Предчувствие грядущего. ГРАФИКА ВАСИЛИЯ ЧЕКРЫГИНА ИЗ СОБРАНИЯ ТРЕТЬЯКОВСКОЙ ГАЛЕРЕИ

Елизавета Ефремова

Рубрика: 
НАШИ ПУБЛИКАЦИИ
Номер журнала: 
#2 2018 (59)

«Предмет моего искусства - дух человеческий...»[1]
В.Н. Чекрыгин

18 января 2017 года исполнилось 120 лет со дня рождения Василия Николаевича Чекрыгина (1897-1922) - живописца и графика, творчество которого многими авторитетными исследователями признано уникальным явлением в изобразительном искусстве 1910-1920-х годов. Приуроченная к этой дате выставка рисунков художника, организованная в рамках программы «Третьяковская галерея открывает свои запасники», познакомила зрителей с работами из графической коллекции мастера в собрании музея.

История ее комплектования связана с именем известного искусствоведа и музейного деятеля А.В. Бакушинского. В одной из своих статей о творчестве Чекрыгина он писал: «Странно непривычно действует на зрителя так несвойственная современному искусству исключительная широта творческого размаха, неисчерпаемое богатство воображения, визионерское переживание замысла, монументальность формы. Все это и выделяет творчество Чекрыгина из круга современных художественных явлений и в то же время крепко связывает его с подлинным, глубоко трагическим ликом современности»[2]. В 1923 году Бакушинский организовал в Цветковской галерее посмертную выставку произведений Чекрыгина и способствовал поступлению в Третьяковскую галерею от вдовы художника 30 первоклассных рисунков.

Василий Чекрыгин. Автопортрет. 1918
Автопортрет. 1918
Бумага, графитный карандаш. 21,4 × 19

Почти все они были представлены в экспозиции, выразительной доминантой которой стали также работы, подаренные Галерее крупным специалистом по истории графики А.А. Сидоровым (1969) и известным коллекционером русского авангарда ГД. Костаки (1977). Сегодня одна из лучших музейных коллекций графики Чекрыгина насчитывает более 400 произведений, большая часть которых поступила в 1970-1980-е годы из семьи художника.

На выставке экспонировались 64 произведения, свидетельствующие о фантастической творческой одаренности автора и о грандиозности его монументальных замыслов, которые так и не были осуществлены. Многие из представленных работ созданы Чекрыгиным в последние три года жизни, которые он сам определял как период «исступленного» рисования.
В это время художник с невероятным творческим подъемом работал над графическими эскизами к задуманным им фрескам на темы «Бытие» (1920-1921) и «Воскрешение мертвых» (1921—1922). Словно предчувствуя свою скорую гибель, мастер за короткий срок исполнил более 1400 рисунков[3].

Более ранний период творчества Чекрыгина, прошедший под знаком ларионовского лучизма, на выставке представляли многофигурные композиции 1910-х годов. Художник создал эффектные полуабстрактные образы, используя выразительные возможности светотеневой проработки. В этих композициях фигуры людей, как бы «преображаясь», растворяются в потоках света. Свет исполняет здесь пространственно-структурирующую роль и наделяет образы особой светозарностью и одухотворенностью («Весна»).

В это время Чекрыгин был известен в московских кругах как участник футуристических выставок и эпатажных шоу[4]. Совсем еще юного художника, восприимчивого ко всему новому, увлекла идея отрицания традиционных художественных ценностей, которая проводилась его соучениками по Московскому Училищу живописи, ваяния и зодчества (МУЖВЗ) В.В. Маяковским и Д.Д. Бурлюком. С присущим ему бесстрашием он вступил на путь чистого эксперимента и вскоре стал весьма заметной фигурой в среде авангардистов. О работах Чекрыгина, показанных на выставке картин футуристов, лучистов, примитивистов (выставка «№4»), организованной М.Ф. Ларионовым, благожелательно отозвались несколько московских критиков. Одна ко для художника эксперименты с формой были лишь «пробой пера», поисками своего пути в искусстве, и в отличие от многих авангардистов он никогда не отказывался от достижений классического искусства. Решающее значение для него всегда имела духовная составляющая художественного образа. Так, друг художника и соученик по МУЖВЗ Л.Ф. Шехтель (Жегин) вспоминал, что Чекрыгин везде и всегда «говорит о Духе, о духовности, о Христе»[5]. Красноречивым подтверждением этому являются иллюстрации к первому футуристическому сборнику стихов В.В. Маяковского «Я!». Для этого уникального издания 1913 года, ставшего подлинным украшением юбилейной выставки, Чекрыгин исполнил в стилистике древнерусской рукописи текст и иллюстрации на библейские сюжеты[6]. Жегин писал, что они вызвали недоумение у автора стихов, так как не соответствовали эстетике футуризма: «Ну вот, Вася, - бурчал Маяковский, - опять нарисовал ангела - нарисовал бы муху, давно не рисовал!»[7] Примечательно, что, вскоре окончательно охладев к абстрактному формотворчеству, Чекрыгин со свойственной ему страстностью вступил в жесткую полемику с супрематистами и конструктивистами, отстаивая завоевания классического искусства. По воспоминаниям современников, пафосный порыв и бескомпромиссность «неистового» Чекрыгина в высказываниях об искусстве, которому он был предан фанатично, никого не оставляли равнодушным.

Творческое становление художника пришлось на период революции и гражданской войны. Он стал свидетелем жестокого братоубийственного противостояния, голода, холода, разрухи и террора. В рисунках из серий «Восстание», «Лица» Чекрыгин мощно и экспрессивно отразил страшные реалии окружающей жизни. Используя самый доступный в это трудное время материал - бумагу и прессованный уголь, - он спешил запечатлеть возникавшие в его воображении символичные образы. Рисунки «Расстрел», «Кричащая», «Плачущая», «Головы раба и лошади» созданы на пике наивысшего творческого подъема. Контрасты светотени, ритмичность черных и белых пятен выявляют внутреннее напряжение образов, придают им глубинную значимость и свидетельствуют о трагическом восприятии революционных событий. Можно предположить, что эти драматичные по накалу и монументальные по форме листы связаны с работой Чекрыгина над эскизами к задуманной им в середине 1920 года фреске «Бытие». Из сохранившихся записей художника известно, что она должна была включать три цикла росписей на историческиеи современные сюжеты[8]. Кроме того, в много фигурных композициях и отдельных деталях к ним прослеживается некий единый план композиционного построения, что позволило объединить эту группу рисунков в экспозиции. Общую «бытийную» картину дополняли выразительные работы из серий «Оргии», «Сумасшедшие» и портретные зарисовки.

Головы раба и лошади. 1920
Головы раба и лошади. 1920
Бумага, прессованный уголь. 23,5 × 22,5

Однако вскоре Чекрыгина увлекла другая, поистине фантастическая тема. В конце 1920 года художник, прочитав сочинения религиозного мыслителя и одного из основоположников русского космизма Н.Ф. Федорова, стал преданным последователем его учения[9]. Для философа природа была силой не только рождающей, но и умерщвляющей, поэтому он призывал научиться управлять природными явлениями, чтобы преодолеть голод, болезни и, наконец, саму смерть. Победа над смертью, воскрешение всех когда-либо живших людей и заселение ими других планет должно стать, по Федорову, «общим делом» землян. Свою идею образования нового мира и создание бессмертного преображенного человека философ не считал утопической. По его мнению, достижение этой высокой цели станет возможным при синтезе теоретической и прикладной науки, искусства и религии, а также при братском единении всех «сынов человеческих». Он писал: «Через разумные существа природа достигает полноты самопознания и самоуправления, воссоздает все разрушенное и разрушаемое по ее еще слепоте»[10]. Личностью и учением Федорова восхищались Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, Н.А. Бердяев, В.С. Соловьев, Вяч.И. Иванов, В.Я. Брюсов, К.Э. Циолковский. Бердяев писал, что оригинальность и сила философии Федорова заключались «в его исключительном, небывалом сознании активного призвания человека в мире, в его религиозном требовании активного, регулирующего, преображающего отношения к природе»[11].

Чекрыгина потрясли мысли философа о регуляции природных процессов и заселении Вселенной людьми. «Читаю Николая Федорова, московского философа, - писал он. - Его мысли совпали с моими <...> Воскрешение умерших, но не Воскресение. Воскрешение активное, нами, сыновьями умерших отцов. А не пассивное ожидание чуда Воскресения <...>. Воскрешенными отцами будут заселены звезды, ход которых будет регулирован общей волей всех живущих...»[12] Вслед за Федоровым художник остро осознал феномен смерти как главную проблему человеческого существования, и у него родился небывалый замысел - создание монументальной росписи на тему «Воскрешение мертвых». В пяти эскизах 1921 года, которые, очевидно, должны были стать композиционным центром среднего пояса фрески, он создал выразительную картину всеобщего спасения. Образно воплощая мысль философа о воскрешении всех людей, а не только праведников, Чекрыгин изобразил все фигуры в бурном движении: либо восстающими, либо еще только освобождающимися из плена смерти. Мастерски используя выразительный язык графики - линию, пятно, контраст света и тени, - художник нашел адекватное пластическое выражение федоровскому методу воскрешения, согласно которому ученые будут пользоваться лучистыми энергиями, возникающими от вибраций молекул. По Федорову, именно свет, исходящий от молекул, будет иметь решающее значение, и художник также уделяет большую роль свету: он не только исполняет в его рисунках формообразующую функцию, но и выступает как символ духовного преображения, «одухотворяет» возникающие из небытия фигуры воскресших, которые художник наделяет весомой материальностью («Сидящая фигура с фонарем»). В другой группе рисунков он, пытаясь создать «очищенный образ просветленной плоти», использовал тончайшие градации черного цвета, добиваясь удивительной прозрачности, эфемерности фигур, населяющих Вселенную Федорова («Композиция с ангелом»). Ученый верил, что человеческое существо, прежде только взиравшее на небо, рано или поздно станет «пловцом» во Вселенной. Для второй половины XIX века это было абсолютно утопическое высказывание, но оно оказалось пророческим. Под впечатлением идеи заселения людьми других планет Чекрыгин создал «Композицию со сферой» - удивительный образ федоровского грядущего мира, в котором новый возрожденный бессмертный человек управляет «бесчувственными» космическими силами.

Многофигурная композиция со сферой. 1921–1922
Многофигурная композиция со сферой. 1921–1922
Из цикла «Воскрешение мертвых» (1921–1922)
Бумага, прессованный уголь. 39 × 31,2

Федоровский проект всеобщего спасения был высказан Чекрыгиным ярко и убедительно языком пластического искусства. Его рисунки, исполненные в технике мягкого прессованного угля и графита, покоряют совершенством. Благодаря своей динамичной манере, основанной на красоте гибких плавных линий и глубокой мерцающей светотени, он добивался удивительной живописности изображения. Характерно, что Чекрыгин рассматривал все им созданное в последние два года жизни как фрагменты фрески - так страстно он стремился к большой монументальной форме, способной отразить всю гармонию мироздания. Жегин вспоминал: «Отношение к пространству, композиции, цвету и самой фактуре - все изобличало в нем душу великого мастера фрески <...> О фреске как о своем жизненном деле он говорил уже тогда, отметая все то мелко житейское, что могло бы помешать осуществлению этого «самого главного»[13]. Цикл «Воскрешение мертвых», в котором каждая композиция воспринимается как отдельный фрагмент грандиозной настенной росписи, стал главным творческим свершением Чекрыгина. «Проникновенным художественным видением» назвал Бакушинский произведения художника на эту тему, в них нашла свое выражение «и великая радость предчувствия нового неба и новой земли — нового человека в новых, еще не виданных доселе отношениях общественных и космических»[14].

Многофигурная композиция. Пять фрагментов. 1921. Из цикла «Воскрешение мертвых» (1921–1922)
Многофигурная композиция. Пять фрагментов. 1921. Из цикла «Воскрешение мертвых» (1921–1922)
Бумага, прессованный уголь. 48,4 × 38,7; 48,5 × 38,3; 48,7 × 38,2; 48,5 × 38,3; 48,8 × 38,7

Во время работы над темой «Воскрешение мертвых» Чекрыгин сблизился с группой художников и литераторов, создавших весной 1921 года Союз художников и поэтов «Искусство – жизнь» (с 1924 года «Маковец»). Его соратники по искусству видели в нем истинного новатора, яркого теоретика и философа, поэтому не случайно он принял активное участие в разработке основных положений манифеста Союза и стал главным экспонентом первой выставки объединения. В отличие от «левых» художников маковцы никогда неотрицал и завоеваний мирового реалистического искусства. В манифесте «Наш пролог» ясно прозвучала чекрыгинская мысль о возрождении искусства при условии «строгой преемственности с великими мастерами прошлого и при безусловном воскрешении в нем начала живого и вечного»[155. Маковцам также были близки идеи о преображающей роли и соборности искусства религиозных философов Н.А. Бердяева, Вяч.И. Иванова, В.С. Соловьева, Н.Ф. Федорова, П.А. Флоренского. Эти мысли выражены Чекрыгиным в статье, которая после его смерти была опубликована в журнале «Маковец». По мнению художника, современное искусство лишь частично раскрывает грядущее обновление Вселенной, когда же «приготовится почва к синтезу живых искусств <...>, только тогда искусство будет владеть в яве скрытыми силами и будет торжеством созидания небесной архитектуры, строящей небо...»[16] Эту федоровскую мысль о зарождении нового созидательного искусства, моделирующего мироздание будущего, Чекрыгин считал первостепенной. В трактате «О Соборе воскрешающего музея» (1921), посвященном памяти философа, Чекрыгин, рисуя грандиозный образ федоровской вселенской церкви-музея, в котором наука и искусство воссоединятся в живой религии, объединив знание и веру, писал: «Сын человеческий знает, что не разрушать подъем мира призван он, но завершить его восстание в немыслимой чистоте, раскрыть красу цвета земли и вселенной в новой совершенной свободе и нетленном свете»[17].

Творчество Чекрыгина так же своеобразно, как и личность самого автора. Это был человек не только невероятно художественно одаренный, но и склонный к глубокому философскому осмыслению жизни и искусства. Жегин вспоминал: «Жизнь его была необычайна своей внутренней напряженностью и целостностью <...> Свою исключительность он, конечно, не мог не сознавать. - Я не гений, но гениален, - однажды сказал он мне»[18]. Друзья художника не могли не заметить и его пророческого дара. По-видимому, Чекрыгин действительно обладал редкой способностью предугадывать будущее. Так, задолго до своей трагической гибели он писал в одном из писем: «Пути своего я не знаю, но предчувствую, и он, как дорога ночью, стоит у меня перед глазами и конец - моя насильственная смерть»[19]. К сожалению, это страшное пророчество сбылось, когда художнику только что исполнилось 25 лет. Несмотря на столь короткий срок жизни, Василий Чекрыгин успел найти свой неповторимый путь в искусстве, оставив потомкам обширное художественное наследие, важное место в котором занимают графические произведения мастера, отразившие в ярких выразительных образах дух революционной эпохи и русской религиозной мысли.

 

  1. Цит. по: Мурина Е., Ракитин В. Василий Николаевич Чекрыгин. М., 2005. С. 21. (Далее: Мурина, Ракитин.)
  2. Бакушинский А.В. В.Н. Чекрыгин 〃 Русское искусство. М., 1923. №2-3. С. 15.
  3. В.Н. Чекрыгин погиб 3 июня 1922 года, попав под поезд между станциями Пушкино и Мамонтовка.
  4. Впервые новаторские работы Чекрыгина экспонировались зимой 1913-1914-го на XXXV (Юбилейной) выставке МУЖВЗ, за что он был на год лишен стипендии им. И.И. Левитана, что в свою очередь послужило для художника поводом в феврале 1914 года уйти из Училища, где он успешно проучился три года.
  5. «Маковец» (1922-1926): Сборник материалов по истории объединения. М., 1994. С. 94.
  6. Маяковский В.В. Я! / Рис. В.Н. Чекрыгина и Л. Ш. М.: Изд-во Г.Л. Кузьмина и С.Д. Долинского, 1913. Л.Ш.-Л.Ф. Шехтель (Жегин). Эскиз обложки сборника, в который вошло четыре стихотворения, исполнил В.В. Маяковский.
  7. Жегин Л.Ф. Воспоминания о В.Н. Чекрыгине / Ред., предисл. и коммент. Н.И. Харджиева // Панорама искусств. М., 1987. №10. С. 212. (Далее: Жегин.)
  8. Жегин. С. 200.
  9. 9.        Сочинения Н.Ф. Федорова были изданы в 1906-1913 годах под названием 《Философия общего дела》 друзьями и учениками философа - B. А. Кожевниковым и Н.П. Петерсоном.
  10. Федоров Н.Ф. Сочинения. М., 1982. С. 633.
  11. Бердяев Н.А. Религия воскрешения («Философия общего дела» Н.Ф. Федорова) // Грезы о Земле и небе. СПб., 1995. С. 190.
  12. Цит. по: Мурина, Ракитин. С. 218.
  13. Жегин. С. 215.
  14. Бакушинский А.В. Исследования и статьи. М., 1981. С. 172.
  15. Наш пролог // Маковец: журнал искусств. М., 1922. №1.
  16. Чекрыгин В.Н. О намечающемся новом этапе общеевропейского искусства // Маковец: журнал искусств. М., 1922. №2. C.        14.
  17. Цит. по: Мурина, Ракитин. С. 250.
  18. Жегин. С. 210.
  19. Цит. по: Мурина, Ракитин. С. 217.
Иллюстрации
Весна. 1920
Весна. 1920
Бумага, прессованный уголь. 34,4 × 27
Кричащая. 1920
Кричащая. 1920
Эскиз к композиции «Восстание». Бумага, прессованный уголь. 42,8 × 38
Многофигурная композиция. Конец 1910-х – начало 1920-х
Многофигурная композиция. Конец 1910-х – начало 1920-х
Бумага, уголь, графитный карандаш. 15,6 × 12
Многофигурная композиция. Конец 1910-х – начало 1920-х
Многофигурная композиция. Конец 1910-х – начало 1920-х
Бумага, прессованный уголь, графитный карандаш. 19 × 17,1
Восстание. 1920
Восстание. 1920
Эскиз композиции. Бумага, прессованный уголь. 43,4 × 27,8
Лица. 1920
Лица. 1920
Бумага, уголь. 48,5 × 41,6. Дар Г.Д. Костаки в 1977
Детская головка. 1919
Детская головка. 1919
Бумага, прессованный уголь. 22,7 × 20,5
Женская голова. 1920
Женская голова. 1920
Бумага, угольный карандаш, фиксаж. 21,6 × 23,3. Дар А.А. Сидорова в 1969
Веселая компания. 1919
Веселая компания. 1919
Бумага, сангина. 29,7 × 22,4
Безумная. 1922
Безумная. 1922
Из серии «Сумасшедшие» (1921–1922). Бумага, уголь. 26 × 25,6
Композиция с кошкой. Конец 1910-х
Композиция с кошкой. Конец 1910-х
Бумага, прессованный уголь. 22,7 × 27,8
Расстрел. 1920
Расстрел. 1920
Бумага, прессованный уголь. 31,6 × 30
Фрагмент фрески. Эскиз. 1921
Фрагмент фрески. Эскиз. 1921
Фрагмент фрески. Эскиз. 1921
Фрагмент фрески. Эскиз. 1921
Фрагмент фрески. Эскиз. 1921
Фрагменты фрески. Эскизы. 1921
Из цикла «Воскрешение мертвых» (1921–1922)
Двухфигурная композиция. 1922. Из цикла «Воскрешение мертвых» (1921–1922)
Двухфигурная композиция. 1922. Из цикла «Воскрешение мертвых» (1921–1922)
Бумага, уголь. 30,8 × 23,8
Многофигурная композиция. 1921. Из цикла «Воскрешение мертвых» (1921–1922)
Многофигурная композиция. 1921. Из цикла «Воскрешение мертвых» (1921–1922)
Бумага, прессованный уголь. 36,3 × 28,3
Композиция с ангелом. 1922. Из цикла «Воскрешение мертвых» (1921–1922)
Композиция с ангелом. 1922. Из цикла «Воскрешение мертвых» (1921–1922)
Бумага, уголь. 24,2 × 28,8
Композиция с ангелом. 1922. Из цикла «Воскрешение мертвых» (1921–1922)
Композиция с ангелом. 1922. Из цикла «Воскрешение мертвых» (1921–1922)
Бумага, графитный карандаш. 25,5 × 37,8
Сидящая фигура с фонарем. 1922. Из цикла «Воскрешение мертвых» (1921–1922)
Сидящая фигура с фонарем. 1922. Из цикла «Воскрешение мертвых» (1921–1922)
Бумага, уголь. 37,8 × 44,1

Вернуться назад

Теги:

Скачать приложение
«Журнал Третьяковская галерея»

Загрузить приложение журнала «Третьяковская галерея» в App StoreЗагрузить приложение журнала «Третьяковская галерея» в Google play