ЦВЕТ ГРАНАТА

К 120-летию со дня рождения А.Н. Волкова

На пригласительном билете, воспроизводящем репродукцию картины А.Н. Волкова «Свадьба» (1927), трубач в красном образует вместе со стоящими рядом узбеками в синем и зеленом одеяниях живописное трезвучие. Среди длинного ряда лиц, погруженных в созерцание тайн бытия, можно разглядеть и лицо автора работы (второй справа).

Александр Николаевич Волков (1886-1957), вся творческая жизнь которого практически протекала в Средней Азии, являлся создателем в целом чуждых мусульманскому Востоку станковых живописных и графических произведений. В них он стремился показать в живых образах неповторимую красоту родного края, соединив при этом восточные и западные художественные и духовные традиции. Туркестан предстает у него полным несравненной, подлинно эпической мощи. В горящих красках живописной материи оживают всепроникающие природные стихии Азии - стихия огня, источником которой является солнце, и стихия земли. Своей светоносностью цвета произведения Волкова конца 1910-х - начала 1920-х годов напоминают витражи. Персонажи сочетают почвенную силу с кроткой покорностью судьбе и умением обретать полноту существования в замкнутом пространстве.

А.Н. Волков, сын русского военного врача и, по преданию, цыганки, которую девочкой подобрал русский военный отряд, родился в г. Скобелеве (ныне Фергана). По долгу службы отец Александра постоянно разъезжал с семьей по всей территории Туркестана. С детства будущий живописец впитал в себя красоты среднеазиатской природы и своеобразие искусства - от цветущей Ферганской долины, лежащей в чаше столь любимых Волковым гор, до полных грозного величия туркменских пустынь и от узбекских и таджикских ослепительных вышивок, шелков и керамики до туркменских ковров - этой несравненной «живописи шерстью».

Караван I
Под гулкий бесконечный звон
Несут верблюды вешний сон.
Цветок, горящий на песке,
Мне вспоминается в тоске.
К горбу прикован кочевик,
Сраженный солнцем он поник -
Виденье черное пустыни
На истлелой желтой глине.
Роняя всюду медный стон,
Плывет свободы дикий звон.
Песок и дым, песок и дым
Был мне сопутником немым.
Разрезы глаз красавиц юных,
Их грудь из слитков золотых.
Несут верблюды вешний сон
Под гулкий бесконечный звон.
1923

После окончания в 1916 году Киевского художественного училища Александр Волков поселяется в Ташкенте, совершая оттуда поездки в основном в пределах Средней Азии. Занятия живописью он сочетал с преподаванием, к которому у него было явное призвание. Еще одним данным ему Богом талантом являлось стихотворчество. В течение всей жизни очень мало сказав в прозе о своем собственном искусстве, художник как бы создал в сотнях стихотворных строк его вполне адекватный поэтический эквивалент, высоко оцененный приехавшим в 1920-е годы в Ташкент Сергеем Есениным (вполне серьезно пригласившим автора в свой «цех имажинистов»).

В творчестве Волкова середины 1910-х - начала 1920-х годов при относительной повторяемости образных мотивов происходит, как в киноленте, постоянная смена стилевых приемов. Не будучи, по его словам, рабом того или иного направления современной русской и европейской живописи, он, похоже, прошел почти их все, не жертвуя при этом собственной индивидуальностью и постоянно соотнося созданное с произведениями национального искусства. Его главная цель в данный период состояла в создании работ, которые в виде станковых картин, витражей или фресок могли быть интегрированы в традиционную мусульманскую архитектуру. Так же как в азиатском искусстве, но европейскими, точнее, европейско-азиатскими средствами он стремился постичь непреходящие черты видимого мира. Наиболее характерные образные мотивы Волкова, которые проявятся потом во всем его творчестве, - караван, «пустыни карнавал» и одновременно символ движения времени и кругового вращения солнца; музицирование, поскольку мусульмане, подобно древним китайцам или пифагорейцам, верили в его магическую силу, а также многочисленные «беседы» и «общества», имевшие место, как правило, в чайханах. Как в «священных собеседованиях» ренессансной живописи, разговор людей происходит у Волкова через разговор с Богом. Суфизм, религиозно-мистическое мусульманское учение, в те годы широко распространенное в Средней Азии, признавал индивидуальное общение человека с Богом. Кульминацией всех «бесед» 1910-х - начала 1920-х годов, высшим воплощением суфистской духовности и при этом самым глубоким и самым поразительным по красоте цвета произведением всего творчества Волкова стала знаменитая «Гранатовая чайхана» (1924). В ее композиционной схеме есть нечто общее с «Троицей» Рублева. Но если всякая икона, по утверждению П. Флоренского, являлась «дверью, через которую божественные сущности входят в видимый мир», то в полотне Волкова реальные обитатели Туркестана, словно совершая так называемый «тихий зикр», сами, говоря словами Саади, «глядят в дверь иного мира». Важнейший знак этого неземного мира - светоносный гранатовый цвет, имевший символическое значение для многих мировых религий. В картине художника он звучит с несравненной силой, становясь воплощением высшей радости, которую может испытать человек.

С середины 1920-х годов творчество Волкова в соответствии с общей тенденцией развития мирового искусства поворачивается лицом к окружающей действительности. В его произведениях повторяются многие прежние темы, но героями становятся уже не духовные руководители народа, а простые люди, источником жизни которых и условием самого их существования остаются религиозно-нравственные устои. Возвращая своим персонажам жизнеподобие, Волков не делает их натуралистичными - в частном он по-прежнему передает общее, используя приемы неопримитивизма, геометрического обобщения или гиперболизации. Его герои, как и прежде, соединяют в себе мощь, порой заставляющую вспомнить персонажи его любимого Джотто, и кротость, ибо источником их силы остается духовное начало.

В 1920-е и в самом начале 1930-х годов в небольших по размерам и монументальных полотнах мастер дает широкую панораму народной жизни.

Нельзя не сказать несколько слов также о волковской графике того же периода, о его многочисленных и поразительных по красоте и силе контурных рисунках и красочных акварелях.

В начале 1930-х годов художник, как и многие его собратья по цеху, был увлечен ритмами новой эпохи, размахом строительства: дорог, заводов, колхозов. Энергия всех этих строек, сулящих пробудить Азию к новой жизни, нашла отражение в целом ряде произведений, таких, например, как «Штурм бездорожья» или «Кирпичный завод». Однако культурная политика победившего тоталитаризма оказалась в равной степени направленной против главных ценностей волковского искусства - авангардистской эстетики и религиозно-художественных национальных восточных традиций. Призывы новой критики к «перековке» приводили лишь к омертвлению образов. Тем не менее Волков нашел в себе силы к обновлению и спасению своего искусства. В гуашах и акварелях 1930-х годов и в многочисленных картинах, в основном небольшого формата, он уходит от социальной тематики и показывает человека как часть огромного природного целого. Пространство его произведений расширяется, стиль становится более живописным, форма строится свободно положенными динамичными мазками и модуляциями цвета, а существование человека подчиняется ритмам природы, оставаясь ее духовным средоточием.

В стихотворении «Поэтам Грузии» любимый художником С. Есенин писал, обозревая мировую историю: «Дралися сонмища племен, зато не ссорились поэты...» Творчество А.Н. Волкова, неразрывно соединившего Запад и Восток, - яркий тому пример.