Кирилл Соколов: «Я никогда не был эмигрантом»
Если бы вам довелось встретиться с художником Кириллом Соколовым, вы вряд ли смогли бы его забыть. Выглядел он весьма импозантно - гордая осанка и что-то свирепое во внешности. Ничто не оставляло его равнодушным, он мог навлечь на себя хулу и заслужить похвалу. Испытывая неиссякаемую потребность творить, он создавал гравюры, рисовал, лепил, писал и почти безостановочно говорил об искусстве. Его не впечатляли звания и почести у других, мало волновало признание собственных заслуг. Обычно он ходил в робе, отмеченной следами его бурной творческой деятельности, но отнюдь не для того, чтобы привлечь к себе внимание. Для него это не имело значения. Он обладал собственной значимостью, замешанной на самоотверженной преданности искусству, культуре в целом, русской культуре в частности и особенно ее противостоянию западной культуре. Благодаря этому, он стал активным посланником культуры. И не только потому, что жизнь его пролегала между Восточной и Западной Европой, соединяя ее, а потому, что он размышлял об этом с присущей ему страстностью, вкладывая весь свой личный опыт, все свои знания. Соколов выполнял эту миссию, организовывая выставки и публикуя статьи, а также общаясь с другими художниками. Уверенность в собственных принципах была неотделима от его веры в искусство, от ненасытности искусством, от понимания важности задач искусства. Несмотря на свою упорную независимость, он все же не принадлежал к тем художникам, которые проповедуют творческое уединение.
Политика журнала «Леонардо» поднимать проблемы искусства и науки, невзирая на географические и культурные границы, предоставила ему огромные возможности в этом направлении. В 1 975 году в Париже он познакомился с издателем журнала «Леонардо» Франком Малина. Уже в следующем году он стал одним из соредакторов журнала - писал, редактировал и заказывал многочисленные статьи, где обсуждались пространственное восприятие и изображение, вновь и вновь возвращался к творчеству русских художников, произведения которых редко исследовались или выставлялись в странах Западной Европы. Прекрасный тому пример - творчество Владимира Фаворского. Кирилл Соколов понимал значимость его работ, которые и по сей день мало известны за пределами России. Фаворский в 1920-е годы преподавал во ВХУТЕМАСе, своего рода русском Баухаузе, и сыграл существенную роль в формировании постреволюционного советского искусства и архитектуры. Кроме того, Фаворский занимался гравировкой по дереву, придавая особую важность графической миниатюре. Поскольку Соколов сам был гравером и работал в жанре книжной иллюстрации, он понимал значимость этой миссии художника.
Соколов был знаком со многими российскими и британскими художниками. Еще будучи студентом в Москве, он осознал силу искусства не только как личностного, но и как социального феномена, соединяющего художника во времени и пространстве с его современниками в России и на Западе. Пребывание в Англии дало ему огромное преимущество - возможность взглянуть на русское искусство со стороны, издалека и оценить британское искусство свежим взглядом неофита. На стыке этих двух культур он добился невозможного. Ему удалось перекинуть мост, запечатлеть своего рода культурную панораму на страницах журнала «Леонардо». Соколова привлекла возможность соединить искусство и науку так же, как ему хотелось соединить Восток и Запад. Однако он прекрасно осознавал, откуда идут его корни. Он никогда не стремился стать британским художником. Он оставался русским художником в Великобритании. А точнее, он был московским художником.
Кирилл Константинович Соколов родился в Москве в 1930 году в семье архитектора Константина Михайловича Соколова и Ирины Константиновны Соколовой-Киршбаум. В начале войны мать с сыном были эвакуированы в Саратов, где жили с родственниками отца. Там он впервые услышал оперу «Фауст». Жарким летом 1942 года война подошла совсем близко к Саратову. Кирилл на всю жизнь запомнил запах тления и гари.
Вернувшись в Москву, Кирилл Соколов сдал экзамены в Московскую среднюю художественную школу. Ученики спецшколы в эти тяжелые военные годы получали рабочие продовольственные карточки. Но самым главным для Кирилла было обучение мастерству, прикосновение к открывшемуся ему миру искусств. Окончив школу, он поступил в Московский художественный институт им. В.И. Сурикова. К концу жизни, когда в его творчестве одни увлечения и новаторства сменили другие, у него по-прежнему висели два небольших пейзажа, которые своей меланхолией напоминают пейзажи И. Левитана. Эти незамысловатые и изящные студенческие работы показывают, какую важную роль для него сыграли ученические годы и как сам Соколов высоко ценил их. В этих работах очевидны знание истории искусства и его условностей, а также любовь Соколова к своей родине. По мере того как в ходе обучения и приобретения опыта его знания и навыки совершенствовались, он начал диалог длиною в жизнь со своими современниками, со своими русским корнями, с культурой сталинской эпохи, с собственным пониманием сложных взаимоотношений русского искусства с искусством других стран, с западноевропейской культурой 50-60-х годов. Соколов прекрасно знал альтернативную историю русского искусства XX века, которое специалисты по западноевропейскому и американскому искусству называют русским авангардом. Он многому научился, глубоко вникая в творчество художников, вышедших из объединения «Бубновый валет», сравнительно недавно заново открытого Западом. В их работах виден тот профессионализм, без которого в послевоенные годы не мог состояться ни один художник, ни один музыкант. Этот профессионализм, выучка и мастерство особенно заметны в четкости ранних гравюр Соколова, в том числе в двух его иллюстрациях к «Фаусту» И.В. Гете 1962 года, а также в живописной фактуре его ранних полотен.
После смерти И.В. Сталина начался период «оттепели» - у российских художников появилась возможность взглянуть на работы западноевропейских и американских коллег. При Н.С. Хрущеве стали завязываться культурные обмены. В эти годы прошли первые выставки Соколова. Его работы высоко оценили на Международной выставке в рамках Международного фестиваля молодежи и студентов в 1957 году, в год окончания им института. Он все больше и больше работал в жанре книжной иллюстрации, например для издательств «Знание», «Просвещение», «Детская энциклопедия», «Прогресс». Лучшие его работы были опубликованы в издательствах «Советский писатель» и «Политиздат». В общей сложности он проиллюстрировал более пятидесяти изданий.
Связи Соколова с английским искусством начались с ксилографии. В творчестве художника XVIII века Томаса Бьюика из Нортумберленда впервые была использована техника, которую взяли на вооружение, а затем развили и усовершенствовали Фаворский и его ученики в России. Однако встреча более личного характера - знакомство в Москве с молодой аспиранткой Аврил Пайман - направила жизнь в английское русло. Чтобы пожениться, в 1963 году им пришлось просить разрешения на брак лично у Хрущева, и это была одна из первых «смешанных» свадеб в СССР после отмены закона о запрещении браков между иностранцами и советскими гражданами. С его духовной близости с молодой женой, которую Соколов называл Дики, начались длительные, сложные и плодотворные отношения с британской культурой. Благодаря этому внутреннему диалогу Соколов создал линогравюры - иллюстрации к шекспировскому «Гамлету», которые сначала выставлялись в Москве, а потом в Королевском Шекспировском театре в Стратфорд-он-Эйвоне.
В его работах, созданных по мотивам, навеянным поэзией и прозой, прослеживается присущая Соколову особая манера: в сжатой, словно концентрированной форме представлены темы произведений, как, например, в иллюстрациях к Александру Блоку в 1966 году. Часто в его работах звучали трагические темы: сталинизм, фашистское нашествие, эвакуация, бомбардировки, арест отца - эти мотивы звучали и в жизни. В начале 70-х годов «оттепель» пошла на убыль, и Кирилл с женой решили уехать из СССР В 1974 году они покинули Москву и, минуя Брест, Польшу, Германию и Нидерланды, оказались в Великобритании. Кирилл начал вести подробные записи, которые называл «эмигрантскими тетрадями», уже не надеясь когда-нибудь вернуться в Россию.
Вначале ему было непросто приспособиться к новой жизни. Английская художественная среда не имеет четкой структуры, а Кирилл еще слабо владел английским, чтобы отстаивать свои принципы. Это стало жестоким опытом, требующим уверенности в своих силах и умения приспособиться к незнакомому рынку. Семья переехала на северо-восток Великобритании. Мать Кирилла вернулась в Россию, время от времени посылая с оказией посылки с маринованными грибами собственного приготовления. Кирилл писал, гравировал, а с 1975 года активно занялся скульптурой.
Начались выставки. В Дарэмском университете и в Сандерленде в 1975 году он представил рисунки пастелью к «Балаганчику» А. Блока, а в Ньюкасле - портреты и живопись. В 1976 году написал «Анализ моей работы» для журнала «Леонардо». Его произведения выставлялись и в Лондоне, и за рубежом - в США, Нью-Йорке и Вашингтоне, и Норвегии. Постепенно Соколову стал близок северо-восток Англии: там был его дом, там он создал большинство своих работ. Особенно тесно он был связан с галереей Хаттон, куда на вернисаж приехал консул российского посольства в Великобритании. Кроме того, здесь он активно участвовал в организации крупной и богатой интересными материалами выставки русской графики в 1979 году. В 1993 году там же состоялась его персональная выставка «Театр», а в 1995 году - ретроспективная выставка.
Весь дом Соколова в Берик-апон-Твиде - стены, двери, стулья, столы - был расписан им как бы на одном дыхании. Поэтому, обедая там, невольно оказывался вовлеченным в похороны И. Стравинского или в мистически завораживающие венецианские драмы. После вынужденного переезда в Дарэм, в связи с катастрофическим пожаром, Соколов начал аналогичным образом расписывать свой новый дом.
В это время он увлекся эстампами и новой для него техникой шелкографии. Столкнувшись с техническими трудностями в процессе печати, он сблизился с группой британских художников, привнеся много полезного в это общение. Начиная с 1980 года он работал с разными издательскими организациями, больше всего с «Шарлот Пресс» и «Норзерн Принт» в Ньюкасле. Здесь он нашел помощников, энтузиастов и друзей. Они же в свою очередь приобщились к стихийности его натуры, приверженности творческому эксперименту.
Кирилл любил работать большими сериями, и за последние годы появились «Берик» (1980), «Психиатрическая клиника» (1981), «Дом без хозяина» (после пожара 1982 г., посвященная матери, умершей за год до этого), «Альтернативная Венеция» (1983), «Эмиграция» (1984) и «История болезни» (1988, после перенесенной им онкологической операции). Здесь его личный опыт становится достоянием других, превращаясь в опыт общественный. Он даже создает серию, посвященную периоду правления М. Тэтчер (1984). За нею последовала серия «Конструкции» - ностальгия по ушедшему авангарду. Он представил свои эстампы на Лондонской выставке работ членов Ассоциации британских художников-графиков, в которой состоял с 1980 года. Большая серия иллюстраций к «Фаусту» была показана в музее Фауста в немецком Книтлингене в 1988 году и в Лирическом театре в Хаммерсмите. Продолжая экспериментировать, совершенствуя свою технику, Соколов стал использовать креозот для шелкографии и туалетную бумагу в создании коллажей.
Он также ежегодно ездил в Грецию, где был заинтригован культурными переплетениями, существующими на контрасте древней языческой Греции, византийских церквей раннего Средневековья и течением современной жизни.
Девяностые годы были отмечены растущим интересом к произведениям Соколова в России. В Московском доме художника в 1992 году состоялась его выставка «10 лет работы», затем эта выставка переехала в Государственную галерею города Перми. Другие ретроспективные выставки прошли в Москве в 1996 году, в Перми - в 1998. В редакции журнала «Наше наследие» в 2002 году он показал новые живописные работы и рельефы. Несколько коллажей экспонировалось на выставке русского коллажа в Музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина. Новые и старые работы Кирилла Соколова, созданные под обаянием произведений русских символистов, были представлены в Музее А.А. Блока в Санкт-Петербурге в 2004 году, а его последняя выставка «Фауст», а также рельефы и картины, полные новых веяний, - в Перми.
Несмотря на то что здоровье Соколова стало ухудшаться, работал он по- прежнему неутомимо. Он никогда не доверял теоретикам, которые «чешут языками на кухне, но не умеют стряпать». В конце концов, он был всего лишь творцом. После его отпевания в Дарэме близкие Кирилла приглашали друзей зайти в его кабинет, где все сохранилось, как при жизни мастера. На письменном столе лежали записи - то, что он собирался делать завтра: список тем его будущих работ, и среди них - павлины, монахи и Апокалипсис.
Перевод с английского Марьяны Таймановой
Публикация подготовлена Ириной Прониной
С художником Кириллом Соколовым судьба свела меня, как это часто бывает, совершенно случайно. В 1970-х годах, когда в нашей жизни возникла первая «большая волна» отъездов художественной интеллигенции за границу, мы, молодые сотрудники Третьяковской галереи, обязаны были еженедельно участвовать в работе комиссии по вывозу Министерства культуры СССР, располагавшейся тогда в одном из корпусов Новоспасского монастыря. Однажды там появился красивый, импозантный художник, уезжающий вместе со своей женой-англичанкой и маленькой дочкой в Великобританию на постоянное жительство. Художника я знала и как отличного живописца из плеяды «шестидесятников», и как самого заметного обитателя нашего ЖСК на Новолесной улице. Состоялось знакомство, стремительно переросшее в несколько запоздалую, к моему огорчению, дружбу. Тем не менее на протяжении многих последующих лет, когда Кирилл и Дики получили возможность приезжать в Москву, и делали это практически ежегодно, они были нашими самыми желанными гостями.
Кирилл показывал свои работы, рассказывал о своих поездках, делился планами. Влюбленно воспринимая мир, великое разнообразие природы, будь то Греция, Ближний Восток или любимая Шотландия, Кирилл жил Россией. Все, что делал он в Европе, ему хотелось показать в Москве, Санкт-Петербурге, Перми, куда он наведывался по выставочным ли делам или просто так, из любви к миру и людям. Ему были интересны наши дела и наши планы. С ним было очень интересно вести беседу за чашкой чая, кофе или чего-нибудь покрепче. Ему очень хотелось как-то соединить две страны, в которых он жил, и устроить выставку русского искусства в Эдинбурге.
К сожалению, этим мечтам не суждено было сбыться, но я рада, что в собрании Третьяковской галереи остались работы Кирилла Соколова, а следовательно, и память о нем. Я бесконечно благодарна судьбе за то, что она подарила мне знакомство с замечательными людьми - художником Кириллом Соколовым и его женой, выдающимся литературоведом, «блоковедом» Аврил Пайман, милой Дики.
Лидия Иовлева,
первый заместитель генерального директора ГТГ
ГТГ