«Конечно, мы сестры с тобой…» НАТАЛИЯ ГОНЧАРОВА И МАРИНА ЦВЕТАЕВА: СКРЫТЫЙ МИР ПОЭЗИИ НАТАЛИИ ГОНЧАРОВОЙ
«Вот Гончарова, никогда стихов не писавшая, в стихах не жившая, поймет, потому что глядела и видела…»[1], - таким предполагала Марина Цветаева в 1929 году восприятие стихотворения «Вестнику» Наталией Гончаровой. Близко общаясь с Наталией Сергеевной в 1928-1932 годы, Марина Ивановна не знала о поэтических опытах художницы.
Стихотворения Гончаровой сохранились в четырех тетрадях и многочисленных разрозненных листах[2]. Характер черновиков раскрывает и цель писания - стихи как сокровенные дневниковые записи и мимолетные зарисовки впечатлений. Это и способ мышления, и поиск символов, красок и настроений (иногда Гончарова прибегала к французскому языку). Большинство стихов не датированы, за исключением некоторых, написанных в апреле - мае 1957 года. В том же году в возрасте 76 лет Гончарова задумалась об их издании: она сообщала в письме к Оресту Розенфельду, едва веря в это предприятие: «…но кроме того, есть и работа для себя, сборник стихов, кот[орый], конечно, никогда не появится в печати…»[3]
Стихотворения Наталии Гончаровой, известные в научных кругах, все же мало рассматривались в комплексе и применимо к ее живописному творчеству. В этом отношении важна дружеская, деловая, творческая связь Гончаровой и Цветаевой. Под впечатлением от личности художницы Цветаева написала в 1932 году очерк «Наталья Гончарова. Жизнь и творчество»: она назвала свою работу «Попытка эмоционально-духовной биографии»[4]. Все биографические сведения Цветаева пропустила через свою оценку, писала, основываясь на беседах с художницей. «Гончарова для меня сокровище, потому что ни в жизни, ни в живописи себе цены не знает. Посему для меня - живая натура, и живописец – я»[5], - передавала Цветаева. Сопоставив эти «живые» впечатления Цветаевой, ее взгляды на художественную сущность работ Гончаровой, можно рассмотреть в синтезе поэтическое и изобразительное творчество художницы, хотя поэзия носит любительский характер и служит скорее дополнением к живописи. Стихи Наталии Гончаровой условно делятся на тематические группы: любовная лирика, стихи о России, о судьбе и призвании художника-поэта, цикл о природе, о месте в ней человека и машины.
Отдельно можно рассматривать «морские» стихи. Большой блок составляют стихи на темы смерти и бессмертия, посвященные Богу и душе человека, среди них - самые поздние, датируемые 1957 годом.
На протяжении всего очерка Цветаева обращается к образу моря, с ним связано даже первое впечатление от улицы Висконти в Париже, где находилась мастерская художницы: «Пахнет морем», нет, но: дует морем, запах мы прикладываем»[6]. Да и сама мастерская Гончаровой в представлении Цветаевой - палуба, а ветер за окном - море. И у художницы в стихах Париж ассоциировался с этим образом:
…Приморский город - Париж сегодня.
Доносит ветер соленый запах
В конце бульвара, наверно, мачты.
Пройти б на берег, взглянуть на чаек,
Послушать волны.
Мечты из дали приносит ветер,
И лучше верить, чем проверять[7].
«Темы моря - нет, ни одного моря, кажется... Но - свет, но - цвет, но та - чистота...» Морское, вот что взяла Гончарова от моря»[8], - так передавала Цветаева слова художницы. Действительно, морская тема в ее живописи присутствует, но выражена слабо («Море, лучистская композиция», 1912-1913, Стеделик-музей, Амстердам; «Скала на берегу моря», начало 1920-х, ГТГ, и другие). В поэзии же Гончарова к теме моря обращалась часто. «Морское» - свет, цвет, чистота - также проступает сквозь другие лирические темы, как и в живописи. Это не отдельный цикл, а ряд произведений, метафорически связанных с морем.
Море - символ жизни и погибели:
Море, волнами шумящее,
Образ жизни холодный.
Строй-надстраивай,
Строй-пристраивай,
Перестраивай.
Есть и нет.
Нет, как не было...[9]
Часто этот образ связан с любовной тематикой, где море - надежда и ее крушение, встреча и разлука.
У берега море без ветра шумит,
У берега пеной вскипает.
Верно, слезы, слезы о тех,
Что далеко за море ушли,
О тех, что назад не вернутся вовеки,
То пенятся слезы оставленных песне,
Навеки забытых невест[10].
Это и чужбина для художницы, печаль о родине, пересечение с темой России:
Утомительна моря и гор синева,
Солнца зной на песке ослепляет,
Чуждым говором волны шумят,
Усыпляет цикад стрекотанье.
Как хотелось бы тихо уснуть
И проснуться в березовой роще…[11]
Наталия Гончарова вместе с Михаилом Ларионовым покинула навсегда Россию в 1915 году, оставив на родине семью - мать, отца, брата. Неудивительно, что тема Родины звучит в ее стихах снова и снова.
Страна моя, где все мои остались,
Куда я, верно, даже мертвой не вернусь.
Мой дух в стране чужой Всегда везде с тобой,
К твоим стопам несу я все свои дары[12].
В живописи Наталии Гончаровой значительное место отводится русской деревне, крестьянскому труду, его годовому циклу. Она ощущала свою принадлежность миру деревни и передала это чувство в живописи и поэзии. Марина Цветаева называет эту черту «деревенскостью»: «Когда я говорю деревенская, я, естественно, включаю сюда и помещичья, беру весь тот вольный разлив: весны, тоски, пашен, рек, работ Деревенское не как класс, а как склад...»[13]. Гончарова - «явный номад, явный крестьянин»[14].
Схожее мироощущение и в стихах художницы:
Я не строила дома себе на чужбине.
Знак кочевья - палатка моя.
Знак кочевья - постелька складная… [15]
Образ России, созданный в «крестьянском» и близком к нему «религиозном» циклах живописи Гончаровой (первая половина 1910-х), после переезда за границу перешел в театральные работы — в оформление балетных сезонов С.П. Дягилева («Золотой петушок» на музыку Н.А. Римского-Корсакова, 1914; «Свадебка» на музыку И.Ф. Стравинского, 1923 и другие). Как в декорациях, так и в поэзии Россия для Гончаровой - это деревня, крестьянский труд, церковные праздники и обряды, народные поверья.
Цветаева разделяет жизнь художницы на две части - «до России» и «после России». У Гончаровой это разделение передано посредством образов России-матери и Европы-мачехи.
…В стране иной вся жизнь моя проходит,
И мачеха моя прекрасна и умна.
Все ж милее матери седая голова,
С безумными и грозными очами
Милее чуждого прекрасного лица [16]
Кипение жизни, любое ее проявление привлекали художницу. Природа как единый жизненный непрекращающийся и повторяющийся цикл занимает в ее творчестве ключевое место. «Растение, вот к чему неизбежно возвращаюсь, думая о Гончаровой. <.> Куст, ветвь, стебель, побег, лист - вот доводы Гончаровой в политике, в этике, в эстетике. Сама растение, она не любит их отдельно, любит в них себя, нет, лучше, чем себя: свое»[17], - отмечала эту любовь к жизни Цветаева. В бесконечной смене циклов весна и осень особенно привлекали Гончарову как в живописи, так и в поэзии. И Цветаева отмечала это предпочтение художницы: «Что, вообще, пишет Гончарова в России? Весну, весну, весну, весну, весну. Осень, осень, осень, осень, лето, лето, зиму. Почему Гончарова не любит зимы, то есть, все любя, любит ее меньше всего?
Н.С. ГОНЧАРОВА. Ранняя весна. Трехчастная композиция. 1908
Холст на дереве, масло. 110 × 223,5. ГТГ
Да потому, что зима не цветет и (крестьянская) не работает»[18]. Зима для художницы - замирание жизни:
…Я клубочком свернусь
И засну, покрывшися шубой?
Два стула и стол, и ложе из досок,
Как зимнее небо навис потолок,
К зимней земле все приникло[19].
На фоне вечного движения жизнь человека, освоившего природу, создавшего машины и фабрики, должна проходить по своим законам, иначе труд, подчиненный машине, сделает ее бессмысленной. И в этом главное отличие крестьянской жизни, где человек и природа составляют неразрывное единство.
Труд и труд, как вчера,
Труд и труд, как всегда.
Безысходный труд и подвальный.
И от детских слез
До последнего вздоха предсмертного
Все ему отдано…[20]
В живописи Гончарова также не избегала темы «механизма» 一 машины, фабрики, города («Аэроплан над поездом», 1913, ГМИИ РТ; «Город. Композиция в черном и желтом», 1950-е, ГТГ). Цветаева подмечает это отношение художницы: «У Гончаровой с природой родство, с машиной (чуждость, отвращение, притяжение, страх) весь роман розни – любовь»[21]. Машина привлекала ее скорее как явление, как разновидность жизни.
Рассуждения о собственном предназначении - отдельная тема в стихах Гончаровой. «Благоприятные условия? Их для художника нет. Жизнь - сама неблагоприятное условие. Всякое творчество <…> - перебарыванье, перемалыванье, переламыванье жизни - самой счастливой…»[22], - сравнивала Цветаева свою судьбу с судьбой Гончаровой. О тернистом пути художника-поэта стихотворение «Я несу то, что дал мне Господь...»:
…Но закрыты и ставни, и двери,
Ваши уши не слышат,
Не видят глаза,
В волосах моих иней блестит.
И столетья вам скажут:
Вы нищи, презренны,
Вы Господень презрели дар[23].
Поэт в творчестве художницы - избранник Бога, несущий в мир истину под нищими отрепьями, он «дух творца»24.
…Но молниям голубым
Его горячий взгляд
Подобно сверкал
Меж загнутых ресниц.
И руки были малы,
И пальцы тонки, гибки,
Лицо и руки темны.
Иконный лик[25].
Гончарова в представлении поэтессы оставляет схожее впечатление: «Внешнее явление Гончаровой. Первое: мужественность. - Настоятельницы монастыря. <...> Прямота черт и взгляда, <...> серьезность всего облика»[26].
В своем призвании художница видит предопределение, волю рока:
…Все кривые даны и прямые,
И углово обозначен уклон.
Размещенье на свитке
Им жизнью дано
Да моею безвольною волей[27].
В стихах проступают не только абстрактные образы, но и появляются вполне определенные поэты: Гончарова откликается на трагическую смерть Владимира Маяковского[28]. В другом стихотворении, вероятно, - посвящение Марине Цветаевой:
Конечно, мы сестры с тобой,
Но не по отцу, не по матери,
А по тополю белому,
По тени, что падала
Утром и вечером
На твой двор и мой,
По ветру залетному…
Что листьями сыпали
Осенними желтыми
На мой двор и твой,
По блеску желтому
В серых и карих глазах,
По ритму четкому
В мазках и словах[29].
Поэтесса в свою очередь находит незримые связи с художницей - и это отмечено в очерке: любимый Пушкин и тот самый «гончаровский» род[30]; напряженная творческая работа, заполнявшая их жизнь; Трехпрудный переулок в Москве, в котором жили обе женщины в России. Видимо, этот же Трехпрудный переулок упоминает в приведенном стихе Гончарова.
«Любовная лирика» художницы носит на себе отпечаток пережитой драмы жизни. Судьба Наталии Гончаровой была связана с судьбой Михаила Ларионова, свой творческий путь, начиная со знакомства в 1901 году и до смерти художницы в 1962-м, они прошли вместе, несмотря на сложные перипетии личной жизни. «Говорить о Гончаровой, не говоря о Ларионове, невозможно, - писала Цветаева, — ...собственные слова Гончаровой о нем: «Ларионов - это моя рабочая совесть, мой камертон. <…> Мы очень разные, и он меня видит из меня, не из себя. Как я – его»[31]. Стихотворение Гончаровой «География» передает настроение ностальгии, воспоминания о жизни художников в Париже:
Я прошла сегодня утром
По местам, где мы бывали.
Вот кафе, куда ходили
Скромный завтрак разделить…
…Вот скамейка на бульваре,
Где ждала тебя я часто.
Пустяки, но не забыты,
Пустяки, но очень больно –
Слез полны мои глаза[32].
Любовь в поэзии Гончаровой носит трагический характер неразделенного чувства или предательства, она неразрывно связана с жертвенностью.
Меня изменой не страши,
Я знаю, что любовь с изменой неразлучна,
За страстью следует измена,
Как ночь за днем…[33].
Земная любовь - это цветение, вслед за которой наступают осень и чувство одиночества души, одиночества каждого перед вечностью:
…Да зачем говорить те слова,
Коль душа одинока вовек[34].
Гончарова сопоставляет человеческую любовь с любовью небесной, божественной. Человек одинок без связи с Богом.
Размышления о Боге, вечности, смерти и бессмертии - основополагающая тема в творчестве художницы. Первое косвенное знакомство Цветаевой и Гончаровой произошло через иллюстрации, созданные художницей к книге стихов Тихона Чурилина «Весна после смерти» (1915). «.Под знаком воскресения и недавней смерти шла вся книга. <...> Что побудило Гончарову, такую молодую тогда, наклониться над этой бездной?»[35] В первой половине 1910-х годов эти мотивы занимали в живописи Гончаровой одно из центральных мест, прежде всего надо указать религиозные картины 1910-1911 годов, включающие в себя иконы с изображениями святых, евангелистов, архангелов, Богоматери, Троицы; цикл картин «Жатва» (1911) на апокалиптические сюжеты. В более поздних работах 1950-х годов эта тема переходит в размышления о вечности, устройстве мироздания в абстрактных композициях, отображающих космическое пространство.
Пространству нет пределов,
И нету времени начала и конца,
Как пыль в луче,
Пробившемся сквозь ставни,
Миры плывут…
…Но за пределами луча
Вращаются пылинок мириады,
И где-нибудь в пространстве бесконечном
Плывут планеты
Во мраке ледяном[36].
Цветаева отмечает жизнеутверждающий характер творчества художницы: «На смерть Гончарова отвечает смертью, отказом. <...> Смерть (труп) не ее тема. Ее тема всегда, во всем - воскресение, жизнь... <...> Гончарова вся естьживоеутверждениежизни»[37].
…Я же знаю иное,
Что за смертью
Душа переходит
В невидимый мир.
О, широко раскрытые крылья,
О, тоска одинокой души…[38]
В стихах она передает всю мимолетность земной жизни, сравнивая ее с природными циклами, часто задействует образы весны и осени:
Для всех нас приготовлены
Осенние листы,
Они еще зеленые,
В них птицы гнезда вьют.
Но осень неизбежная Родится с первой зеленью,
С ростком весенним первым,
С весенним первым цветом[39].
Поздние стихи, датируемые апрелем 一 маем 1957 года, проникнуты предчувствием собственной смерти.
Как устала я сегодня,
Так устала...
До постельки бы добраться поскорее.
Может, скоро также я устану
Перед сном, перед последним[40].
В том же 1957-м, за 5 лет до своей смерти, Гончарова пишет свое «поэтическое завещание» 一 «Дорогие друзья, вас молю...»:
На могилку мою не ходите, друзья.
Дух мой часто вы встретите в жизни.
А могилка далека,
Ехать долго и мысли грустны[41].
Стихотворения Наталии Гончаровой едва ли можно рассматривать как поэзию высокого уровня, сравнивать ее с лирикой Цветаевой. Поэзия для художницы была увлечением всей жизни, о чем свидетельствует беспрестанный интерес к творчеству современных ей поэтов: Марины Цветаевой, Константина Бальмонта, Тихона Чурилина, Владимира Маяковского и других; любовь к стихам Пушкина. Она создавала иллюстрации к сборникам стихов и поэмам («Весна после смерти» Т. Чурилина, «Молодец» М. Цветаевой, «Сказка о царе Салтане» А. Пушкина, «Прозрачные тени. Образы» М. Цетлина и другим). Поэзия Гончаровой представляется интересным дополнением живописного и графического искусства: в ней прослеживается развитие ключевых тем, разрабатываются образы, особенно в «природных», религиозных и философских стихах, стихах-воспоминаниях о России. Однако основная цель ее поэтического творчества 一 исповедальная.
«Гончарова <...> в стихах не жившая, поймет...»一 это слова о творческом родстве поэта и живописца. Цветаева ценила гений Гончаровой-художницы, последняя 一 поэтический талант Цветаевой. Обе являются знаковыми величинами русского искусства первой половины XX века. Духовный портрет Гончаровой, созданный великой поэтессой, и стихи самой художницы, через которые открывается ее внутренний мир, позволяют по-новому взглянуть на творчество амазонки русского авангарда.
- ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 9133. Л. 52.
- Стихотворения хранятся в Отделе рукописей Государственной Третьяковской галереи. ОР ГТГ Ф. 180. Н.С. Гончарова, М.Ф. Ларионов.
- ОР ГТГ. Ф.180. Ед. хр. 850. Л. 2.
- ОР ГТГ. Ф.180. Ед. хр. 1814. Л. 1.
- ОР ГТГ. Ф.180. Ед. хр. 9133. Л. 60.
- Там же. Л. 3.
- ОР ГТГ Ф.180. Ед.хр. 251. Л. 44.
- ОР ГТГ Ф.180. Ед.хр. 9133. Л. 66.
- ОР ГТГ. Ф.180. Ед.хр. 232. Л. 16.
- Там же. Л. 7.
- Там же. Л. 17-18.
- Там же. Л. 10.
- ОР ГТГ. Ф.180. Ед.хр. 9133. Л. 59.
- Там же.
- ОР ГТГ. Ф.180. Ед.хр. 232. Л. 62.
- Там же. Л. 10-11.
- ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 9133. Л. 74-75.
- Там же. Л. 60-61.
- ОР ГТГ. Ф.180. Ед.хр. 259. Л. 4-5.
- Там же. Л. 27.
- ОР ГТГ. Ф.180. Ед.хр. 9133. Л. 94.
- Там же. Л. 24.
- ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 251. Л. 3-4.
- Там же. Л. 21.
- ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 261. Л. 1.
- ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 9133. Л. 17.
- ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 232. Л. 36-37.
- ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 259. Л. 33.
- ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр.232. Л. 48.
- Имеется в виду род Гончаровых, из которого происходила жена А.С. Пушкина - Наталья Николаевна Гончарова (1812-1863). Н.С. Гончарова также принадлежала к этому роду.
- ОР ГТГ. Ф.180. Ед.хр. 9133. Л. 81.
- ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 257. Л. 1.
- ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 229. Л. 4.
- ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 232. Л. 49.
- ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 9133. Л. 16-17.
- ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 232. Л. 27-28.
- Там же. Л. 74.
- ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 259. Л. 21-22.
- ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 232. Л. 54.
- ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 259. Л. 32.
- ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 262. Л. 1-1 об.
Холст, масло. 77 × 58,2. ГТГ
Холст, масло. 53 × 46. ГТГ
РГАЛИ. Ф. 1190. Оп. 2. Ед. хр. 232. Л. 1
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 232. Л. 48
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 12005. Л. 1
Холст, масло. 93,5 × 66,8. ГТГ
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 12007. Л. 1
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 12001. Л. 1
Постановка М.М. Фокина. Премьера – 21 мая 1914 года в Гранд-Опера, Париж. Картон, графитный карандаш, акварель, аппликация, белила. 66,1 × 99,9. Государственный центральный театральный музей им. А.А. Бахрушина
Холст, масло. 55,7 × 83,8. Музей изобразительных искусств Республики Татарстан
Холст, масло. 102 × 73. ГТГ
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 232. Л. 62
Фотография. ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 12006. Л. 1
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 255. Л. 1
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 1814. Л. 2–2 об.
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 9133. Л. 1.
Последняя страница рукописи М.И. Цветаевой о Н.С. Гончаровой. 1929
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 9133. Л. 103
Фотография. РГАЛИ. Ф. 1190. Оп. 2. Ед. хр. 232. Л. 7
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 262. Л. 1
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 259. Л. 33
Холст, масло. 147 × 188,5. ГТГ