музеях и проверенных временем частных коллекциях. Конечно, несмотря на обширную литературу и частое экспонирование, многое уже подзабыто публикой и, надеемся, станет для нее открытием. Однако есть и настоящие новации, например несколько ранних работ Левитана, любезно предоставленных нам Израильским музеем в Иерусалиме, о которых в СССР 50 лет тому назад ничего не знали. Много нового найдет для себя даже искушенный посетитель в разделе «Графика Левитана», особенно в великолепных и малоизвестных пастелях.
Экспозиция будет делиться на большие тематические группы, подсказанные самим творчеством мастера, его эволюцией. Ученичество с отчетливо ощутимым влиянием Саврасова, а впоследствии Поленова; становление с поисками собственного пейзажного мотива, с первыми опытами в области пленэрной живописи; затем — большая великолепная «Волжская сюита»; далее — 1890-е годы с их исканиями, прорывами и удивительно интересным разнообразием, поисками традиционной для XIX века «картинности» и связанных с ней монументальностью, обобщенностью (вплоть до «историзма») пейзажного образа, а рядом — тончайший по лиризму и живописным откровениям «мажорный цикл» и поздние «ноктюрны» (левитановский ответ импрессионистическому разделению цветов и влиянию света и воздуха на цвет); наконец, финальное (во всех смыслах) полотно «Озеро. Русь» (1899—1900, ГРМ), вобравшее в себя многое из того, что волновало мастера в последние годы его жизни и которое тем не менее поставило точку в вопр-се, куда отнести искусство Левитана — к концу XIX или началу XX столетия. Художник сам сделал выбор: его искусство — это вершина развития русской пейзажной живописи XIX века.
- Коровин К.А. Из записей в рабочем альбоме. 1888-1891. ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 48. Л. 1.
- Цит. по: И.И. Левитан. Письма, документы, воспоминания / общ. ред. А. Федорова-Давыдова. М., 1956. С. 27 (далее - Письма, документы, воспоминания).
- Там же. С. 29.
- Там же. С. 61.
- Там же. С. 47.
- Цит. по: Письма, документы, воспоминания. С. 89.
- Там же.
- Там же. С. 77. 9
- И не только художники, но и коллекционеры. Именно в 1890-е годы в Москве начинают формироваться собрания С.И.Щукина и ИА.Морозова, приобретавших преимущественно работы французских живописцев -импрессионистов и постимпрессионистов, в том числе символистов.
- Цит. по: Письма, документы, воспоминания. С. 96 (Клод Моне, Жан-Шарль Казен, Ари Ренар -французские художники-импрессионисты).
- Там же. С. 136.
- Летом 2010 года выставка в несколько измененном составе прошла в Русском музее в Санкт-Петербурге.