Пауль Клее - Пабло Пикассо: пересекающиеся вселенные

Центр Пауля Клее в Берне отмечает свое пятилетие выставкой «Клее и Пикассо» в знак уважения к двум гигантам истории искусства. Этот проект представляет выдающихся мастеров в рамках единой темы - исследование творчества Пабло Пикассо Паулем Клее - и открывает неизвестные ранее точки соприкосновения между ними. На выставке демонстрируется свыше 180 произведений из фондов Центра Пауля Клее, Музея современного искусства (МОМА) в Нью-Йорке, Музея Пикассо в Барселоне, Музея Берггрюена, Новой национальной галереи в Берлине и парижского Центра Помпиду. Проект получил поддержку наследников обоих художников.

Клее и Пикассо считаются выдающимися антиподами и как художественные персоналии они действительно совершенно разные. Один — романтик-интеллектуал, другой — южанин-жизнелюб; поэтическое самовыражение Клее, его склонность к сатире и иронии контрастируют с драматизмом, чувственностью и страстностью Пикассо.

Несмотря на противоположность темперамента, Клее и Пикассо все же принадлежали к одному поколению и стремились к обновлению искусства, обращаясь к истокам творческой энергии человека. По разнообразию и изобретательности живописного языка они имели много общего.

Пикассо — это явление природы. Все современники художника поддавались действию его чар, которое провоцировало их либо на безоговорочное одобрение, либо на неприятие. На Клее Пикассо также произвел глубочайшее впечатление. Однако, будучи крайним индивидуалистом, он не просто попал под влияние, но поставил себе цель понять «испанца». В его художественном языке смешивались восхищение и тонкая насмешка, приятие и несогласие.

Вполне вероятно, что Клее и Пикассо встречались дважды: в 1933 году в мастерской Пикассо в Париже и в 1937-м в доме Клее в Берне. Они всегда проявляли живой интерес к творчеству друг друга, и теперь, 70 лет спустя, два великих мастера вновь соединились на беспрецедентной выставке, которая позволяет подробно проследить их весьма сложные взаимоотношения.

Диалог между Клее и Пикассо составляет центр экспозиции, где Пикассо представлен как вундеркинд, а Клее — как критически настроенный аутсайдер. Работам Пикассо голубого и розового периодов противопоставлены сатирические картины Клее на стекле. Рядом с крупнейшими произведениями Пикассо периода кубизма — «ответ» Клее на кубизм, эту великую революцию в искусстве ХХ века. Картина Клее «Дань Пикассо» (1914) является единственным в его творчестве посвящением другому художнику.

Именно с кубизма Пауль Клее начал свое знакомство с оригинальными произведениями Пикассо. Это произошло в 1912 или 1913 году через работы так называемого протокубизма и картины, которые уже можно отнести к раннему этапу синтетического кубизма. Последствия для собственно творчества Клее очевидны, их можно проследить на протяжении длительного периода. Однако у Клее сформировался критический подход к Пикассо, и он четко различал для себя положительные и отрицательные стороны собрата по цеху.

В композициях, определяемых как аналитический кубизм, Пикассо ломает контуры фигур и предметов и располагает их в нескольких перспективах одновременно. Для Клее именно аналитический кубизм оказался особо важным побудительным стимулом. Он выработал на его основе базовый подход к композиции, куда можно было интегрировать самые разные мотивы. Прежде всего Клее использовал кубистическую форму при написании пейзажей, в изображении человеческого тела он обращался к приемам кубизма разве что в шутку. Новаторские достижения подобного подхода к живописи, размывание классической фигуративности и создание нового живописного языка Клее воспринимал как путь к деструкции живых организмов и художественному произволу. Однако в отношении пейзажей он, напротив, видел некое соответствие кубистических структур живой природе. Дальнейшее развитие кубизма также, несомненно, отразилось на его пейзажной живописи. Это прослеживается, например, в тунисских акварелях или работе «Каменоломня» (1915), вдохновленной изрытыми стенами котлована каменоломни в Остермундигене близ Берна.

Следует отметить, что первоначальное знакомство Клее с языком кубизма произошло не только через живопись, но и через гравюры и рисунки Пикассо. Он, безусловно, видел иллюстрации Пикассо к роману Макса Жакоба «Сен-Маторель». Первые попытки применить приемы кубизма к собственным повествовательным миниатюрам показались Клее трудными. Тем не менее вскоре он воспринял прозрачные линейные структуры и продолжал использовать их в качестве абстракций, где смог воплотить и свои оригинальные колористические решения. «Долговременное» воздействие кубизма на творчество Клее проявилось главным образом в том, что он формировал общую структуру своих композиций через кубистические построения. Даже в гораздо более поздних работах периода «Баухауса» это влияние по-прежнему ощутимо.

Одним из свойственных кубизму приемов стала овальная форма картины. В отличие от прямоугольных холстов овальная форма придавала полотнам характер автономных объектов, что особенно нравилось Пикассо и Браку. Клее также любил овалы, и многие его работы сделаны в типичном для кубизма формате, но в отличие от Пикассо он использовал овальную форму картин не как особый изобразительный прием, а в качестве цитаты. Пикассо нагромождал кубы и плоскости в центре композиции, разгружая ее к краям, а Клее распределял изображение по всей поверхности и внутренние прямоугольные формы пересекались у него с дугообразным краем.

В 1912 году живописная система кубизма претерпела изменения. Пикассо и Брак стали вводить в свои работы элементы окружающей действительности — вырезки из газет, полоски обоев, деревянные модели или нанесенные по трафарету фрагменты слов. Новая техника, получившая название papier colli (наклеенная бумага — фр.), — предшественница дадаистских коллажей — расширила диапазон выразительных возможностей. С помощью дополнявших друг друга живописных, рисованных и наклеенных элементов можно было создавать сложные комбинации изображенных и реальных фрагментов.

Знакомство Клее с синтетическим кубизмом, вероятно, было не очень основательным, поскольку в период Первой мировой войны поток информации между Германией и Францией прервался. Однако с 1910-х годов в его работах уже можно опознать соответствующие художественные приемы, которые при этом явно несут отпечаток его собственной стилистики. Клее развивает совершенно индивидуальную форму папье-колле: разрезает свои работы на части и собирает их заново, не добавляя никаких посторонних элементов. В противоположность Пикассо, он не впускает окружающую действительность в свое творчество, а остается в рамках собственной вселенной.

В композиции, созданные около 1920 года, Клее нередко включал буквы, но и здесь он не использовал привычных для кубизма комбинаций, а вводил в картины лишь таинственные аббревиатуры или одиночные литеры, смысл которых был понятен лишь ему самому. В работе «Буквенная картина» (1924) Клее применил свою технику коллажа по максимуму, используя различные виды материалов и фрагменты бумаги и покрывая их полностью маслом, так что видимой осталась лишь абстрактная структура коллажа, а его коммуникативный контент оказался скрыт от зрителя.

Важнейшей частью выставки являются работы Пикассо сюрреалистического периода, 1920-х и 1930-х годов. Деформированные тела и искаженные лица соприкасаются с фантазийными гротесками Клее, что выразилось в художественном диалоге, который глубоко повлиял на его поздние работы 1930-х. Большеформатные произведения Пикассо, в частности его «Большие женщины», подтолкнули Клее к отходу от малых форматов и созданию крупных полотен. Откровенное отображение эмоций у Пикассо также было подхвачено Клее, на этой основе он развивал собственные выразительные техники. Однако несмотря на стимулы, полученные от Пикассо, Клее все же неизменно сохранял независимость, которая делает его работы безошибочно узнаваемыми. Будучи крайним индивидуалистом, он переформулировал для себя идеи Пикассо и на основе его чувственности и драматизма создавал композиции, полные эмоциональности и поэзии. Пафос Пикассо подталкивал его к живописным комментариям пародийного характера.

В начале 1920-х годов Клее и Пикассо были довольно далеки друг от друга. Примерно в 1917-м Пикассо довершил свой стилистический переход к «классическим» формам, что многие из современников расценили как retour d I'ordre (возвращение к порядку — фр.) — консервативный возврат к предметности и объективизму. Художника стали считать ветераном завершившейся революции, истощившим себя кубизмом. Лишь немногие наблюдатели оказались открытыми для диалектических изменений, таившихся за этим переходом.

Клее, вероятно, познакомился с новым направлением в творчестве Пикассо поздней осенью 1920 года, когда был в Берне. Там на выставке французской живописи в художественной галерее демонстрировался важный образец нового направления в творчестве Пикассо — картина «Арлекин в маске» (1918, ныне — в Художественном музее Базеля). Нет никаких сведений о реакции на нее со стороны Клее, но если судить по его дальнейшему творчеству, можно предположить, что этот «новый Пикассо» стал для него менее интересен. Возрастающее стилистическое разнообразие произведений Клее, полет его фантазии, требующей индивидуальной формы для каждого сюжета, и ограниченный словарь Пикассо, опирающийся на античность и классику, представляются диаметрально противоположными. На фоне растущей славы Клее снижение популярности Пикассо и его, казалось бы, убывающая творческая энергия словно несколько успокоили первого.

Еще один фактор, который мог укрепить самооценку Клее — успех в Париже. В 1925 году он провел там несколько выставок. Сюрреалисты признали в художнике предшественника своих собственных идей, эту честь он разделил с Пикассо. Другие фракции парижского художественного сообщества приветствовали Клее как немецкого романтика и поэта-визионера духовных глубин. Столь неожиданная трактовка не только привела к тому, что он оказался единственным немецким художником в Германии, кому удалось вызвать к себе интерес в Париже, но и, вероятно, придала ему уверенность в том, что язык его живописи вполне конкурентоспособен.

Клее воспринял подобную честь спокойно. Ни в 1925, ни в 1929 году, когда представительные выставки его работ проходили в солидной парижской галерее Бернхайма-младшего, он даже не потрудился съездить в столицу Франции, чтобы укрепить новые контакты личным знакомством. Клее стал уверенным в себе художником, приемлющим собственную уникальность и его не смущало, когда поэт Луи Арагон называл его "Weimarer Hexenzahn" (ведьмин зуб из Веймара).

Из всех мифологических персонажей наибольший интерес у Пикассо вызывал Минотавр. С 1933 года человекобык из критских мифов выступает в качестве представителя и своего рода двойника художника — это телесное воплощение жизненной силы и страсти, но одновременно и жертва, и носитель моральной вины. Как писал фотограф Брассай, «для автора "Герники" древнее мифологическое животное, получеловек-полубык, очень похоже на торо — быка испанской корриды, наделенного таинственной вулканической энергией. Пикассо ощутил эти темные силы внутри себя и приручил их. Его Минотавр стал воплощением злобного чудовища с пышущими жаром ноздрями, раздувающимися от возбуждения, чудовища опасного, разумеется, но и сообразительного. Он кружит вокруг спящих дев, а затем набрасывается на их призывно беззащитные тела».

Клее, вероятно, воспринял такое самоопределение Пикассо как вызов и счел необходимым сделать ответный шаг. Его «Скептицизм в отношении быка» был лишь первой реакцией, а затем появились и иные «ответные образы». Откликом Клее на быка и минотавра Пикассо стал «Уркс» (Urchs). Само это слово, изобретенное Клее, говорило о его намерении: здесь присутствует и Ochse (нем. — бык), и его вымерший прародитель Auerochse (нем. — тур). Кроме того, слово "urchig" в бернском диалекте фонетически сходно с верхненемецким " urig", что означает «природный, самобытный». В отличие от быков урксы, по замыслу художника, животные редкие, допотопные, на грани комичного.

Нескольких серий урксов Клее хватило бы на целый каталог: «Уркс нерешительный», «Раздраженный уркс», «Старый уркс», «Уркс у воды», «Уркс, спускающийся с горы», «Уркс, спасающийся бегством»... Не менее дюжины рисованных и живописных работ 1939 года и еще три 1940-го обыгрывают тот же мотив. Вряд ли есть нужда отмечать, сколь фундаментально отличие урксов от Минотавра Пикассо или его быков. Агрессивность и неистовая страсть последних прямо противоположны почти идиотической безмятежности созданий Клее (отличается от них лишь «Уркс героических времен»). Клее еще более усилил контраст с работами Пикассо, исполнив некоторые рисунки с урксами в нарочито детской манере. Таков «Уркс слушающий», где не только контур нарисован неуверенно, но и почти отброшено всякое знание анатомии. Драматизму Пикассо противопоставлена демонстративная наивность.

Между 1937 и 1940 годами Клее пишет головы и лица в непривычно большом для него количестве. Можно предположить, что часть из них — портреты его знакомых и современников, другие модели так и остались неизвестны. Портретная галерея такого рода не имеет аналогов в наследии Клее. Всю жизнь художник интересовался внешним видом своих знакомых и разрабатывал некую визуальную форму, приемлемую для изображения определенных типов. Ранее, однако, он никогда не посвящал человеческому лицу целых серий рисунков. Разгадка причин этого вновь приводит к Пикассо. Во многих работах Клее можно отметить типичные стилистические особенности, свойственные Пикассо — деформацию и смещение.

У Пикассо особое внимание к человеческой физиономике также отмечено во второй половине 1930-х годов. Тогда им были созданы большие серии женских бюстов и полуфигур, которые во многих случаях являлись портретами его двух, очень отличающихся друг от друга любовниц — Мари-Терез Вальтер и Доры Маар. Продолжая искать новые подходы, Пикассо менял свой живописный язык, добиваясь индивидуальных характеристик не через мимику, а через выбор цвета и игру с формами. Одну и ту же голову он писал то в ярком цвете и с почти геометрическими сегментами, то в пастельных тонах и со смягченными формами. Выбор одежды и головных уборов играл в этих вариациях не меньшую роль, чем жест или поза. Для изображения чувствительной и пассивной Мари-Терез Вальтер он предпочитал сглаженные, округлые формы, для эксцентричной Доры Маар выбирал экстравагантные шляпы и экспрессивные позы в состоянии покоя. Во многих случаях Пикассо заходил в своих экспериментах с формой так далеко, что искаженные лица становились неузнаваемыми или словно распадались на отдельные, будто случайно собранные вместе фрагменты.

Клее воспринял многие из этих импульсов, хотя никоим образом не следовал за Пикассо в его формалистическом радикализме, а некоторые из формальных изобретений коллеги стали для Клее поводом к неярко выраженной, но все же сатире. Многие из его новых портретов написаны пастами или маслом на бумаге, подобная техника привнесла непривычную для него резкость и наполненность цвета, что существенно отличалось от тонких оттенков акварелей более ранних лет. Клее по-прежнему цитирует асимметрию Пикассо и его видение, однако искаженная мимика принимается им лишь как выражение особого психического состояния или внутренних проблем. Ибо форма для Клее неизменно была напрямую связана с содержанием и выражением психологии персонажей, и хотя он подошел в своих портретах очень близко к Пикассо, фундаментальное различие сохранялось.

Выставка в Берне раскрывает противоположность двух художественных вселенных и явлений культуры мирового значения и показывает, как оба художника, следуя совершенно разными путями, вписали новую главу в историю искусства ХХ столетия.

Вернуться назад