СЕРГЕЙ ИВАНОВ: В ТЕНИ ВЕЛИКОГО БРАТА

Осенью 2003 года среди русских захоронений Тестаччо, некатолического кладбища в Риме, наше внимание привлекло весьма ухоженное надгробие. Преподаватель римского университета Ванда Гасперович объяснила, что здесь покоится архитектор Сергей Иванов, брат гениального русского живописца. За могилой следит Немецкий археологический институт, которому покойный оставил значительные суммы денег. Несколько дней спустя в библиотеке и архиве института неожиданно обнаружились ценные источники информации. Так, первым среди документов оказалось письмо Павла Михайловича Третьякова, присланное С.А. Иванову из Москвы весной 1873 года. В архивной описи ошибочно указывалось имя адресата архимандрита Сафония (“l’Archiman- drite Sophony, al’Ambasad Imperiale de Russie Roma pour remettre a Monsinor Serg Iwanoff”). Автора этой публикации охватило невероятное волнение, когда перед глазами возник синий линованный лист с узнаваемым твердым почерком и характерной подписью основателя Третьяковской галереи. Поделившись своей находкой с директором института доктором Томасом Фролихом, удалось выяснить, что в архиве была и связка неопубликованных писем (21 единица хранения) Михаила Петровича Боткина. На конвертах, датированных 1858-1859 и 1870 годами, имелись пометки самого С. Иванова. По возвращении в Москву появилась необходимость заняться более детальным изучением личности и творчества С.А. Иванова, который долгое время находился в тени славы великого брата. В течение ряда лет собирался материал, разыскивались произведения в фондах музеев, сведения в литературе и периодике. Результаты поисков, а также первая публикация письма П.М. Третьякова и произведений С.А. Иванова представлены на страницах этого журнала.

Сергей Андреевич Иванов - младший ребенок в многодетной семье исторического живописца А.И. Иванова и Е.И. Ивановой, урожденной Демерт, дочери мастера немецкого позументного цеха. Мальчик родился в июле 1822 года в Петербурге. Семья профессора Иванова жила в это время в здании, перестроенном под жилые помещения на академическом Литейном дворе. Разница в возрасте между братьями была значительной: в год рождения Сергея Александр Иванов уже получил в Академии серебряную медаль за рисунок. В мае 1830 года, когда А.А. Иванов отправился в качестве пенсионера Общества поощрения художников в Италию, маленькому Сергею еще не исполнилось восьми лет. Однако он, как и старший брат, с раннего детства был подготовлен дома под руководством отца к рисованию и другим предметам, необходимым для поступления в Академию художеств. Андрей Иванович Иванов тридцать два года преподавал в этом учебном заведении, но в 1830 году по личному распоряжению императора Николая I, недовольного картиной «Смерть генерала Кульнева», был уволен со службы. С тех пор свой нерастраченный талант педагога он сосредоточил на младшем сыне.

Сохранились работы десятилетнего Сережи, которые архитектор берег на протяжении всей жизни. В этом серьезном отношении к самым ранним произведениям скрыто воспитанное в семье глубокое уважение художника к каждому своему творению[1]. Рисунок с античного гипса «Голова сына из группы Лаокоон» (1832, ГНИМА) демонстрирует овладение профессиональными техническими навыками.

В это время юный Иванов, тренируя руку и глаз, копирует не только пластические образцы, но и западноевропейские гравюры. Примером тому служит рисунок «Мельница» (1832, ГНИМА). Все эти работы, относящиеся к «доакадемическому» периоду творчества С.Иванова, свидетельствуют о весьма раннем владении навыками рисовального ремесла.

В 1837 году Сергей Иванов был определен учеником Академии художеств. Работы этого периода наглядно показывают эволюцию его рисовального искусства. Успехи старательного и способного мальчика были отмечены академическим начальством. За мастерское владение карандашом и необычайное чувство пластической формы С. Иванов удостаивается в 1839 году второй, а в 1840 году первой серебряной медали (за рисунок «Академическая парадная лестница»). Но Иванов-младший не пошел по проторенной дороге отца и брата, не стал продолжать занятия в историческом классе Академии, а перешел в архитектурный, возглавляемый профессором Константином Тоном. К этому периоду относятся его работы «Проект городским воротам» (1840) и «Оранжерея» (1841, оба - ГНИМА). Одновременно С. Иванов работал помощником зодчего Р. Кузьмина, у которого постигал основы архитектурной практики. На этом поприще талант С. Иванова также был отмечен. В 1842 году он удостоен второй золотой медали за проект Гостиного двора в столице, а в 1843 году - первой, за проект Публичной библиотеки. Успешно завершив обучение в Академии и получив звание художника 14-го класса, у С. Иванова появилась возможность поехать в пенсионерскую поездку.

Каким был Сергей Иванов в этот период, мы узнаем из письма живописца Федора Моллера от 13 мая 1842 года. Вернувшийся из Рима художник посетил дом Ивановых, «с искренним удовольствием» рассказал о жизни Александра Андреевича в Италии, о «прекрасном произведении», над которым тот работал. Найдя родителей в добром здравии, Ф.А. Моллер особое внимание уделил брату Сергею: «Он вырос и сделался прекрасным юношею, подающим самые блестящие надежды в художественном поприще. Братец Ваш показал мне последние свои проекты, которые, сколько я понимаю, казались мне прекрасными. Он вообще исполнен любви и энтузиазму к искусству, которые с его талантом и прилежанием без сомнения в скором времени доставят ему счастье быть в Италии под Вашим опытным руководством и пользоваться Вашими советами»[2].

Однако в январе 1843 года скончалась супруга А.И. Иванова, и младший сын, живший вместе с отцом, не мог оставить старика. Своей семьи Сергей к тому времени не создал. По-видимому, он учитывал опыт отца, которому ранняя женитьба помешала осуществить пенсионерскую поездку (по уставу Академии для женатых художников такая поездка была невозможна). Три года С.А. Иванов состоял помощником архитектора К.А. Тона сначала при постройке церкви конногвардейского полка в Петербурге, а затем подключился к грандиозному сооружению храма Христа Спасителя в Москве. Для оформления интерьера храма К.А. Тон предлагал А.А. Иванову написать два больших образа («Преображение» и «Вознесение»), а также намеревался «найти место» для полот на «Явление Мессии». Александр Андреевич в свою очередь предложил для запрестольного образа сюжет «Воскресение Христа». Находясь в Москве, в 1845 году Сергей разыскивал по его просьбе в древней столице иконы в качестве образцов. Увлечение С.А. Иванова русско-византийским стилем можно проследить в проекте православного собора. Между братьями постоянно велась активная переписка. Александр Андреевич внушал Сергею, что «после службы в отечестве» необходимо поехать в Италию, ибо эта страна «есть ныне истинное отечество художеств».

В мае 1845 года Академия уведомила С. Иванова, что он отправляется в качестве пенсионера за границу «для усовершенствования в архитектуре на шесть лет с назначением на содержание по триста червонных в год и на путевые издержки двести червонных». В римском архиве архитектора сохранилась подробная академическая инструкция под номером 509. Следуя ей, С. Иванов мог выбрать один из двух предлагаемых маршрутов из Петербурга: через Пруссию во Францию и Англию или через Пруссию в Бельгию и Англию, а затем через Францию - в Италию. По прибытии в Рим С. Иванов был обязан явиться к российскому посланнику и начальнику русских художников[3]. Во время пребывания за границей С. Иванов должен был преуспевать «по части зодчества, а притом главнейшее стараться о сохранении чистой нравственности, благородства характера, одним словом, вести себя во всех отношениях примерно и достойно звания питомца Академии». Каждые четыре месяца необходимо было присылать «опыты трудов своих по части архитектуры», а также письменные отчеты и рапорты.

В августе 1845 года А.А. Иванов получил известие о выезде брата Сергея за границу. Проделав долгий путь, Сергей оказался во Франции. В январе 1846 года Александр просил его купить в Париже «машину, называемую "диаграф”» (камеру-лючиду). Весной того же года младший брат наконец приехал в Рим, где после пятнадцатилетней разлуки встретился с Александром Андреевичем в его мастерской (Vicolo del Vantaggio, 7). «Я застал брата, - вспоминал С.А. Иванов в письме к В.В. Стасову 15 мая 1862 года, - сильно работающего свою картину, в которой было почти все написано, за исключением фигуры Иоанна Предтечи»[4]. Увлеченный работой брата и его методом «сравнений и сличений», С.А. Иванов исполнил ряд рисунков с обнаженными мальчиками-натурщиками и натурщицами. В его альбоме имеется лист с изображением предположительно головы Иоанна Крестителя. Одновременно Сергей осматривал великолепные постройки Древнего Рима (Форум и колонну Трояна, термы Каракаллы) и выполнял рисунки-чертежи с них.

Летом 1847 года братья совершили поездку в Неаполь и Помпеи, где Сергей исполнил огромное количество видовых зарисовок, эскизы фасадов домов и росписей интерьеров (например, виллы Диомида). В отделе графики ГТГ хранятся листы эротических сценок с помпеянских фресок. К этому времени относятся изображения Александра Андреевича («Александр Иванов в Помпеях», «А.А. Иванов со спины», ГТГ) и «Портрет А. Иванова», с которого в 1879 году И.Н. Крамской исполнил знаменитый офорт. Эти натурные зарисовки послужили в дальнейшем основой при создании барельефного портрета для надгробия живописца.

В июле 1848 года в Петербурге умер от холеры отец братьев Ивановых (ровно через десять лет та же участь постигла Александра Андреевича!). О его кончине А.А. Иванов узнал только в октябре, возвратившись в Рим: «Брат щадил меня извещать в Неаполь о смерти батюшки». Уладить дела с наследством поручили другу, Ф.А. Моллеру, отъезжавшему в Петербург. Со смертью отца оборвалась последняя нить, связывавшая братьев с Россией. Революционная ситуация в Европе вынудила царское правительство издать распоряжение вернуться на родину всем русским пенсионерам. Однако братьям Ивановым удалось уклониться от этого требования и продолжить работу: старшему - над огромным полотном, младшему – над архитектурными обмерами. Альбомы С. Иванова 1840-1850-х годов заполнены копиями античных увражей, черновиками проектов и таблицами вычислений. Подобно брату, он делал выписки из сочинений древних авторов (например, Плутарха). В Италии Сергей увлекся раскопками и реконструкцией античных памятников. Несколько лет он потратил на обследование терм Каракаллы, где открыл систему их отопления, а также способ устройства сводов. Эти материалы были им опубликованы в нескольких изданиях: «Записки об истории архитектуры» (Рим, 1846); «Реставрация Каракалловых бань» (Рим, 1858); Sulla grande scalinata de'Propilei dell'Acropoli d'Atene// Annali dell'instituto di Corrispondenza Archeologica (Roma, 1861. Bd. 33, p. 275-293). В 1854 году С.А. Иванов удостоился высокого звания академика архитектуры. В это время он становится членом Немецкого археологического института.

В 1857 году Сергей отправился в многомесячное путешествие по Греции, где также активно занялся изучением и обмерами тамошних памятников. В архиве архитектора сохранились зарисовки и реконструкция храма Аполлона. В начале 1858 года в письме из Афин С.А. Иванов уговаривал брата не отправлять в Петербург неоконченную картину. Но Александр Андреевич твердо решил вернуться в Россию. Предполагая через два года вновь приехать в Рим, А. Иванов передал свою мастерскую живописцу К.Д. Флавицкому. В мае началась одиссея А.Иванова и полотна. В письмах к брату Сергею художник вел своеобразный дневник полных приключений событий.

Известие о кончине А.А. Иванова (3 июля 1858 года) застало Сергея уже в Риме. Первое письмо молодого художника М.П. Боткина, в квартире которого на Васильевском острове прошли последние дни живописца, датировано 9 июля 1858 года. В то время Сергей жил по адресу: Via S. Apolinaria, 16, в доме Людовиго Марини. Поначалу Боткин надеялся, что архитектор приедет на похороны. Однако этого не произошло. Спустя некоторое время С.А. Иванов взял на себя хлопоты по проектированию и изготовлению надгробия. Сергей оставался единственным наследником холостого брата. Ему же доставалась вся сумма, полученная от приобретения большой картины (15 тысяч рублей серебром).

Благодаря сохранившимся эскизам можно проследить эволюцию пластического оформления мемориала. Первоначально С. Иванов предполагал водрузить на высоком цоколе вертикальный постамент, окруженный круглой скульптурой. В одном случае - две обнаженные мужские фигуры со скрещенными на груди руками, в другом - женская статуя в античном хитоне. Затем столь многотрудный в исполнении и затратный проект сменил более лаконичный. С. Иванов остановился на простой стеле с барельефным изображением художника. Рассматривался вариант вытянутого по горизонтали саркофага, в центре которого располагался портрет А. Иванова, окруженный лавровыми венками. Поэтической иллюстрацией подобного решения могут служить строки В.А. Жуковского: «Лежит венец на мраморе могилы...» На белой глади мраморной гробницы четко вырисовываются контуры венков славы, сплетенных из лавровых листьев. В окончательном варианте С. Иванов достиг в памятнике гармоничных пропорций. В целом он приобрел лаконичный и величественный вид. В этой строгой простоте отразился тонкий вкус архитектора.

Показательно, как менялся внешний облик А. Иванова на барельефе: копна волнистых волос и кудри бороды были заменены гладкой прической и опрятно постриженной бородкой. Рельефнее проступил суровый профиль. Таким образом, романтический образ художника сменился эпическим образом Мастера. Не случайно исчезла используемая в ранних вариантах пояснительная надпись «живописец». По сторонам барельефного портрета художника начертаны годы его жизни, а внизу выполнена надпись: «АЛЕКСАНДРЪ ИВАНОВЪ». Другие грани памятника декорированы высеченными в камне лавровыми венками.

К исполнению замысла Сергей Иванов привлек молодого итальянского скульптора Луиджи Гульельми (1834-1907). Талантливый выпускник Академии Святого Луки в Риме, он только начинал самостоятельную работу. Возможно, Гульельми познакомился с братьями Ивановыми еще до отъезда Александра Андреевича в Петербург. Во всяком случае, в архиве С. Иванова встречается записка Гульельми, подписанная «Ваш преданный друг». Там же сохранилась и расписка ваятеля, датированная 13 июля 1859 года, о получении 390 скудо. Одновременно за 100 скудо Гульельми выполнил мраморный бюст художника, находящийся ныне в собрании Третьяковской галереи.

Надгробие было отправлено в Петербург водным путем и получено на таможне 27 октября 1860 года скульптором Александром Николаевичем Беляевым, который занимался его установкой на Новодевичьем кладбище. О проделанной работе Беляев сообщил С.А. Иванову в письме, датированном 12 января 1861 года. В настоящее время надгробие А.А. Иванова находится в Некрополе мастеров искусств Александро-Невской лавры[5].

Опыт создания надгробий пригодился С. Иванову в дальнейшем. В 1869 году скончались один за другим братья Николай Петрович, Владимир Петрович и Василий Петрович Боткины. Родственники обратились к С.А. Иванову с просьбой выполнить проект надгробного монумента. Сохранились листы с эскизами, вариантами и сметой стоимости (1869-1870, ГНИМА, инв. 7233/1-16). Волею судьбы Александр и Сергей Ивановы были связаны с представителями этого известного в Москве купеческого семейства на протяжении многих лет. Александр Андреевич познакомился в Риме с писателем Василием Боткиным. Друг В. Белинского был тонким знатоком и ценителем изящного, успешно публиковался в журналах «Отечественные записки» и «Современник». Его родной брат Михаил, будущий академик исторической живописи, сыграл большую роль в публикациях эпистолярного и художественного наследия гениального живописца. По настойчивому предложению М.П. Боткина наследственными делами А.А. Иванова занималось «Товарищество торговли Петра Боткина - сыновья» в Москве.

В Риме С. Иванов вел затворнический образ жизни, он даже поселился подальше от центра, чтобы поменьше общаться с соотечественниками. Единственными, для которых делалось исключение, были М.П. Боткин и его кузен Постников (обоих злые языки в русской колонии прозвали «близнецами»), а также исторический живописец Федор Бронников, который «с помощью брата писал портрет старика Иванова». Ф.А. Бронников состоял в переписке с П.М. Третьяковым. Весной 1873 года он получил от Павла Михайловича просьбу переговорить с архитектором по поводу «приобретения этюдов его покойного брата». 5 апреля С.А. Иванов оправил в Москву письмо с принципиальным согласием о продаже, при этом он упоминал, что в его руках осталось достаточное количество произведений: «...много этюдов, как мальчики, головы, фигуры, пейзажи и даже эскизы на картину карандашом, довольно окончательно сделанные. Но кто будет выбирать? Кто может угадать, которое может Вас удовлетворить?»[6]

На это письмо последовал ответ П.М. Третьякова, обнаруженный нами в архиве Немецкого археологического института. Приводим полностью его содержание: «Милостивый Государь Сергей Андреевич! Весьма благодарен Вам за Ваш ответ на мое письмо - истинно благодарю Вас. Вам не написал я тотчас по получении Вашего письма, по случаю разных семейных обстоятельств. Действительно трудно, почти невозможно поручить выбрать кому то ни было, а знакомы мне только «Спинка мальчика» и голова «Магдалины» (по картине), но так как может быть осенью мне удастся быть в Риме, то тогда позвольте лично прийти к Вам и лично переговорить. Прошу Вас принять желание Вам всего доброго, и уверение в глубоком почтении Вашего покорнейшего слуги П. Третьякова. Москва 29 апреля 1873»[7].

С.А. Иванов сообщил П.М. Третьякову свой последний римский адрес: «S. Francesco a Ripa, N 68. Secondo piano»[8]. Как разъяснял Ф.А. Бронников, «он живет у черта на куличках, и каждый раз, чтобы повидать его, я не только должен тратиться на извозчика, но и терять целый день»[9]. В письмах к Третьякову Бронников дает нелестные характеристики Сергею Андреевичу: человек «с черствой душой эгоиста», «это упрямейший господин и подчас совсем непонятен» и, наконец, «иметь дело с таким медведем, как Иванов, и вытащить из него из лап хоть что-нибудь - дело нелегкое»[10]. П.М. Третьяков так и не собрался посетить Рим и больше не писал сам С.А. Иванову, тем не менее собирателю удалось договориться о ряде приобретений.

Весной 1875 года обострилась давняя болезнь С. Иванова (еще в 1866 году он почти лишился слуха). Из писем Ф.А. Бронникова к П.М. Третьякову можно сделать вывод, что у него случился инсульт. 25 апреля художник писал: «Вещи будут Вам высланы тотчас, как только Иванов будет иметь возможность вставать с постели и заниматься делами, что должно случиться, быть может, через месяц. Состояние его здоровья - удовлетворительное, и есть надежда, что он поправится - если не совсем, то все-таки настолько, что может быть не в тягость самому себе. Умственные его способности совершенно восстановились, теперь остается только заняться излечением руки и ноги»[11]. Однако улучшение здоровья не наступило не только через месяц, но и через полгода. В начале декабря 1875 года Ф.А. Бронников сообщал П.М. Третьякову: «Вместе с Боткиным и Постниковым я подстрекаю Иванова, который, между прочим, все в том же безнадежном состоянии своего здоровья, не откладывать далее и выслать Вам вещи брата, приобретенные Вами. Он больной, чучело!»[12] Последнее письмо С. Иванова к П.М. Третьякову датировано 12 февраля 1876 года. В нем художник уведомлял выдающегося собирателя, что он намеревался передать для его коллекции через М.П. Боткина восемь этюдов и рисунок «Явления Христа», а также окончательный эскиз «Иосиф с братьями». За все работы архитектор хотел получить 3600 рублей. Однако М.П. Боткин «взялся с охотой привезти Вам, но небольшое изменение в его здоровье заставило отложить до теплого времени выезд его из Рима. Мне не остается более, как просить Вас покорнейше передать следуемые мне за них деньги в руки Петра Петровича Боткина»[13]. Все эти произведения поступили в собрание Третьяковской галереи и составляют ядро коллекции живописца.

В 1877 году П.М. Третьяков получил от Ф. Бронникова трагическое известие: «Спешу уведомить Вас, что весьма почтенный Сергей Андреевич Иванов умер 10 - сего февраля. И по завещанию оставил все свои капиталы в пользу Археологического Прусского института в Риме. Композиции своего брата, Александра Иванова, а также и свои собственные реставрации - в московский музей. Живописные этюды А. Иванова пойдут в продажу и преимущественно в России»[14]. В следующем письме Ф. Бронников сообщал: «Продажа этих этюдов, вероятно, состоится в России, ибо здесь, за границей, кто же их будет приобретать. По-моему, это вещь совершенно немыслимая. Итак, на этот счет тоже будьте спокойны, в свое время, вероятно, будете иметь случай выбрать из них для приобретения, что Вам понравится»[15]. На родине на кончину архитектора отозвались в печати. Так, в «Листке» архитектурного журнала «Зодчий» был опубликован некролог.

По завещанию С.А. Иванова, весь оставшийся после него капитал (46 тысяч рублей) поступил в распоряжение Немецкого археологического института в Риме. На проценты с него были изданы репродукции всех произведений брата на библейские и мифологические темы[16], а также снимки реставраций различных древних сооружений, исполненных С.А. Ивановым[17]. По условию завещания, по окончании этих изданий проценты с капитала делились поровну между Петербургской академией наук, где должна быть учреждена премия за лучшее сочинение по естественной истории, и Немецким археологическим институтом - на организацию археологических раскопок в Греции и Малой Азии.

Художественное наследие Сергея Иванова остается до сих пор малоизвестно широкой публике и специалистам. В 1938 году в Музее архитектуры в Москве состоялась единственная выставка «Термы Антонина Каракаллы в реконструкции С.А. Иванова». В 2007 году исполняется 185 лет со дня рождения и 130 лет со дня смерти архитектора, и автор этих строк надеется, что данная публикация станет своеобразным подношением мастеру.

Автор выражает благодарность главному хранителю ГНИМА И. Седовой и научному сотруднику музея Т. Никитиной за предоставленные материалы для публикации.

1. После смерти С.А. Иванова, согласно его завещанию, собрание рисунков и композиций его и брата, а также эпистолярный архив поступили в 1879 году в Московский Публичный и Румянцевский музеи. В 1925 году графическая часть наследия архитектора была передана в ГТГ а в 1939 году фонд разделили, и часть его поступила в Государственный научно-исследовательский музей архитектуры имени А.В. Щусева (далее - ГНИМА).
2. НИОР РГБ, ф. 111, ед. хр. 6.48, л. 1.
3. В 1844 году начальником над русскими художниками в Риме вместо П.И. Кривцова назначили генерала и художника-любителя Льва Ивановича Киля, с которым у А.А. Иванова не сложились отношения. В отделе графики ГТГ хранится карикатура С. Иванова, представляющая тщедушного человечка с головой льва. Вероятно, это изображение Л.И. Киля.
4. ОР РПБ, ф. 738, ед. хр. 303, л. 7 об.
5. В послереволюционное время, и особенно целенаправленно в 1930-е годы, все старые петербургские некрополи подверглись разорению. В июле 1936 года произошло перезахоронение праха Александра Иванова и перенос его надгробия с Новодевичьего кладбища.
6. Письма художников Павлу Михайловичу Третьякову. 1870-1879. М., 1968. С. 122.
7. Архив Немецкого археологического института. Письмо П.М. Третьякова. Л. 1.
8. Этот дом в районе Трастевере был приобретен архитектором в 1863-1864 годах и перестроен по собственному проекту.
9. Письма художников... С. 186.
10. Там же. С. 114, 186, 123.
11. Там же. С. 199.
12. Там же. С. 217.
13. Там же. С. 224.
14. Там же. С. 287.
15. Там же. С. 292.
16. «Библейские эскизы» А.А. Иванова были изданы в 14 выпусках в Берлине в 1879-1889 годах.
17. Археологические исследования СА.Иванова с текстом РБона были опубликованы в Берлине и Штутгарте в 1882 и 1892 годах (BohnR. Die Propylaen der Akropolis zu Athen. Berlin - Stuttgart, 1882).