Холст, масло 65 х 54
Санкт-Петербургский государственный музей театрального и музыкального искусства
В творчестве К.А. Коровина жанр портрета не был основным, писал он преимущественно тех людей, которые многое значили в его жизни, особенно творческой. Директор Императорских театров Владимир Аркадьевич Теляковский, его жена Гурли Логиновна Теляковская, знаменитый певец Федор Иванович Шаляпин, актриса Надежда Ивановна Комаровская — все они были близкими друзьями Константина Алексеевича Коровина, как и сам художник, многие годы «верой и правдой» служили театру.
Владимир Аркадьевич Теляковский (1860—1924) был сыном теоретика фортификации генерала-лейтенанта Аркадия Захаровича Теляковского — ученого с европейской известностью, участника нескольких военных кампаний. Владимир Аркадьевич получил прекрасное по тому времени воспитание. В доме отца частыми гостями были художники, музыканты, певцы. Особенно сильно Владимира Аркадьевича привлекала музыка: с шестилетнего возраста он играл на рояле. Выбрав военную карьеру, он не оставил свою страсть: уже будучи офицером Конного полка, в 1885 году закончил курс по роялю в музыкальной школе Д. Бема, одновременно занимаясь теорией музыки и композицией у композитора А.К. Лядова. Владимир Аркадьевич хорошо знал композитора и пианиста А.Г. Рубинштейна, а с его братом Н.Г. Рубинштейном, директором Московской консерватории, в 1880-е годы играл и в четыре руки, и на двух роялях. В 1888 году Теляковский окончил курс Академии Генерального штаба, в 1897 году получил чин полковника Конной гвардии и никак не мог предположить, что уже в следующем, 1898 году, он будет назначен управляющим Московской конторой Императорских театров — Большого и Малого театров. Этот поразительный и счастливый поворот в его судьбе замечательным образом отразился в дальнейшем на перспективе развития театральной жизни Москвы и Петербурга.
Владимир Аркадьевич любил театр, но не был знатоком совершенно нового для него дела. Он осознавал, что кроме собственного энтузиазма и организаторских способностей для реформы театрального искусства ему необходимо привлечь профессиональных помощников. Нельзя сказать, что его методы выбора талантов и подбора кадров были безукоризненно честными. Например, весной следующего года он познакомился с К.А. Коровиным и после долгих уговоров «переманил» художника из Русской частной оперы С.И. Мамонтова, где Константин Алексеевич был декоратором. Таким же образом он «завладел» и Ф.И. Шаляпиным. В своих «Дневниках» 26 сентября 1899 года он записал: «Шаляпина ждет большая будущность... Шаляпин — певец не Большого и не Мариинского театра, а певец мировой... Я ужасно рад, я чувствую гения!»1. 12 февраля 1900 года Теляковский в «Дневниках» отметил: «Одно появление Коровина, его беседы об искусстве и театрах для меня имели громадное значение — эта польза трудно измеряется на аршины, она открывает известный взгляд на современное искусство, его цели и стремления, словом, дает то, что может дать только талантливая натура»2.
Портрет Владимира Аркадьевича был написан Коровиным 9—19 июня 1901 года в усадьбе Отрадное недалеко от Ярославля, перешедшей к В.А. Теляковскому десятью годами ранее по наследству от отца. Константин Алексеевич приехал в Отрадное поздравить Владимира Андреевича с повышением по службе — назначением на должность директора Императорских театров.
В портрете сохранилось впечатление художника от первой встречи с Владимиром Аркадьевичем в 1899 году: «...ко мне приехал очень скромного вида человек, одетый в серую военную тужурку. Он был немножко похож лицом на простого русского солдата. В светло-серых глазах его я прочел внимание и ум»3.
Теляковский и Коровин прекрасно понимали, какой груз ответственности за петербургские и московские театры лег на нового директора. С годами дружба окрепла настолько, что Теляковский мог сказать о художнике: «Он — моя правая рука в деле»4.
Прослужив на посту директора до Февральской революции 1917 года, Теляковский почти 20 лет вел дневники, в которых день за днем фиксировал хронику жизни вверенных ему театров. По сей день специалисты обращаются к сведениям, скрупулезно записанным в этом уникальном документе. На его основе Владимир Аркадьевич написал свои «Воспоминания», а также книги «Императорские театры и 1905 год» и «Мой сослуживец Шаляпин».
Нет сомнения, согласившись на совершенно новый вид деятельности в 1898 году, Теляковский, прежде всего, заручился поддержкой своей жены Гурли Логиновны (1852—1922). Он женился на ней в 1890 году, когда она была овдовевшей баронессой Фелейзен (урожденной Миллер) и имела троих детей. Его не остановила разница в возрасте: Гурли Логиновна была старше на несколько лет. В 1891 году и в 1894 году у них родились сыновья — Вячеслав и Всеволод, в 1896 году — дочь Ирина. Владимир Аркадьевич был счастлив в браке. Он восхищался своей спутницей жизни, любил ее и уважал, увидев в ней удивительную женщину с особым шармом и большим прирожденным вкусом. Она, не признавая никаких модных тенденций, одевалась в платья по собственным моделям, была умна, начитана, знала историю, как художница-любительница занималась живописью, любила музыку и театр, особенно драматический, глубоко вникала во все тонкости как постановочного, так и художественного дела.
Многие считали, что интерес к реформам в театре у Теляковского был сформирован женой, и он находился под ее влиянием. Эта тема нередко становилась предметом злословия в обществе, в печати и за кулисами сцены. Как и ее муж, Гурли Логиновна была поклонницей талантов К.А. Коровина и А.Я. Головина, дружила с ними. Постепенно в театре нашлось место для ее художественных способностей. Сначала она давала советы, а затем сама стала рисовать эскизы театральных костюмов для спектаклей Большого и Малого театров, хотя имя ее не фигурировало на афишах.
В 1922 году Головин писал: «Она не только принимала участие в изготовлении рисунков костюмов для некоторых моих и художника Коровина постановок, но в постановках балета «Дон Кихот», оперы Берлиоза «Троянцы» и др. и «Ромео и Джульетта» в московских академических театрах все рисунки костюмов были сделаны ею целиком. Созданные ею типы — образцы танцевальных костюмов совершенно исключительной ценности — служат схемой и образцами подобных рисунков для современных балетов...»5.
Коровин вместе с Шаляпиным приезжали летом 1905 года в имение Отрадное дважды: здесь в усадебном доме в июне художником был написан портреты Гурли Логиновны, в июле — портрет его друга.
Появившиеся почти в одно и то же время работы, тем не менее, отличаются эмоциональным строем. Возможно, ключом для понимания портрета Шаляпина может послужить запись в «Дневниках» Теляковского о том неспокойном времени: «Тревожное время теперь переживает Россия. Каждый день с замиранием сердца ждешь газеты, какую-то новость привезут. Революция в Одессе и бунт на броненосце «Потемкине» превзошло все, до сих случившееся. .Все расстроены нравственно и морально...»6.
Теляковский был дружески привязан к Шаляпину, гордился им, спасал из затруднительных положений, в которые попадал в театре артист, имеющий вспыльчивый характер. Он добился для него в 1910 году высокого (для человека, недавно вышедшего из податного сословия) звания Певца Его Величества. В Коровине же Теляковский ценил не только художественное дарование; ум, наблюдательность и чуткая сердечность художника располагали к доверию и откровенности, привлекал его и тонкий юмор собеседника.
Коровин и Шаляпин познакомились летом 1896 года на Всероссийской промышленной и художественной выставке в Нижнем Новгороде и с тех пор стали близкими друзьями. «Я никогда не видал более веселого и жизнерадостного человека, — писал Константин Алексеевич о своем друге. — С самого начала его артистической карьеры мне пришлось быть с ним почти неразлучным как в театре, так и в жизни. Он сделался приятелем и моих друзей-художников — Серова, Врубеля, Поленова — и моих друзей-охотников, которых я часто описывал в моих рассказах»7.
В 1911 году Коровин, Комаровская и Шаляпин провели часть лета во Франции, в Виши, где они проходили курс лечения водами; кроме того, артист лечил ногу, поврежденную при неловком падении на сцене в Париже. Шаляпин часто сопровождал своего друга на этюды и сам писал, поглядывая на этюд Коровина. В ответ Константин Алексеевич весело смеялся: «Ты что у меня слизываешь!»8
Коровин остановился в отеле, носящем имя писательницы маркизы де Севинье, в лучшей комнате с окнами в сад. Вероятно, в ней и был написан портрет артиста.
После возвращения Коровина в Россию этот портрет был продан и показан на 9-й выставке СРХ в 1911—1912 годах в Москве и в Петербурге как собственность коллекционера М.И. Терещенко. Это обстоятельство сильно огорчило Шаляпина, о временной размолвке друзей даже писали в прессе. Но в конце концов Федор Иванович заявил в интервью: «К Коровину мои дружеские отношения такие же, как и прежде. Мне действительно было жаль, что мой портрет, который так удался, попал не ко мне. Помните, я так долго позировал и старался делать «приятное» лицо...»9.
Шаляпин немало позировал в разные годы — В. Серову, Б. Кустодиеву, Б. Григорьеву, И. Бродскому и другим художникам. Одних привлекала мощная и яркая фактура самого маэстро, другие — среди них А. Головин и А. Яковлев — предпочитали писать его в костюме и гриме, преображавших великого артиста до неузнаваемости. Да и сам Федор Иванович, как известно, прекрасно владел карандашом, кистью и пером. В его творческом наследии известно более двадцати из сохранившихся автопортретов: это и шаржи на самого себя, и зарисовки, созданные в поисках сценического образа, и даже бюст, который он вылепил однажды (в 1912 году), открыв в себе дарование скульптора.
После двухлетней разлуки артист и художник встретились в Москве в 1921 году, вероятнее всего, в конце мая или начале лета: Коровин вернулся из Тверской губернии, где жил с семьей, спасаясь от голода, а Шаляпин приехал из Петрограда в столицу более, чем на месяц. Видимо, именно в этот промежуток времени Федор Иванович вновь позировал своему другу в его мастерской.
В августе он уехал на гастроли за границу, портрет в это время экспонировался на персональной выставке художника в декабре 1921 — январе 1922 года, устроенной Главполитпросветом в салоне К.И. Михайловой. После возвращения певца в Россию в марте 1922 года портрет перешел в семью Шаляпиных в Москве.
Коровин во время занятий со своими учениками в МУЖВЗ, наставляя их на путь служения искусству, советовал влюбляться: «Кто не влюбляется, тот никогда не станет художником»10. Для самого Константина Алексеевича источником вдохновения не однажды была его жена Анна Яковлевна (урожденная Фидлер, 1872/1873—1947), по воспоминаниям Е.А. Кацмана, очень красивая женщина11 . Не раз она позировала мужу для его картин.
Ему было 46 лет, когда он встретил актрису Надежду Ивановну Комаровскую (урожденную Секевич, 1885—1967). Константин Алексеевич никогда не упоминал о ней в своих рассказах-воспоминаниях, деликатно скрывая их отношения от любопытствующих, и от будущих биографов. Близкие к художнику люди прекрасно знали, что Коровин — натура нервная и впечатлительная. И можно предположить, что жизнь его с разрывом душевных сил между семьей, где рос сын Алексей (1897—1950), любимой женщиной и максимальной отдачей жизненной энергии творчеству была подобна свече, «зажженной с двух концов», как говорил когда-то К.П. Брюллов.
Какой была Надежда Комаровская? Еще с детства она мечтала стать актрисой. Талантливая, обаятельная, трудолюбивая и настойчивая, она закончила с отличием гимназию, потом Высшие женские курсы в Москве, основанные В.И. Герье, (специализировалась по русской и зарубежной литературе) и одновременно школу МХТ (1902—1905). Ее педагогами были режиссеры В.И. Немирович-Данченко и К.С. Станиславский, друзьями — В.И. Качалов и его жена Н.Н. Литовцева, М.Ф. Андреева и А.М. Горький, оказавшие впоследствии влияние на ее дальнейшую судьбу. Позднее, в 1916 году, Е.Б. Вахтангов говорил ей: «Ваши данные — внешность, голос, пластика движений — все для большой сцены...»12.
В конце осени 1907 года актриса начала играть роли так называемых «молодых героинь» на сцене театра Корша в Москве. Коровин и Комаровская встретились, вероятно, в декабре на одном из артистических банкетов. «...Стройный, элегантный, в безукоризненном фраке, похожий скорее на француза, чем на русского», Коровин подошел к ней. «Простите, — сказал он, — что я так пристально смотрел на вас. У вас оригинальное лицо. Если вы позволите, я охотно написал бы вас»13. С этой встречи она неоднократно позировала ему для жанровых картин и портретов.
В книге «О Константине Коровине» актриса говорит только о трех своих портретах. Один из ранних, в золотисто-коричневых тонах, был отмечен, как вспоминает Надежда Ивановна, золотой медалью на Всемирной выставке в Милане, где среди других художников выставлялись В.А. Серов, Б.М. Кустодиев, Ф.А. Малявин. После смерти Комаровской портрет попал в музей, и заслуженная артистка РСФСР Валентина Веригина, подруга Надежды Ивановны еще со школы МХТ, датировала его 1909—1910 годами, подтвердив его участие на Всемирной выставке.
Это время отмечено творческими успехами Н.И. Комаровской. Весной 1909 года актриса перешла в Малый театр (1909—1916). Здесь ее первой ролью была Софья в «Горе от ума». «В исполнении г-жи Комаровской роль получила всю прелесть, всю красоту и поэтичность, которых так долго Софья была лишена на сцене, — писал 26 апреля 1911 года известный критик С. Яблонский в газете «Русское слово». Она много и с успехом играла, в том числе в 1910 году с самой М.Н. Ермоловой (в комедии норвежского писателя Б. Бьернсона «Когда цветет молодое вино»). Вполне возможно, что именно об этом замечательном портрете писал в рецензии на 7-ю выставку СРХ 1909-1910 годов С.С. Мамонтов: «... женская головка колоритна и набросана с настоящим вкусом»14.
Но в Милане, вопреки воспоминаниям Комаровской, в этот период не проходили Международные или Всемирные художественные выставки. Не мог ли портрет побывать на Всемирной выставке в Риме? Ведь именно там в 1911 году было представлено семь тысяч экспонатов, отражавших общий уровень современного искусства того времени. От России участвовали все творческие объединения, кроме двух: «Бубновый валет» и «Петербургское общество». Коровин показал пейзажи «Весна», «На пристани» и портрет «Женская голова»15. Привезли свои произведения и художники, имена которых упомянула актриса. В конце 1911 года умер В. Серов. Этот факт и воспоминания актрисы позволяют ограничить временные рамки экспонирования портрета актрисы на международных выставках 1911 годом.
Художники из разных стран с понятным нетерпением ожидали результатов работы жюри. Но происходили странные вещи. Еще до закрытия выставки, в декабре, Россия вместе с Англией, Францией, Германией и Австрией предполагала отказаться от участия в работе жюри и от наград для своих отделов «из-за несоответствующих обещаниям условий экспертизы и мизерности премий»16. Наконец, не согласившись с условиями конкурса, вышли, объявив себя «hors concours», Франция, Англия, Америка и Германия. А Россия оказалась единственной из европейских держав, чьи художники остались без всяких премий...17 Таким образом, выставочная судьба портрета нуждается в дальнейших исследованиях.
По поводу второго портрета Н.И. Комаровская писала: «От уничтожения однажды мною был спасен мой большой портрет, написанный в Железноводске, — фигура женщины, сидящей на балконе в розоватого тона платье и большой шляпе с розами. Константин Алексеевич был недоволен портретом: «В лице нет сияния», — говорил он на своем своеобразном языке художника»18. Актриса, вспоминая события пятидесятилетней давности, вероятно, писала о портрете из собрания Днепропетровского художественного музея, на котором она изображена в белом платье.
Время создания портрета, принадлежащего Самарскому областному художественному музею, — начало Первой мировой войны, хотя в воспоминаниях Комаровской нет упоминаний о тревожных событиях, происходивших в Европе. В 1914 году они отдыхали в Балаклаве, которая могла привлечь Надежду Ивановну с ее слабыми легкими своим климатом, схожим со средиземноморским. Коровин мало писал, так как окрестности города его не впечатляли, зато он с увлечением выезжал с рыбаками в море на ночную рыбалку.
На создание портрета художника вдохновил образ любимой женщины, таинственно преображенный сумраком южной ночи. Актриса вспоминала: «Был конец августа... Я сидела на подоконнике распахнутого настежь окна. Рядом в стакане с водой ярко алели гвоздики. В воздухе было свежо. Я накинула на плечи черную меховую куртку. Освещенная светом комнатной лампы, женская фигура на фоне листвы деревьев привлекла внимание Константина Алексеевича. Он попросил меня ему позировать. Окончил он эту вещь в два вечера»19.
Надежда Ивановна прожила долгую жизнь, наполненную напряженным трудом и любовью к своему призванию. Перед Октябрьской революций она играла в Камерном театре. Приняв предложение М.Ф. Андреевой, с начала февраля 1919 года она поступила в труппу Большого драматического театра в Петрограде, где играла главные роли в пьесах Шекспира, Шиллера, Мольера и других авторов. В Москву в течение 1920 года ей удалось съездить только один раз — повидать больного отца. Все это время Коровин жил с семьей в Тверской губернии и вернулся в столицу лишь к концу весны 1921 года.
Актриса приняла революционные преобразования в стране. В 1929 году ей присвоили звание заслуженной артистки РСФСР. Еще до ухода со сцены она стала педагогом в Театральном техникуме, затем — режиссером в передвижном театре под руководством П.П. Гайдебурова, во время Великой Отечественной войны была в эвакуации и ставила спектакли в Ирбите, Кирове, Нижнем Тагиле, Куйбышеве. Начиная с 1930 года Надежда Ивановна много выступала на концертной эстраде с художественным чтением, ставшим ее основным занятием по возвращении в Ленинград.
Комаровская решилась написать о Константине Коровине только к концу своей жизни. В небольшой, но во многих отношениях примечательной книге через призму лет она светло вспоминает о своем друге, его увлечениях, особенностях характера, друзьях и творческой атмосфере в его мастерской, о зарождении произведений, работу над которыми ей довелось наблюдать, а также об их совместных поездках по Крыму, Италии, Франции.
Проходят годы. Имена Константина Коровина и его друзей история навсегда вписала в свои страницы, так же как и эти замечательные портреты, живущие в коллекциях музеев, доносящие до нас из далекого прошлого мелодии душевных связей — мелодии, над которыми время уже невластно.
© 2003-2024 Журнал «ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ»
Все права защищены
Использование материалов сайта на других интернет-ресурсах разрешается только при наличии прямой активной гиперссылки на www.tg-m.ru
E-mail: art4cb@gmail.com
Дизайн - Татьяна Успенская